Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич
Впрочем, долго разъезжать на столь приметном автомобиле было бы полным безумием. Саша подумал, что сейчас, наверное, пострадавший Опокин и его коллеги уже поднимают на ноги всю городскую милицию и ГАИ. Свернув в какой-то двор, Климов бросил «зачихавший» уже уазик и, стараясь не бежать, быстро зашагал прочь.
Убийства, которые на него так старательно вешали доблестные работники милиции, это, конечно, фуфло и чернуха, а вот теперь он по собственной воле стал настоящим преступником. Угрожал оружием, да где? Да кому? Разве такое простят? Рогом землю рыть будут, а найдут…
На глаза Саше попался телефон-автомат. Самое главное достижение демократии — бесплатный таксофон. Просто никому не охота, как в Москве и некоторых других городах, возиться с жетонами. В голове Александра заработала вычислительная машина, выстраивавшая то так, то эдак шесть цифр — три группки по две цифры — номер служебного телефона старого армейского друга Вальки Богданова. Бумажку с записью этого самого телефона, по которому Климов так и не удосужился позвонить, вместе с ключами от квартиры и гаража, а так же и остатками богдановских денег, отобрали у Саши в участке, и теперь беглец, сам еще толком не осознавший, что натворил, лихорадочно напрягал память, стараясь вспомнить заветный номер.
Попробовал несколько комбинаций, да все оказалось не то. Наконец по одному из номеров обладательница томного женского голоса согласилась позвать к телефону Богданова. Скорчившись в будке, Климов думал о странных словах Опокина. Если Валька — комитетчик, как выразился капитан, то почему на этого полковника, как его там, Калиткина или Калинкина, давит комитет? Что не говори, чушь выходит. Получается, заставляют ментов его, Климова, сажать, шить липовые дела, а потом приходит спаситель Богданов и вызволяет своего армейского дружка из «допра». Полная идиллия.
И потом… почему такой странный у Богданова номер телефона? Если он комитетчик, то есть по-нынешнему сотрудник ФСБ, или ФСК, то первые две цифры должны быть совершенно иными. Странно. Около будки уже нарезал круги какой-то дед, то и дело бросая на взъерошенного типа, оккупировавшего вожделенный телефон, недовольные взгляды.
«Да пошел ты!» — мысленно послал Саша нетерпеливого старика.
— Ты где? — спросил майор сразу же после приветствия.
— Гуляю по городу, старина, — язвительным тоном произнес Климов. — А где мне полагается быть? — Не дав Богданову ответить, Александр продолжил: — Позвони в Центральную лягавку, они расскажут тебе массу интересного. А главное, тебе не придется беспокоиться и вызволять меня оттуда, я упростил тебе задачу.
— Узнал что-нибудь новенькое? — невозмутимым тоном спросил майор, выслушав климовскую тираду.
— Точно!
— Ну, рассказывай.
— Понимаешь, Валь, — с притворной значительностью начал Климов, — информация сугубо конфиденциальная, а я с улицы звоню…
— Скажи куда, я приеду, — оживился Богданов.
— Я сам приеду, — со зловещими нотками в голосе пообещал Саша. — Только вот адресок призабыл, улица Емельяна Пугачева. А дом? Впрочем, зрительно помню. Найду.
На противоположном конце телефонного провода наступила тишина. Дело в том, что на этой улице находился уюный особнячок, в приснопамятные советские годы занимаемый самым грозным учреждением в стране. Теперь здание, как бы по наследству, досталось организации-преемнице славных традиций плаща и кинжала.
— Почему ты сразу не сказал мне всю правду, а? Почему? — повышая голос, выпалил Климов. — Думал, я струшу или не захочу связываться? А что я, по-твоему, мог сделать? Удрать из города? Какого хрена, а? По улицам бродит какой-то опаснейший псих-невидимка, оставляющий после себя только трупы, трупы, трупы и никаких свидетелей. Какого хрена ломать комедию?.. Ладно, не надо перебивать меня, я все знаю, я, конечно, псих, но не дурак.
— Приезжай, поговорим, — предложил Богданов. — Прямо сейчас, я тебе пропуск выпишу.
— Нет уж, дорогой мой, — прошипел Климов. — Никуда я не поеду. У меня, знаешь ли, развивается особая разновидность клаустрофобии — боюсь помещений, особенно таких, где выписывают пропуска…
— Тебе угрожает опасность, — перебил Сашу майор. — Не хочешь приезжать ко мне, назови место, я приеду туда. Один.
— Нет уж, дорогой, чем дальше от тебя, тем опасности меньше, — возразил Саша. — А что касается казенных средств и костюма… Остаток денег прибрали менты, остальное за мной, верну с учетом инфляции. Пока.
— Постой, постой, — заволновался майор, — не надо так горячиться, давай поговорим. Не все ли тебе равно, в какой организации я служу, ты ведь даже не очень хорошо понимаешь, чем каждая из них занимается. Давай встретимся и поговорим, я все объясню. Не надо горячиться.
— Послушай, майор, — сухо произнес Саша, которому почему-то расхотелось называть армейского приятеля как встарь: Богданом, ефрейтором или просто Валькой. Послушай меня. Ты верно сказал, я не знаю, чем вы там занимаетесь, да и вы, похоже, не слишком-то хорошо это знаете…
— Ну почему…
— А потому. Потому что вчера ночью у меня в квартире убили моего друга, понимаешь? Помнишь Лешку Ушакова? Конечно, помнишь! Так вот, он был пятым! Пятым из тех ребят, что кинули Носкова! Он мне все вчера рассказал… А Мехметовы ребята его вычислили и в трюм опустили, пытали… Про бабки хотели узнать. А он понятия не имел, где эти проклятые бабки! Он от них сбежал, и его у меня пришили… — Голос Климова предательски задрожал, но он справился с нахлынувшими на него чувствами. — Просто пришили, и все, и какой-то идиот, дослужившийся до капитана, два часа уговаривал меня сознаться в том, что это сделал я. И знаешь что, мне все это надоело. Надоело, и все. Прощай.
Климов вышел из душной будки в тень двора и побрел к подворотне. Что делать? Вернуться в квартиру? Приедут и выведут под белы рученьки. Пройтись по рынку, собрать долги за остатки навезенного из-за кордона шмотья, толкнуть бывшим компаньонам тачку и драпать вон из города? Куда? Да и долго ли пробегаешь? Найдут, не менты так чурки или кто-нибудь еще… Как у них в Голливуде все здорово получается. Обиделся на всех, купил «magnum» сорок четвертого калибра и пошел всех мочить направо и налево, потом полицейские приехали, собрали трупы и пожали герою руку. Звучит музыка, хеппи энд, да и только. Весело. А мне что делать? В камеру садиться? «Пушку» покупать? Да зачем покупать, можно было бы опокинским «макаровым» поиграть. (Табельное оружие, отобранное им у капитана, и рожок из сержантского АКУ Климов запихал в бардачок уазика, обменяв на сложенный вчетверо свежий номер «Крокодила». Опер, конечно, говнюк, но зачем делать человеку гадости?)
Сейчас, вынув из кармана журнал и тупо разглядывая его помятую обложку с названием, Климов вспомнил рассказанный им Богданову, в последнюю их встречу, анекдот про ловлю крокодилов на живца. С живцом вроде все понятно, но кто же крокодил? И где он прячется? Раздумывая об этом, Саша вышел из подворотни на улицу и не спеша побрел по тротуару в неизвестном направлении.
Старый город — центр, дома, многие из которых помнят дореволюционную Россию, такую тихую и спокойную. А может, это только кажется так? Не тут ли казаковал его, Сашин, дед, мамин отец — красный кавалерист, Герой Гражданской да и Отечественной войн. Боже ты мой, сколько же орденов было у старика. Надевал он их только один раз в год, в мае, на праздник Победы… Так что, уж какое там спокойствие?
И все же казалось, что именно так и было. Размеренная тихая жизнь с обязательным послеобеденным сном. Здесь, в уютном, далеком от сырой, холодной питерской революционности городке, жили Ульянов и Пешков, последний работал в газете, где писал разные колкие статейки. Хорошо у него это получалось! Особенно помнились Саше «горчичники»; обитали они на этих вот улочках, выпивали, дрались. Даже полиция их побаивалась.
Хотя, по нашим понятиям, были эти ребята довольно безобидными, никого не убивали, не пытали в подвалах бассейнов, как какие-то сволочи Лешку. Кто же убил его? И остальных? Паука, его зама, Лешкиных друзей-подельников, одним из которых мог стать и он, Климов, если бы согласился на предложение Ушакова. Кто зарезал Галю и этого безобидного голубенького братца лапотниковской жены с его интимным приятелем из оперного театра?
