Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи
Казанцев поднял на него глаза, полные печали и иронии.
— Мне ничего не известно о каких бы то ни было гарантиях, но несколько минут назад я вновь говорил с Москвой. Приказ прежний. И имейте в виду, рассказывая вам об этом я совершаю должностное преступление.
— Я оценил. Но что же тогда происходит? Это что, типичная русская халатность времен перестройки? Кто-то отдаёт приказы, которые не доходят до лиц, обязанных их выполнять?! — Алеку казалось, что он сейчас сорвется, хотя американец чувствовал, что его возмущение отдавало ненатуральностью. В конце-концов, он имел собственное мнение о происходящем, однако на подобное обвинение его собеседник должен дать какой-то ответ и из него возможно будет что почерпнуть.
— Халатность была бы меньшим из зол. Я подозреваю, что есть люди — Сергей Иванович сделал паузу — люди на самом верху, которые сознательно тянут время. С человеческими жизнями это не имеет ничего общего, мы столкнулись с политикой!
Говоря об этом американцу, 2 секретарь чувствовал себя на редкость скверно. Вымуштрованному за годы службы, ему сейчас казалось, что он не просто проявляет нелояльность к своей стране, а совершает акт предательства по отношению к Родине. Но разве можно ассоциировать Родину с наделёнными полномочиями людьми, принимающими преступные решения? Разве им он присягал? Разве для них работал? Да, у него есть приказ, но снимает ли этот приказ ответственность лично с него, Казанцева? И триста отданных на заклание душ, не будут ли они являться ему во сне всю оставшуюся жизнь? Ответа на вопросы Казанцев не знал, а на размышления времени не было. Можно было только проклинать судьбу, подложившую ему такую свинью, и занимался этим 2 секретарь весьма усердно. Но от звучащих внутри него проклятий решение проблемы не приближалось ни на йоту. А действовать нужно срочно. В глубине души Сеогей Иванович уже давно решился, но подсознательно оттягивал время, надеясь на воцарение разума в Москве. То, что террорист угрожал его собственной жизни, волновало Казанцева мало. Это была привычная опасность и он знал, как с ней обращаться. Но остальное… Выполнять глупые, неквалифицированные и даже преступные приказы ему доводилось не раз, как наверное и всякому, проведшему десятки лет в условиях строгой иерархии. Но ни один из этих приказов не вел людей непосредственно к смерти и, ругаясь, Казанцев всегда выполнял их бесприкословно. Этот же приказ был чудовищен в своем цинизме и жестокости и более всего Сергей Иванович хотел, чтобы и в Москве это поняли. Надежды на подобное было мало, но с каждой уходящей в небытие секундой 2 секретарь чувствовал присутствие некоей высшей силы, отдающей одни приказы и запрещающей выполнять другие. И теперь он уже точно знал, что так или иначе нарушит преступный приказ.
— У меня были схожие подозрения. Но услышав ваше мнение… Теперь я просто уверен! — это открытие являлось крайне неприятным для Мак Рейнолдса, хотя назвать его оригинальным он не мог. И всё же… Получив из уст Казанцева подтверждение своим опасениям, незнакомая тяжесть навалилась на плечи Алека. Может быть потому, что у него остался всего один шанс… И этим шансом был человек, сидящий перед ним. Мак Рейнолдс опустился на корточки рядом со своим сидящим на стуле собеседником. Откровенно говоря, ему более всего хотелось плюхнуться на пол и вытянуть ноги, но так было неудобно разговаривать. В остальном же дипломатический этикет не играл сейчас никакой роли.
— Послушайте! — неожиданно для себя Алек перешел на сдавленный шепот — неужели вы согласны участвовать в этом дерьме?
— Не хочется — Казанцев пожал плечами. Опровергать определение „дерьмо“ почему-то не было желания.
— Вы видите какой-нибудь выход? Помимо соучастия в убийстве или уступке террористам?
Казанцев покачал головой — Нет.
Всё. Время пришло. Мак Рейнолдс понял, настал самый удачный момент бросить карты на стол. Он смотрел в лицо собеседнику, стараясь уловить каждый нюанс его реакции. Если он откажется — из трусости или иных оснований — что ж, действительно попытаться добиться желаемого силой? В кои веки Вашингтон не против, но это же невозможно! Невозможно! Поэтому всё, действительно всё зависит сейчас от этого человека! Пусть он не решается сам проявить инициативу, но от этого Мак Рейнолдс может его избавить.
— Сергей… — Алек назвал собеседника по имени и хотел надеяться, что не ошибся в выборе тактики — мы должны спасти людей. Мы должны выдать картины!
— Вы понимаете, чем мне это грозит? Или Вы считаете, что я камикадзе, жаждущий умереть за других?
— Штаты будут держать дело на контроле и не позволят превратить вас в козла отпущения, я обещаю! Если хотите, то получите убежище для вас и вашей семьи и вам не зададут ни одного вопроса о русских секретах! Это не будет предательством! — торопливо, комкая испанские слова бормотал Мак Рейнолдс.
Всё. Сейчас должно всё решиться.
Казанцев смерил его долгим взглядом.
„И что же вы потеряли в этом паршивом „Боинге“? Уж во всяком случае, не одного сенатора! Впрочем, плевать…“
— Обещайте мне, что Штаты задействуют все средства для возвращения картин. Мне нужно ваше слово не для объяснений в Москве, а для успокоения собственной совести.
— Я гарантирую вам! — в душе Мак Рейнолдс понимал, что это обещание он может сдержать только в отношении себя самого, но времени вдаваться в подробности не было. Правительство США наделило его многими полномочиями и он пользовался ими. „Пусть Вашингтон только не сдержит слова потом!“
— Что ж, тогда поторопимся. А в Америку — произнес Казанцев насмешливо — я не поеду.
Он протянул Алеку руку и тот пожал её с такой благодарностью, которой не испытывал уже очень давно. И в этот самый момент в приемной появился Моргунов.
— Господа, ваше время истекло. Сейчас мы отправимся с за картинами, хотите вы того или нет — ствол его пистолета был направлен Казанцеву в живот.
— Уберите игрушку — устало оборвал его 2 секретарь — мы выдаем картины. По настоянию Соединенных Штатов и под их гарантии.
Любые гарантии были Моргунову сейчас безразличны. Новость так ошеломила его, что он даже не сразу понял реальность происходящего.
— Немедленно? — рука с пистолетом дрогнула и чуть опустилась.
— Как я понял, у нас осталось мало времени…
— Верно! — постепенно террорист обретал былую самоуверенность- Так… — он встряхнул головой, словно приводя себя в чувство — поедем на моей машине.
— Сегодня сокращенный день, выставка скоро закроется. Это нам на руку — заметил Казанцев, обращаясь к Алеку. На Моргунова он намеренно не смотрел, этот человек вызывал у него отвращение и он не считал нужным его скрывать.
— Анатолий Юрьевич, вы едете с нами, без вашего авторитета мы не обойдемся!
Решение было принято. Причем решение верное и это возвратило 2 секретарю его обычную активность и деловой стиль поведения. Чем бы выдача картин лично ему не грозила. Ещё никогда он так отчетливо не понимал, что чистая совесть оставляет в душе гораздо более приятное ощущение, чем исполненный приказ.
Столица североафриканской страны, время 15:15
Али Хасан ворвался в холл с перекошенным лицом, на котором отсутствовала и тень привычного вежливого и располагающего выражения. Рогов отставил стакан и поднялся:
— Пора ехать, господин Хасан, мы ведь не знаем точное время прибытия самолета с картинами.
— Пора! — Хасан сжал кулаки — но придется подождать, ещё минимум полчаса!
— Что случилось? — Рогов вновь почувствовал, как противные капли пота начинают стекать по спине.
— Самому гнусному из всех здешних американских журналистов срочно потребовалось от меня интервью!
— Вы что, не можете ему отказать? — несмотря на страх, Рогов чуть не рассмеялся.
— Я же сказал „самый гнусный“. Он связан с ЦРУ и очевидно явится сюда не просто так — у хозяина дома были неплохие источники информации — Одну неприятную для меня вещь он уже упомянул.
— Это не может иметь отношения…
— К нашему делу? Нет. А если да, то утечка информации произошла у вас и вы за это дорого заплатите! — Хасан, угрожающе прищурившись, приблизился к собеседнику.
— У нас всё чисто, господин Хасан, уверяю вас! — Рогов отшатнулся, не отрывая глаз от побелевших костяшек на кулаках араба.
— Хочется верить. Хотя вы целый день торчите в моем доме и вряд ли можете это знать. Во всяком случае, через десять минут он будет здесь. Но так или иначе, ничего хорошего от его визита я не жду — Хасан сунул руки в карманы и задумчиво посмотрел в потолок — неужели они решили взяться за старое? — пробормотал он едва слышно себе под нос.
Рогов сделал вид, что не расслышал замечание, но на самом деле оно его обрадовало и успокоило. То, что за Хасаном водятся грешки, он не сомневался, однако какое всё это имело значение? Важен только успех операции и… собственная безопасность. Подрагивающей рукой Иван налил себе ещё „Мартини“, добавив в него только лед. „Силы небесные, когда же всё кончится?“
