Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи
Боб быстро нашел в записной книжке номер Хасана и набрал его. Как обычно, на проводе оказался секретариат. Квинн представился и попросил соединить его с хозяином.
— Осмелюся спросить, какой вопрос вы хотите обсудить с господином Хасаном? Видете ли, у вас не назначен на сегодня прием…
— Речь идет об очень важном для вашего шефа деле.
— Я повторяю, господин Хасан занят, а вы сегодня не назначены на прием.
— Скажите ему, что через два дня в газете должна появиться моя статья о деловых людях вашей страны. Вы же не хотите, чтобы я отметил в ней, как трудно получить интервью у самого богатого нефтепромышленника столицы. Да ещё по вине его секретаря! И скажите господину Хасану, что мой визит не потребует много времени. Я просто хотел кое-что уточнить у него по поводу нефтяных поставок 1991 года…
— Хорошо, я сейчас проинформирую господина Хасана.
— Будьте так любезны — с ухмылкой подтвердил Квинн.
В глубине души успех своей миссии Боб считал весьма сомнительным. Слишком уж поспешные выводы привели к тому, что было принято решение послать его к арабу. Да, по своим морально-волевым качествам Али мог вполне решиться на такую операцию и даже выступить в роли организатора. Степень его страсти к живописи могла сравниться только с любовью к деньгам или даже превосходила её, поскольку деньги на картины он обменивал охотно, а об обратном процессе Боб ничего не слышал. Но недостаток времени, в условиях которого приходилось действовать людям в Вашингтоне, привел к тому, что провести нормальную, регулярную тайную операцию не представлялось возможным. Боб знал, как нужно поступать в таких случаях. Лицо, вызывающее интерес Управления подвергалось полнейшей проверке, начиная интимными привычками и заканчивая банковскими операциями. Слежка, прослушивание телефонных переговоров, по возможности перлюстрация корреспонденции — все средства хороши, если ведут к цели. И не всегда, но в подавляющем большинстве случаев что-нибудь да выплывало. Почти наверняка. Просвечивая столь подробно даже самых невинных людей, можно установить множество фактов, которые им хотелось бы скрыть, а невинные люди нечасто попадали в поле зрения ЦРУ. Боб был уверен, что будь в распоряжении здешней резидентуры Управления хотя бы неделя, компромата на Хасана набралось бы предостаточно. И если он имеет отношение к картинам с испанской выставки, это стало бы наверняка известно. Но сейчас, на основании намеков и полутонов, которые навели на араба подозрение, гарантировать его причастность к делу не мог никто. И Квинн отдавал себе отчет, что после беседы с Али ясности может и не прибавиться. С такими жалкими уликами многого не добьешся. Поэтому-то всё зависит от него, Роберта Теренса Квинна, от его способности вести игру, определять беседу, льстить и запугивать, просчитывать ходы соперника, подлавливать его на противоречиях и угадывать его мысли. Жизнь трехсот людей зависит от него, худого и невысокого человечка, который более всего опасался неудачно упасть и что-нибудь сломать в местах старых травм. Пирамида разыгрывающейся трагедии достигла своей вершины и над нею уже ничего не было. Форвардом в игре сейчас становился он. И не в последнюю очередь именно поэтому Боб любил свою тайную профессию.
Воздушное пространство в районе г. Тайшет, московское время 17:35
Стрелка указателя уровня топлива опустилась уже довольно низко, хотя по данным бортового компьютера, на рассчитанную дальность полета его вполне должно хватить. Хорев включил насос и перекачал содержимое подвесных топливных баков в основные, где для него уже нашлось место. Отстреливать пустые баки сейчас майор не стал, чтобы не привлекать внимания преследователей и не показать, что помимо того, что им известно, он имеет ещё и свой, личный, ни с кем не согласованный план. От баков он избавится непосредственно перед тем, как „Боинг“ получит свою ракету и майор почти уже не сомневался, что так оно и будет. Вера в успех операции с картинами оставляла его всё больше и больше, но он практически не жалел об этом, слишком велика была опасность и незаметно, но верно накапливающийся стресс от полета, чтобы думать обо всем. Потом, потом будет время… или не будет. „Странно, но Матвееву я до сих пор верю! Или это самоуспокоение? Вряд ли.“ А там… Баки на мини-парашютах опустятся на землю, но много раньше, нежели они её достигнут, всё решится. Во рту пересохло и скулы как-то неприятно сводило, но последними каплями воды майор запил последние таблетки для поддержания бодрости. Его преследователи всё также держались позади и рядом с ним в полной темноте, не включая прожекторы, чтобы не выдать себя „Боингу“. Очевидно, в предписаниях секретности ничего не изменилось. Один раз Хорев попытался прослушать их переговоры с землей и между собой, но перебрав все известные частоты своей части, оставил эти попытки, не найдя ничего, кроме треска и шумов. Очевидно, переговоры кодировались — неплохо придумано. То, что посланные на перехват не включали бортовых огней, майору пришлось по душе. Это как-то уравнивало их всех, пять однотипных истребителей, пронзающих ночь, одинаково темных и готовых к бою. Казалось, что не было его, Хорева, „плохого“, и остальных, „хороших“, а просто ночь, в которой все равны. Облучать его радарами боевого наведения так никто и не рискнул и в глубине души майор поапплодировал разуму тех, кто принимает решения на земле. Ибо в этом случае он бы стрелял не медля, чтобы успеть катапультироваться самому ещё до того, как ракета настигнет его собственную машину. Даже далекий сообщник не знал, как жаждал майор настоящего боя. Но всё казалось спокойным. Луна взошла высоко и лайнер, и без того ярко светящийся сквозь свои иллюминаторы, лежал перед ним как на ладони. Радиотелефон, который Хорев переложил себе на колени, по-прежнему молчал. А это означало, что самое интересное ещё впереди.
г. Мадрид, российское посольство, время 15:30
На двери приемной второго секретаря посольства висела табличка „закрыто“, но Мак Рейнолдс не обратил на неё внимания. И сейчас в здание посольства он прошел пользуясь своим прежним, собственно говоря уже недействительным пропуском, а больше наглостью, дружески и снисходительно кивнув охраннику на дверях. Улаживать мелкие формальности времени не было, и без того каждый взгляд на часы повергал его в ужас.
В приемной было всё также пусто и Алек постучал, сопроводив свой стук словами „Это я, Мак Рейнолдс“! В конце-концов, все присутствующие за дверью в той или иной степени его знали, а получить шальную пули от распсиховавшегося террориста ему совсем не улыбалось. Ответа не последовало и он вошел — всё, как и в первый раз. Но ситуация в кабинете, казалось, явно изменилась. Заметно побледневшими выглядели все, а в особенности тот, кто заварил всю кашу. Но в то же время лицо этого человека несло на себе выражение достаточно самоуверенное и отчаянное, чтобы попытаться настоять на своем силой и это Алеку не понравилось.
Когда он вошел, Моргунов криво и вымученно улыбнулся и немного расслабился.
— А, наш американский друг! Ну заходите, а то мы вас уже потеряли.
— Я отлучался поговорить с моим руководством — начал Мак Рейнолдс, стараясь глядеть собеседнику прямо в глаза — и оно по-прежнему настаивает на таком решении проблемы, чтобы люди на борту самолета не понесли ущерба. Я лично исхожу из того, что все меры для этого хороши.
— Разумно мыслите — кивнул Моргунов — я уже который час пытаюсь внушить то же самое этим остолопам!
— Тогда вы позволите мне поговорить минутку наедине с господином Казанцевым?
— А потом вы опять исчезнете, оставив меня в неведении? Говорите уж открыто, чего там, все свои! — террорист хрипло расхохотался, но в комнате от этого почему-то не стало веселее.
— Мне кажется, если вы согласитесь с моим предложением, господину Казанцеву будет проще принять решение, которое устроит нас всех.
2 секретарь посольства не отрывал от Алека остекленевшего взгляда. Для того, чтобы понять, что российского дипломата раздирают изнутри неразрешимые противоречия, достаточно было одного мгновения.
— Валяйте — Моргунов устало махнул рукой, держащей пистолет.
Едва выйдя в приемную, Казанцев вновь опустился на стул, казалось, что нервное напряжение порождает чисто физическую усталость, да ещё какую!
— Есть новости? — коротко спросил он.
— Наши люди пытаются найти заказчика, но результат мне пока неизвестен. Это была плохая новость, а теперь настало время для хорошей. Ваш президент дал гарантии правительству США, что любой ценой попытается спасти жизни людей. Вы понимаете? Любой ценой! — Мак Рейнолдс ободряюще улыбнулся собеседнику — Значит картины должны быть выданы!
Казанцев поднял на него глаза, полные печали и иронии.
— Мне ничего не известно о каких бы то ни было гарантиях, но несколько минут назад я вновь говорил с Москвой. Приказ прежний. И имейте в виду, рассказывая вам об этом я совершаю должностное преступление.
