Лучший частный детектив - Молчанова Ольга Павловна

Повторяю: там бездна информации, но самое интересное, как я выяснила, содержится на полках с надписью «Разное». Сюда попадает то, что по каким-то причинам не вписывается в общую систему классификации.

— Извини, — прервал её Успенцев, — и что же это может быть, например?

— Это может быть, скажем, чьё-то обращение в сам архив и переписка по этому поводу, какие-то личные бумаги, например, того же академика Писаржевского, документы, связанные с редкими, необычными событиями, произошедшими на территории области и города за последние два столетия, а также многое другое.

И вот однажды, помнится, это было в конце октября прошлого года, перебирая коробки с документами на дальней полке с надписью «Разное», я обнаружила одну из них, лежащую в самом углу. Она была покрыта пылью, было ясно, что её давно не открывали. На наклейке значилось: «Мина Семёнович Копылов: 1899–1900». Я знала, что в архиве существуют материалы по этому человеку, но в другом месте и в большем количестве. Эта же коробка лежала почему-то отдельно. Разумеется, я открыла её.

Внутри находились старые, дореволюционные ещё городские газеты, такие как «Приднепровский край», издателем которой, кстати, и был Мина Копылов, часть какого-то письма, написанного каллиграфическим почерком, и ничего более. В каждом из номеров, начиная с октября 1899 года, либо рассказывалось об очередном преступлении, совершённом убийцей-маньяком, либо обсуждался ход полицейских расследований и высказывались какие-то предположения по этому поводу.

Первое убийство произошло на улице Безулевской, и жертвой его стала молодая женщина. Преступник ничего не взял из ее вещей, не тронул ни сережек, ни золотого браслета с красивой гравировкой, ни платинового кулона. Он просто перерезал ей горло, раздел и придал телу позу эмбриона. Женщина из мещанского сословия была незамужней и, по словам безутешных родителей, только собиралась под венец, но с кем, им было неизвестно.

Спустя неделю убийство повторилось на соседней улице. Почерк был тем же: молодая незамужняя женщина, перерезанное горло, нетронутые золотые украшения. Отличие состояло лишь в иной позе мёртвого тела и в том, что в этот раз убийца на лбу убитой вырезал изображение, которое из-за потеков трудно было разобрать.

Цепь убийств растянулась на полгода. И каждый раз преступник тем или иным способом укладывал в особую позу труп, и «расписывался», вырезая кожу на лбу в виде некоего знака. Последнее тело было найдено на острове с характерным названием Ад, который располагался ближе к правому берегу Днепра чуть выше по течению от Монастырского острова. На этот раз обнажённому телу девушки была придана одна из поз витрувианского человека, а вокруг него был описан правильный круг.

Убийства после этого прекратились так же неожиданно, как и начались. Сам убийца пойман не был.

Вот и весь мой рассказ, господа сыщики. Слабо вам разгадать эту тайну?

Вопрос был, конечно, интересным. Мы с Успенцевым переглянулись и, не сговариваясь, молча отпили по глотку вина.

— Дашенька, а ты в курсе, дорогая, что описанные тобой события и наше время разделяют без малого сто двадцать лет, и что шанс раскрыть преступление с опозданием даже на несколько дней довольно мал? — отреагировал мой друг, чья профессиональная гордость отчасти была задета. — Статистика такова: наибольший процент раскрытых преступлений приходится на те, расследование которых было начато немедленно. Потом кривая раскрытия идёт по ниспадающей, упорно стремясь к нулю.

— Да! А я вот читала недавно Луиса Ламура — не помню, как называется это произведение — так там писателю, от имени которого ведётся рассказ, удалось раскрыть преступление, совершённое лет сто назад.

— Отлично, Дашенька! У меня просто гора с плеч свалилась: эта фантастика точно по части нашего пишущего друга. Вы слышали, Холмс? Слабо вам потягаться в части выдумки с вашим американским, если не ошибаюсь, коллегой?

Я усмехнулся:

— Напрасно иронизируете, Ватсон. Я, пожалуй, приму этот вызов, хотя бы для того, чтобы заполнить тот вакуум, которым вот уже несколько месяцев заполнено пространство вокруг нас. Я имею в виду вакуум значимых событий, способных вызывать всплеск адреналина в наших стареющих организмах. Даша, определение «стареющих» к тебе не относится, можешь улыбнуться.

Скучно живём, скажу я вам, господа! Давайте выпьем за женскую способность ставить перед нами, мужчинами, непростые задачи. Вот живёшь ты тихо и мирно, никого не беспокоя своим присутствием, а потом вдруг она приходит и говорит: милый, а ты можешь сделать так, чтобы холодильник сам говорил мне, что ночью есть нельзя? И всё, с этой минуты твои мысли подсознательно будут заняты исключительно решением этой задачи.

— Я не говорила «милый»…

— А напрасно, Дашенька! — тут же отреагировал Успенцев. — Ты не представляешь, какие возможности открываются перед женщиной после того, как она произносит, глядя жертве в глаза, это простое слово: «милый». Холмс, я вижу оттенок смущения на вашем лице, или мне это кажется?

— Перестань, Лёшка, упражняться в остроумии. Так что, пьём или как?

Мы чокнулись и опорожнили наши бокалы. Официант тут же беззвучно материализовался и наполнил образовавшуюся пустоту. На столе уже стояли заказанные нами салаты и горка хрустящих хлебцов между ними. Некоторое время царила тишина, изредка нарушаемая звуками, доносящимися из большого зала. Потом я, обдумывая рассказ и своё некстати вырвавшееся предложение, спросил:

— Даша, я надеюсь, эти газеты можно будет как-то увидеть?

— Конечно, статьи отсканированы, и теперь всё это находится в моём компьютере.

— А ты могла бы переслать мне на почту этот материал?

— Конечно, перешлю. А что, ты и в самом деле хочешь взяться за это безнадёжное мероприятие? Не стоит, Игорь, я рассказала вам об этом преступлении потому, что оно вызвало у меня в первые минуты ощущение какого-то потустороннего ужаса. Я не могу даже объяснить это своё состояние, ведь всё это было так давно. Но я представила этих несчастных молодых женщин, которые были где-то моего возраста, их желание жить до последней минуты, потом жуткую смерть и то, что он делал потом с их обнажёнными телами. Они умерли неотомщёнными, и это неправильно: зло должно быть наказано, и время здесь не должно иметь значения.

— Да, — заметил Успенцев, — ты права: зло должно быть наказано, и для него не существует срока давности. Но, увы, так происходит далеко не всегда, и мне ли не знать это. В данном же случае можно рассчитывать только на то, что имя убийцы станет известно, не более того, поскольку сам он давно уже пребывает в нездешнем мире.

Кстати, интересно было бы взглянуть на эти позы, которые он придавал телам. Я прошу тебя, Даша, сбрось и мне на комп эту информацию. Уверен, что это было не просто так, в этом должен был быть какой-то смысл, возможно, не понятый тогда местными дознавателями. А ты не поднимала архивы криминальной полиции за это время?

— Я пыталась это сделать, но все полицейские дела того времени были, к сожалению, уничтожены во время революционных событий. Никаких материалов, касающихся раскрытия этих преступлений, я не смогла найти.

— Жаль, там могли быть какие-то подробности, которые не попали в печать. Да, кстати, эти публикации принадлежат одному автору или их было несколько?

— Нет, они принадлежат разным людям, но их, если мне не изменяет память, немного: два или три. Последняя статья тоже имеет отношение к упомянутым убийствам. Она написана анонимным автором и размещена в другой газете, которая выходила под названием «Екатеринославские губернские ведомости». Та часть письма, которая лежала вместе с газетными вырезками, подписана Никодимом Хворостовским. В ней также упоминаются эти убийства, и этот Никодим отмечает, что они напоминают ему некий ритуал, с которым ему пришлось ознакомиться в своей поездке. Он говорит что-то о пропавших письмах, как бы в чём-то оправдывается перед адресатом, но в чём, я так и не поняла.