Лучший частный детектив - Молчанова Ольга Павловна
Это единственная возможность для нас восстановить ставший привычным образ жизни, вернуть наши возможности и, это главное, брат, нашу молодость. Я верю, что на всё сказанное услышу от тебя «аминь», и, прошу тебя, брат, приезжай, не медли.
В.С.В.С.В.
P.S. Мне кажется, что не стоит подключать к решению нашей проблемы братьев из местного отделения Великой ложи. Сохраним в тайне наши действия на востоке.
Прими моё братское лобзание.
Искренне твой Э.Я. Вюрглер».
Даша закончила читать, и в комнате воцарилось молчание. Нарушил его Успенцев:
— Если бы это не происходило со мной, — сказал он, — никогда бы не поверил в эту мистическую чушь. Но реальность выше убеждений, и приходится в очередной раз констатировать, что знания наши об окружающем мире подобны песчинке, случайно поднятой ветром над пустыней. Это ничего, что я в таком изысканном стиле излагаю несвойственные мне мысли?
— Это, Лёшенька, всего лишь информационный шок, обычное явление для неокрепшей психики, — заметил я. — Но что ты думаешь о контейнере, который упоминается в письме?
— Хороший вопрос и, главное, своевременный. Одну минутку, коллеги, я принесу эту мистическую книгу. Сдаётся мне, что она и есть тот самый контейнер, упоминаемый в письме хозяином Дома с рептилиями.
Успенцев вернулся с фолиантом в руках и положил его на стол.
— Тяжёлая книга, что, впрочем, не удивительно: кожа, размеры. Но зачем, скажите на милость, такие толстые обложки, в особенности задняя?
Он раскрыл книгу. Собственный объём её оказался небольшим. Герметические знания были изложены, примерно, на восьмидесяти страницах. Затем следовало около сотни страниц, сплошь покрытых химическими формулами и алхимическими знаками. Основной вес и размеры книге придавали обложки, сделанные, скорее всего, вручную и обтянутые чёрной кожей. Толщина каждой была не менее полутора сантиметра.
Мы с Дашей внимательно смотрели за тем, как Лёшка миллиметр за миллиметром обследовал книгу. При очередной манипуляции на стол из пулевого отверстия неожиданно высыпались несколько довольно крупных зеленоватых крошек.
— Смотрите, что это? — воскликнула Даша.
Я взял пару крупинок и внимательно осмотрел их:
— Похоже на частички какого-то минерала.
— У тебя есть какой-нибудь большой острый нож? — поинтересовался Успенцев, стараясь под углом заглянуть внутрь отверстия. — Там определённо что-то есть, но добраться до него можно только испортив обложку.
Я принёс охотничий нож, лежавший у меня на письменном столе исключительно в качестве украшения. Лёшка осторожно сделал глубокий надрез по периметру крышки, и она легко отделилась от переплёта. Внутри в квадратном углублении лежала пластинка из зеленоватого камня. По стечению обстоятельств пуля попала точно в её середину, расколов на множество кусочков разных размеров.
Мы молча смотрели на изувеченный артефакт.
— Игорёк, принеси, пожалуйста, твой цифровой фотоаппарат. Нужно снять это под разными углами, может, нашим специалистам удастся восстановить целостность этого камешка. Хотя надежды на это мало.
Я вернулся с цифровиком, и мы вдумчиво сделали несколько десятков снимков.
— Смотрите, — сказала Даша, подсвечивая себе маленьким, но мощным фонариком, — на вот этом довольно большом фрагменте видны какие-то знаки. Лёша, передай мне, будь добр, лупу. Она у тебя за спиной на полке.
Мы по очереди осмотрели осколок.
— Если бы не знал, что эту штуковину привёз из Египта дед Броцкого, как это следует из письма, то рискнул бы предположить, что это лазерная насечка, — заметил Успенцев.
— А я не так давно читала статью о письменности народа, живущего на острове Пасхи. Они там писали на дощечках, которые назывались кохау-ронго-ронго. Могу ошибиться, но, по-моему, там были очень похожие значки. В этой статье, кстати, автор уверял, что они напоминают египетские иероглифы.
Помнишь, — она обратилась ко мне, — я говорила тебе, что почитаемый в Египте Гермес Трисмегист, согласно легендам, был одним из главных вождей народа, чья страна погибла где-то далеко в океане на западе. Рассказывают, что он знания своего народа изложил в нескольких тысячах книг, которые позже погибли в результате сожжения Александрийской библиотеки.
Но особые, самые сокровенные сведения, благодаря которым можно было влиять на структуру Вселенной, на сознание человека хранились на так называемых изумрудных скрижалях. По сохранившимся сведениям их было три, и каждая содержала колоссальный объём информации. Как думаете, не одна ли из них сейчас перед нами?
— Если связать в одну логическую цепочку всё, что нам известно, то, возможно, ты и права, Даша, — заметил Успенцев.
— Жаль только, что такая уникальная вещь безнадёжно испорчена, — добавил я. — Понятно, что покойному ныне Броцкому каким-то образом удалось прочитать текст, записанный на этой табличке. Скорее всего, ключ к его пониманию как-то раздобыли его дед или отец. Они же, как мы знаем из письма Писаржевского, были помешаны на египтологии.
Кстати, я совсем не уверен, что это изумруд, хотя внешне материал похож на него. Скорее всего, это какой-то синтетический композит, мощный носитель информации. Кто знает, вполне возможно даже, что это продукт внеземных технологий. Помнишь нашу находку в Крыму?
— Да, — откликнулся Успенцев, — там было ещё круче.
— А что произошло в Крыму? — спросила Даша. — Вы уже не в первый раз упоминаете об этом.
— Это, Дашенька, длинная история. За вечер её не расскажешь, но если не ошибаюсь, наш пишущий брат скоро поведает об этом широкой публике. Я прав, Игорёк?
— Да, рассказ о волчьей семье будет готов через пару недель. А до того времени пусть эта история, говоря высоким слогом, останется покрытой вуалью тайны.
— Так нечестно, — совсем по-детски надула губы девушка, — вы знаете, а я — нет. Тогда и я вам кое-что не расскажу, а это, между прочим, настоящая тайна, не то что ваша про каких-то волков. Я ведь, мальчики, не напрасно сижу в областном архиве, там на пыльных полках хранится много интересного.
— Ну, хорошо, — тут же повёлся Лёшка, — давай так: ты вначале нам выложишь свою тайну, а затем мы расскажем тебе о наших приключениях в Крыму. Идёт?
— Нет уж, не идёт! Каждому хочется обидеть юную девушку. Вот когда выйдет рассказ Игоря, тогда я и расскажу вам о моей тайне. А сейчас, если нет возражений, давайте устраиваться на ночь: день был трудный, нервный. Лёша, ты остаёшься или домой?
— Да, пожалуй, останусь. Что-то не хочется мне выходить под этот дождь, за день достал.
Все разбрелись по комнатам устраивать спальные места, пожелали друг другу спокойной ночи, и в квартире стало тихо. Лишь иногда свет от фар машин, сворачивающих с набережной на Литейную, скользил по стене слева направо, нарушая статичность времени. Я вскоре уснул.
Не знаю, сколько прошло времени, но разбудило меня ощущение чьего-то присутствия в кабинете. Я забыл задёрнуть шторы на окне, и комната была довольно ярко освещена уличным фонарём. В кресле у письменного стола, подперев голову руками, сидел человек. На нём был чёрный костюм, белая рубашка, чёрный галстук. Я даже разглядел запонки на манжетах, по крайней мере, мне так показалось. Лицо человека плохо просматривалось, но он был явно не молод.
Я сел на диване, чувствуя, как тело медленно покрывается холодным потом.
— Кто вы? — с трудом и почему-то шёпотом произнёс я.
— Моё имя ничего не скажет вам, но сегодня в соседней комнате был убит человек, которого я называл братом. Я уже несколько минут наблюдаю за вами и думаю, стоит ли мне наказать вас за то, что вы лишили меня будущего, или простить, как прощают детей неразумных.
В голосе человека был слышен сильный акцент. И хотя фразы он строил правильно и слова подбирал, не задумываясь, но русский язык явно не был его родным. Мне сразу в голову пришла мысль о письме, которое совсем недавно читала нам Даша.
— Простите, вас зовут Эмиль Яковлевич Вюрглер?
