Евгений Сартинов - Черный риэлтер
Один из наркош подковылял на своих подгибающихся ногах.
— Чемодана знаешь? — спросил Жора.
— Чемодана? Это Витька, что ли, или Олег? У нас тут два Чемодана.
Жора достал фотографию.
— Вот этого.
— А, это Витек, — сразу определил наркоша.
— Где он живет?
— Вот сюда поедешь, — пацан махнул рукой в сторону одной из улиц, — потом направо, а там еще три дома и хата Чемодана.
— Ага, понятно.
— Брат, спонсируй чирик на поправку здоровья. Подыхаю.
Могильщик сунул ему десятку, тот залопотал что-то еще, но Жора уже поднял стекло и поехал в указанном направлении. Там он снова засомневался, так ли едет, но потом увидел стоящий рядом с домом автомобиль, жутко знакомую «девятку», около его трясся от холода парнишка. Только глянув в его сторону, Жора, не притормаживая, помчался дальше.
— Ты чего? — удивилась Сонька. — Нам же сюда надо?
— Рожа этого парня мне не нравиться, — пояснил Жора.
— Почему?
— Косой он, да еще и рыжий.
В самом деле, парень удивительно подходил под описание того самого кореша, что искал молодого Сыча у его бабушки. Они завернули в проулок, Жора тут же остановил машину, и выскочил из салона, кинув на ходу цыганке: — Жди здесь!
В это время в небольшом домике, в том самом, где на стреме стоял рыжий Косой, было пыльно и жарко. Старинная русская печь была раскалена до предела. А виной тому, что пыль стояла столбом, были нескольких взломанных досок пола. Кроме того, пыль сквозняком неслась из открытой двери чулана, где так же была взбаламучена вверх дном вся рухлядь. А еще в обоих комнатках была перевернута вверх ногами вся мебель. Надрывался только старый телевизор, да и то только для того, чтобы заглушить стоны избиваемых бандитами Сычка и Чемодана. Они были привязаны спина к спине к старомодным стульям, по пояс голыми. Лица домушников были разбиты так, что только по комплекции можно было определить, кто из них есть кто.
— Говорил я тебе, Витек, надо было рвать когти из этого поганого города, — прохрипел Сычек, и облизал распухшим языком разбитые губы.
— Так ты сам тут коньячище жрал, хрен было оторвать, — с трудом шевеля губами, ответил Чемодан. — Мы бы давно свалили отсюда, если б не ты.
Все эти разговоры с удовольствием слушал Клык. Он и его подручные застали этих двух дуриков спящими, так, что они даже дернуться не успели. А вышли они на них после того, как Чемодана засекли в банке, меняющим евро на рубли. Сразу возник вопрос: откуда у этих бакланов еврики?
— А коньячишко то, «Хенесси» хлебали, — заметил Клык, пиная ногами плоскую и фигуристую бутылку. Он чихнул от пыли, сморщился, и продолжил допрос. — Ну, вы, бакланье!? Где Сонькины бабки? Пока я с вами только так — играл. Да, ведь, Жаба?
Жаба хохотнул. У него была такая внешность, что он не обижался на эту кличку. Увеличенное в диких размерах земноводное, вот что представлял из себя этот корешок Клыка. В прошлом он был боксером, и от этого времени ему досталась по наследству не только больная щитовидка, сделавшая его облик так похожим на жабу, но и могучие кулаки с хорошо поставленным ударом. Именно он превратил лица двух друзей в две отбивные. Остальные двое: Шестак и Сопля, были просто на подхвате. Мерзший сейчас на атасе Косой вообще считался в этой среде последней шелупонью.
Между тем Клык решил провести нравоучительную беседу.
— Мы, почему вас наказываем, шпана мохнарылая? Не потому что вы щипанули эту засраную цыганку, а потому, что вы с нами не поделились, в общак ни копья не положили. Вы, бакланы, юрцы поганые!? Вы же сами не раз еще на шконки загремите, кто вас греть там будет?
Лицо Сычева искривила болезненная гримаса.
— Не еб… мне мозги, Клык. Много вы нас там греете? Я за два года на малолетке ни одной посылки не получил от ваших. Одна бабушка передачки слала.
Вскочивший на ноги Клык ударил его ногой в живот, и Сычек, захрипев, повис вниз головой на веревках. Клык нервно закурил, крутанул в воздухе сигаретой.
— Ты мне ещё будешь тут баллон катить?! Ты с кем разговариваешь?!
Он снова пнул парня в живот.
— Так, мне надоел этот гнилой базар. Жаба, как там наша кочерга?
— Да, можно уже подавать, — прохрипел тот.
Он вытащил из печки раскаленную до красноты кочергу.
— В последний раз спрашиваю — где Сонькины бабки? — спросил Клык, и снова чихнул. — Пыльно, — пробормотал он, — а у меня ж аллергия на пыль.
Парни молчали, только Чемодан мелко трясся всем телом. Клык кивнул головой, и Жаба приложил раскаленное железо к животу Сычка. Крик, который издал тот, оглушил всех, вырвался из дома, и, достигнув ушей замерзшего на ветру Косого, заставил того вздрогнуть от испуга.
— Волки! Удушу всех! Только руки освободите! — Озвучил Сычек свою ярость уже осмысленно.
— Ага, счас! — насмешливо ответил Клык, и кивнул Жабе. — Теперь второго.
Второго поджаривать не пришлось.
— Не надо! — заорал Чемодан. — Берите, берите это бабло поганое, хрен с вами!
— Давай, — оживился Клык. — Где все?
— В телевизоре, — Чемодан кивнул на старенький «Горизонт», с мутным от старости изображении на экране. Его огромный корпус как-то не привлек внимание братвы, просто он работал, когда они пришли, и никто не подумал, что именно сюда могут спрятать деньги два этих лоха. На экране как раз прыгала корья туша Верки Сердючки.
— Ну-ка, Сопля, займись, — велел Клык. Тот отключил телевизор, нашел в комоде отвертку, и в пять минут содрал с «Горизонта» заднюю крышку. Он тут же увидел заветный сверток, но, протянув руку, внезапно получил удар тока.
— Да ё… твою мать!
Все бандиты заржали.
— Статика, — пояснил самый начитанный из них, Шестак. — Скажи спасибо, что тебя высоким не долбануло. А то кампот бы пришлось пить на твоих поминках.
— Пошел ты, — буркнул Сопля, и вытащил сверток. Развернуть его решился сам Клык. При виде пачек долларов и евро он радостно осклабился во все свои золотые зубы.
— Нештяк! Вот, не жлобились бы с самого начала, мы, может быть, с вами и поделились. А так, — он вытащил из пачки десять долларов, бросил на стол, — это вам на похмелку.
— Может, того, — Жаба мотнул головой, — пришить их тут. А то еще в ментовку нас сдадут.
— Эти?! — Клык посмотрел на них так, словно в первый раз видел. — Сычек, Чемодан, вы что, сдадите нас ментам?
— Нет, конечно, Клык, — прохрипел Чемодан. — За кого ты нас принимаешь? Мы же не ссученые, мы правильные воры.
— Правильные воры под правильными авторитетами ходят, а не гоношатся на стороне: мы такие великие!
Сычек молчал, он был словно в трансе — чуть покачивался из стороны в сторону и стонал. Шрам от ожога на его животе налился чудовищным пузырем.
— Ну, вот видишь, Жаба. Хорошие ребята, все понимают. Из веревок они как-нибудь вылезут, похмеляться, и все забудут. Айда! Пылища тут, а меня аллергия еб… последние два года.
Клык снова чихнул, сунул пакет в припасенную кожаную сумку, и первый вышел из дома. Но он еще не прошел через длинные сени, как произошло нечто неожиданное. Жаба, припалив живот Сычку, сам, не желая того, подпалил и связывающую их веревку. Молодой домушник же страдал не только от боли, но и от ненависти к этим всем козлам. И когда Николай почувствовал, что веревка неожиданно ослабла, то, не помня себя, вскочил со стула, метнулся вперед, и, схватив со стола кухонный нож, вонзил его со всей силы в спину уходившего последним Шестака. Тот дернулся вверх, вскрикнул, а Сычек уже выдернул нож, и, догнав стоящего на пороге Жабу, ударил его ножом в шею. Тот заорал от боли, согнулся вниз, зажимая рану, и Сычек еще дважды ударил его ножом в шею. Лишь после этого бывший боксер упал. Теперь бандитов оставалось только двое, но если Сопля, только увидев кровь, кинулся из дома вон, то Клык, наоборот, при первых же криках выхватил из кармана пистолет, и, передернув затвор, рванулся обратно, в дом.
Сычек был готов убить всех, но против пули и он оказался бессилен. И, под грохот выстрелов он сник у ног своего убийцы. А Клык сгоряча всадил в него еще две пули, потом, перескочив его тело, и тело стонавшего Жабы, ворвался в комнату. К этому времени Чемодан так же освободился от пут, но мужества у него как не было, так и ни откуда не прибавилось. Ума у него хватило только на то, чтобы выбить стулом окно, и попытаться выбраться наружу. Именно там его достала пуля Клыка. Старый уголовник перепрыгнул тело ворочавшегося на полу Шестака, и в упор всадил в застывшего на подоконнике Чемодана еще две пули.
— Козел! — сквозь зубы пробормотал он. Убедившись, что домушник мертв, он подошел к Шестаку.
— Куда тебя? — спросил он.
— В почки перо сунул, падла, — просипел тот.
В это время на лицо Клыка упала какая-то тень. Он поднял глаза и увидел стоящего на пороге Могильщика. Жора давно уже огородами подкрался к дому и слышал многое, что в нем происходило. Заполошного Соплю он встретил на пороге ударом рукояти пистолета в висок, а потом спокойно прошел в дом.
