Джесс Уолтер - Гражданин Винс
Винс не отвечает. Поворачивается, чтобы уйти.
— Да ладно тебе, — смеется Даг, — мы же партнеры. Ты что, думаешь, я пойду против тебя?
Винс останавливается и медленно оборачивается.
— Кто-то заставляет тебя пойти против меня?
Даг расправляет плечи.
— Ты это о чем?
— Это ты о чем?
— Я вообще ни о чем. Господи! Расслабься, Винс. Что ты как параноик?
Опять это слово. Винс молча смотрит на него и уходит. Заглядывает в магазин через витрину. Губы Дага беззвучно произносят: «Параноик».
Был в той жизни один старик по имени Мейер, державший магазин запчастей. На работу он брал только недавно прибывших иммигрантов из Вьетнама, потому что им можно меньше платить и, по утверждению Мейера, они еще недостаточно освоились в Америке, чтобы подставить его. Любил сиживать в своем большом кресле-качалке, пока мальчишки-вьетнамцы угоняли для него машины, разбирали их на запчасти и растаскивали по всему Нью-Джерси. Платил он им с гулькин нос. И вот однажды Мейер просто исчез. А уже на следующий день какой-то пожилой вьетнамец управлял автомагазином и сидел в кресле-качалке. Тут есть мораль — что-то насчет высокомерия. Или кресел-качалок. Так, сколько набежало? Пятьдесят восемь?
Винс Камден везде ходит пешком. За два года он так и не привык к машинам. Здесь все ездят, даже женщины. В этом городе пять парней приезжают в бар на пяти машинах, пьют пиво, садятся в свои пять машин и едут в следующий бар, который в трех домах от первого. Это не просто расточительность. Это варварство. Люди говорят, что в Спокане суровые зимы — нечто среднее между северным Нью-Йорком и Плутоном. Но если не считать несколько городов Флориды и Калифорнии, погода везде хреновая. Или слишком жарко, или слишком холодно, или слишком влажно, или еще что-то слишком. Нет, даже по морозу Винс предпочитал ходить пешком. Как сейчас — удаляясь от магазина Дага в центр города, который маячит впереди: несколько новеньких панельных двадцатиэтажек из стекла и стали, окруженных кирпичными и каменными пеньками. Ему нравится смотреть на эту группу зданий издали — представлять себе карнизы и колонны. Воображение заполняет пробелы.
Винс останавливается у маленькой закусочной, заказывает кофе и сидит один за столиком, глядя в окно и покусывая ноготь большого пальца. Дважды за день это слово. Параноик. Но как можно понять, параноик ли ты, если беспокойство о том, что ты параноик, и есть симптом паранойи? Дело не в том, что Даг спросил, откуда берутся кредитки, вовсе не обязательно, и не в том, что Лен явился на два дня раньше, — хотя каждое из этих событий само по себе может вызвать подозрение. Дело в ощущении, которое не отпускает Винса с тех пор, как он проснулся: будто тебя пасут, и твое время пришло. А что если смерть где-то рядом, в какой-то определенной точке, ждет, когда ты пройдешь под ней, как под пианино, подвешенным над тротуаром? Он чувствует себя шахматной фигурой, выдвинувшимся без защиты конем, за которым по всей доске гоняются пешки противника. Он уворачивается от пешек, но ощущает присутствие других фигур, более крупных, более значительных — в одном, двух, трех ходах от него. Через минуту Винс идет к телефону-автомату у входа и бросает в него монету в двадцать пять центов. Набирает номер.
— Привет. Он на месте?
Ждет.
— Это Винс. Не хочешь поиграть в шахматы?
Слушает.
— Да ладно тебе. Зачем так сложно?
Слушает.
— Господи. Хорошо, хорошо… Это двадцать четыре четырнадцать. Мне нужно пройти. Туда. Так нормально?
Слушает.
— Мне нужно увидеться с тобой. Сегодня.
Слушает.
— Ну конечно, срочное дело. А ты что подумал?
Он вешает трубку, возвращается к столику и допивает кофе. Застегивает ветровку и выходит на улицу. Идет, наклонив голову, в сторону центра города. Холодно и солнечно, и это сочетание почему-то будоражит его. Он делает глубокий вдох через нос и переходит на полоску черной авеню, убегающую к центру среди голых тощих деревьев. Город по-своему красив. Не архитектурой, а своими контрастами: тусклые вспышки стиля на фоне грозных холмов и городских деревьев, и через все это лезвием проходит река. Природа, почти окультуренная тоннами бетона, асфальта и кирпича. Настоящий город. Винс идет, не оглядываясь, что для него нетипично.
Если бы он оглянулся, то не обрадовался бы увиденному. В двух домах от него, перед магазином «Фото на паспорт и сувениры Дага» стоит бордовый «Кадиллак» Лена Хаггинса.
Даг трет подбородок.
— Сколько?
— Сказал: безвозмездно. — Ленни снимает солнцезащитные очки. — Это значит — даром.
— Да знаю я, что это значит. Кто он такой?
— Просто парень. Зовут Рей.
— И откуда взялся этот Рей?
— С востока страны, как Винс. Только что приехал в наш город.
— Что он тут делает?
— Не знаю, друг. Он не сказал.
— Он этим на жизнь зарабатывает?
— Ага. Нажимает на кнопки.
— На кнопки?
— Такое выражение.
— На кнопки?
— Ну да, он так сказал. Он там на каких-то серьезных ребят работал.
— Ты уверен, что он не полицейский?
— Он не полицейский, Дат. Только не он.
— Ну не знаю.
— Слушай, парень согласен сделать это за безвозмездно. Разве можно отказаться?
— Не «за безвозмездно», Лен. Просто безвозмездно.
— Похеру. Слушай. Этот Рей говорит, что на востоке страны с кредитками не так все проворачивают. Винс гораздо больше денег зашибает, чем нам платит. Это неправильно. Да еще не хочет сказать, где берет карточки. Это совсем неправильно. Мы же партнеры, друг, а он нам недоплачивает.
— Просто… мне по сердцу Винс.
— И мне по сердцу. Винс всем по сердцу. К Винсу это вообще никакого отношения не имеет.
— Так что нам придется делать?
— Ничего.
— Ничего?
— Только показать ему, куда направить ствол.
Подойдите к любому зданию в Спокане, и вы поймете, как задумывался и строился город — медленный стопятидесятилетний поток домов, заполнивший сначала пойму реки, с запада на восток, потом забравшийся на террасы, склоны и холмы: наружу и вперед, на север, юг и восток и повсюду вверх. Центр города, семь на пятнадцать кирпичных зданий, занимает первую террасу, за ним, повыше, район викторианского, тюдоровского и крафтсмановского стилей, потом деко, коттеджи и бунгало, а дальше одноэтажки, загородные и разноуровневые дома, районы, которые начали выходить за дальние склоны видимых холмов.
В центре — перламутровые водопады, которые разросшийся город, как устрица жемчужину, заключил в свои объятья. Два новеньких десятиэтажных здания над водопадами принадлежат Федеральному суду. В кабинете на шестом этаже по обе стороны шахматной доски сидят Винс Камден и коренастый помощник маршала США по имени Дэвид Бест. Винс уже выдвинул пешку, а помощник маршала Бест держится за коня и подумывает, поставить ли пешку Винса под угрозу. Он окидывает взглядом доску, переводя глаза с фигуры на фигуру.
— Слушай, ты будешь ходить или коня гладить?
— Секундочку, — отвечает Дэвид. Ему пятьдесят, и он выглядит на свой возраст — избыточный вес, седина, красные щеки и нос, на макушке проплешина. На нем мятые слаксы, пиджак в елочку и толстый вязаный галстук, затянутый узлом, который задушил бы того самого коня, которым он никак не решится пойти. Наконец Дэвид двигает коня и ставит пешку Винса под угрозу.
Винс быстро выдвигает своего коня, чтобы защитить пешку. Шлепает по воображаемым шахматным часам.
— Может, Кристенсен?
— Винс Кристенсен?
— Карвер?
— Винс Карвер?
— Клэйпул?
Дэвид берется за пешку и снова оглядывает всю доску, смотрит под рукой направо и налево, обдумывая ход.
— Послушай, ну нельзя же менять имена каждые полгода. Это нехорошо.
— Будет лучше, если меня убьют?
— Да ладно тебе. Кто тебя убьет, Винс?
— Я тебе говорил. Камден — это город в Нью-Джерси. Так? Винс Камден? С тем же успехом ты мог назвать меня Винс Капоне. Тебе не кажется, что они догадаются?
Дэвид поднимает взгляд от доски.
— Кто?
— Что?
— Кто догадается? Ты приходишь сюда каждые полгода, думая, что кто-то хочет тебя убрать. В прошлый раз…
— Да, но теперь…
— В прошлый раз ты чуть не прикончил того беднягу из телефонной компании.
— Он торчал на столбе у моего дома сорок минут! Скажи, что можно делать на телефонном столбе сорок минут?
— Чинить провода?
— Я только пытаюсь сказать, что на этот раз…
— На этот раз! — Дэвид разводит руками. — Кто эти люди, которые хотят убрать тебя, Винс? Я просмотрел твое дело. Никто тебя не преследует.
Винс молча смотрит на него.
— Шайки, против которой ты давал показания, больше не существует. Бейли мертв. Крейпо мертв. А единственный парень, который был замешан… как его звали? Старик этот. Колетти? Он был никто — шестерка. Сто лет в обед. После оглашения приговора и года не отсидел. Теперь вовсе ушел от дел. Честно говоря, я поражен, что тебя включили в программу. Не понимаю, от чего тебя защищать по этой программе защиты свидетелей. — Дэвид смотри на Винса; его пальцы, похожие на толстых дождевых червей, лежат на пешке.
