Вячеслав Денисов - Презумпция виновности
– То есть?
– То есть в это здание с этого мгновения никто не должен войти. – Дотянувшись рукой до автоматического блокиратора дверей, известного ему по всем учреждениям подобного типа, Кряжин глухо застопорил двери перед самым носом полковника, уже взявшегося за ручку входной двери. – И никто не должен выйти!
«Да что случилось?» – понеслось за его спиной.
– Где находится записывающее устройство, контролирующее вход в управление?
– В комнате помощника, – растерянно объяснил дежурный. И уже в окно: – Прошу прощения, Михаил Константинович! Прошу прощения!..
– Что вы себе позволяете?! – ринулся навстречу находящемуся в постоянном движении советнику полковник. – Вы кто, во-первых?
– Во-вторых, если вы попробуете пройти сквозь запертые двери, – Кряжин не глядел на возмущенного милиционера с большими звездами, – вы окажетесь первым подозреваемым по факту убийства офицера милиции в этом здании. – Выхватывая из приемника видеомагнитофона кассету, он уже следовал к другому видеомагнитофону, в углу комнаты дежурного. – В моем списке, в списке старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России.
– А при чем здесь Генеральная…
– Постойте, полковник!
Оторопев от грохота голоса московского «важняка», полковник подумал и решительно направился на четвертый этаж. Быть того не может, чтобы генерал, единственный его начальник здесь, позволил какой-то ищейке из прокуратуры, хотя бы и из Генеральной, командовать в этом здании.
Вниз он спустился, когда Кряжин, прильнув к экрану телевизора, который развернул к себе, уже знакомился с информацией на видеопленке. Постоял в фойе, снял фуражку, расстегнул синюю теплую куртку и уселся напротив сержанта милиции, стоящего у входа с автоматом в руках. Сержант стоял с оружием не просто у входа – он охранял покой имен тех, чьи фамилии были высечены на мраморе передней стены в фойе ГУВД. Такая есть в каждом из областных Управлений внутренних дел. И с каждым годом фамилий на ней становится все больше. Вот и для Желябина здесь место подыскалось. Как раз заполнится донизу третья колонка. Одной фамилии как раз и не хватало, чтобы начать готовить место для четвертой.
Через пять минут тишины, изредка разбавляемой голосами сгрудившихися подле выхода из управления сотрудников во главе с начальником, Кряжин вынул кассету из гнезда магнитофона и направился вон из вотчины дежурного.
– Что, Иван Дмитриевич? – понимающе нахмурился генерал. Кряжин любил таких – спокойных, вдумчивых и тактичных. – Что-нибудь есть для нас?
Кряжин несколько раз кивнул, вынимая из кармана сигареты, и только после этого сказал:
– Да.
– Имя знаете?
Прижимая локтем кассету, советник в нарушение требований самого же начальника закурил и снова качнул головой:
– Да. Держать двери запертыми уже не имеет смысла. Скажите, Желябин женат?
Генерал подумал, понял, что попал впросак, посмотрел на следователя и приободрился: на лице Кряжина лежала печать вины и стыда за то, что он так мало знал о человеке, с которым разговаривал не далее как два часа назад.
– И я не знаю. Точнее, не помню – говорил он или нет.
– Женат, – глухо бросил кто-то из толпы. – Молоденькая совсем девочка…
– Господи, и ребенок…
– Не ребенок. Жена у него совсем еще девочка.
– Ну, хоть так, – совсем уже некстати выпалил генерал. Поняв, окончательно поник.
Кряжин поднялся наверх. У порога его ждали двое экспертов-криминалистов – генерал не пожалел сил, судебный медик и Мацуков, которого вызвал Георгиев по просьбе советника.
Все начиналось сначала, но уже не в прежнем составе. Опять труп, снова безмолвно работают специалисты. Где-то за окном, километрах в трех от ГУВД, мелко задрожали маленькие колокола, потом несколько раз ахнул большой. В храме отыграли вечерню.
– Я не верю, – тихо сказал Мацуков. – Я же его в обед живым…
Отвернувшись, он стал теребить замок на влажной от мороза папке.
Сидельников, не мешая криминалистам, курил у окна, и рука его не дрожала. От сигареты к потолку поднималась ровная, как свеча, струйка дыма.
Глава девятнадцатая
Если не считать безмолвия, царящего в кабинете Желябина, это утро ничем не отличалось от предыдущих. Их потревожили всего раз, когда в кабинет вошел примерно сорокалетний начальник уголовного розыска, тихо поздоровался и велел вынести из кабинета бывшего начальника «убойного» отдела всю секретную документацию. Еще раз извинился, пропуская впереди себя двоих оперов, и вышел. После его ухода у Кряжина сложилось впечатление, что эти несколько минут присутствия посторонних людей ему только показались – ничего не изменилось в кабинете, лишь стало поменьше бумаг. И две бутылки водки выглядывали из приоткрытой дверцы сейфа. Начальник УР даже не подумал захватить их с собой: по-видимому, знал, что здесь они могут пригодиться. Но Кряжин почему-то пить не разрешил и даже призыв Мацукова «помянуть» пресек.
– У Желябина что, был ключ от твоего кабинета? – спросил советник у Георгиева.
– Был по той причине, что в начале года мы с ним поменялись местами, – тот пожал плечами, – то есть кабинетами. Свой ключ он у меня забрал, а я свой требовать не стал – зачем? Какие от него у меня могут быть секреты?
Кряжин мог бы поспорить с последним утверждением. У оперативного работника, независимо от того, какого он звания и должности, всегда должны быть секреты от начальства. Хотя бы в части работы с агентурой. Но открывать дискуссию сейчас никто не собирался. Ответ советник получил, и это было главным.
– Ты сам можешь объяснить, почему это произошло в твоем кабинете?
Георгиев не мог. Единственное, что напрашивалось на язык, это… Но говорить об этом не хотелось. Однако этот вездесущий Кряжин помог самым бесцеремонным образом.
– А если смоделировать ситуацию следующим образом? Желябин, пользуясь тем, что мы отсутствуем и контейнер не находится под контролем, вернулся, чтобы забрать его для имитации кражи, и не поделил его с подельником, о существовании которого мы ничего не знаем?
– Иван Дмитриевич… – По лицу Мацукова пошли бордовые пятна. – Я склоняю голову перед вашим опытом и прозорливостью, но… Я никогда не был другом Желябина, но уважал его и как человека, и как сыщика. Предполагать, что он…
– Я имею право предполагать все, что пожелаю, – перебил Кряжин. И сделал это еще более грубо. – Убит член моей следственной группы. Вы не поняли, Мацуков? Вы напрасно склоняете голову! Я вам говорю, что убит человек, за которого я нес ответственность! Я пытаюсь сейчас понять, почему Желябин, заявив, что следует к генералу, у генерала не был, а вместо этого оказался в кабинете Георгиева с двумя ножевыми ранениями в сердце при открытой дверце сейфа, в котором я сейчас не нахожу предмета стоимостью в сто миллионов долларов!
– Он не был у вашего начальника, – коротко пояснил Георгиеву Сидельников.
Тот сглотнул сухой комок, перестал что-либо понимать и стал недоступен для получения и обработки информации. Георгиев был вне игры, и из всех членов следственной группы остались трое: Кряжин, Сидельников и Мацуков.
– Тогда ведь нетрудно предположить, что это я дал Желябину ключ, чтобы он забрал контейнер?
Это вибрирующее заявление было лучшим подтверждением того, о чем только что думал Кряжин.
– Георгиев, если бы ты был замешан в краже и подозревался мною, первое, что я сделал бы, – это организовал бы проверку твоих междугородних и местных телефонных переговоров. Однако я не делаю это, верно? И есть еще одна деталь, обойти которую я не имею права. – Советник перебросил из руки в руку «зипповскую» зажигалку и поиграл зайчиком от нее на стене. – Дверца сейфа не открыта ключом, а взломана. Но взломана и другая. Нет необходимости говорить о том, как рисковал убийца, ломая одну дверцу. Грохот мог привлечь внимание любого из отдела уголовного розыска на этом этаже, он обязательно пришел бы справиться, что происходит. Однако преступник, рискуя, вынужден был ломать и вторую. Значит, он не знал наверняка, где лежит контейнер. Желание завладеть безделицей перевешивало риск быть застигнутым на месте происшествия.
– Я вспоминаю один наш разговор, – осторожно вмешался, пользуясь затянувшейся паузой, Мацуков. – Вы говорили, что один из нас – предатель. Давайте прикинем шансы каждого…
– Давайте, – решительно согласился Кряжин. – Я и Сидельников на момент убийства находились в 7-м микрорайоне, Георгиев был с нами. Желябин убит, и вести речь о том, что он крал контейнер, а не пытался его отстоять, преждевременно. Остаетесь вы, Мацуков! Ну, как вам шансы каждого? Либо Желябин с подельником, либо вы – один или с подельником. Так что бросьте злорадствовать, мой юный коллега.
Мацукова это не устроило. Выждав, насколько это позволяла ситуация, он снова вернулся к недавнему прошлому как к источнику истины.
