Юлиан Бардин - Империя страха
Его приятель тоже опешил от подобного зрелища и находился в каком-то тупом оцепенении. Наконец, придя в себя, он хотел броситься со всех ног подальше от места кровавой разборки, но вор не оставил ему подобной возможности.
Одним прыжком очутившись около него, Гвоздик размеренным движением попытался вогнать уже окровавленное лезвие в шею противника, но удар пришелся в подставленную ладонь. Окрестности огласил истошный вопль незадачливого каратеки.
Поняв, что жертва полностью деморализована, вор обхватил противника за голову и, оказавшись за его спиной, готовился одним резким движением перерезать парню сонную артерию.
Резкий окрик не позволил ему закончить начатое:
— Эй ты, рожа! — голос принадлежал самому Жбану, который с небольшим опозданием пришел на выручку своим людям вместе с десятком «быков». — Брось нож, иначе он прочистит твоему приятелю мозги.
Оторвав взгляд от горла кандидата в покойники, Гвоздик обернулся на окрик и увидел, как один из бойцов — им оказался молодой паренек, когда-то (казалось, что с того момента минула целая вечность) впустивший в квартиру пахана Чижова, — упер вороненый ствол в голову лежащего на траве Лямзина.
В сердцах сплюнув, Юра отпустил противника, безвольно выронив заточку, которая с глухим стуком упала на потрескавшийся от старости асфальт.
— Я сейчас и тебе мозги прочищу, — браво пообещал молодой телохранитель, наводя оружие на вора, — ты у меня…
Договорить он не успел; раскатистый звук выстрела оборвал его буквально на полуслове — маленькая звенящая пуля вошла пареньку точно в ушное отверстие с левой стороны, вылетев из противоположного уха вместе с кровавым месивом того, что еще секунду назад можно было назвать мозгом.
— Прочисть сначала себе уши, — злобно выпалил Иваныч, сжимая в руках дымящийся ствол.
В пылу короткой схватки все позабыли об отрубившемся каскадере, который не собирался «отдыхать» вечно — придя в себя, он подобрал оружие, принадлежащее Лехе, и произвел этот роковой выстрел.
Несколько пар глаз недоуменно уставились на Иваныча, который, взяв на мушку Жбана, сквозь зубы процедил:
— Ну что, толстый, твоя очередь петь отходную. Передай привет чертям в аду, пусть готовятся к встрече…
Федор Петрович с замиранием сердца наблюдал за медленным движением указательного пальца каскадера, плавно нажимающего на спусковой крючок. Лицо пахана перекосило от жуткого, панического страха — глаза подернулись мутной пеленой, в них ясно читалась предсмертная паника, а на губах появилась пузырящаяся пена. Перед мысленным взором Жбана пролетела вся его бурная жизнь.
Любой из бригадных «быков» мог опередить Чижова одним-единственным выстрелом, но на всех навалилось какое-то гипнотическое оцепенение. Казалось, что они сознательно ждут логического завершения происходящего, как секунданты, присутствующие на дуэли.
Два выстрела слились в один; Жбан конвульсивно дернулся, получив пулю в лоб, и медленно начал падать. Когда его массивная туша с шумом грохнулась на асфальт, верхней части черепа как будто никогда и не было — надбровные дуги резко переходили в кроваво-красную массу, к которой прилепились остатки реденьких волос, как будто скальп Федора Петровича отделили от головы мастерским ударом индейского томагавка.
Никто не вскрикнул, не позвал на помощь — обалдел даже сам стрелок, как будто не мог до конца поверить в то, что произошло.
Первым оправился квадратный Леха: подскочив к сидящему на земле Иванычу, он одним ударом выбил из его рук пистолет и громогласно пробасил:
— Ты, пидар гнойный, сдохнешь сейчас лютой смерью, как попавший под дихлофос таракан…
Оружие уже вернулось к своему законному хозяину, и тупой, бездонный зрачок смотрел в лицо каскадера.
Но на этом неожиданности не закончились. Три черные «Волги» появились как будто из ниоткуда, и приоткрытое окно впереди идущего автомобиля полыхнуло длинной автоматной очередью.
Здоровенное, накачанное тело квадратного Лехи затряслось в предсмертной агонии, прошитое роем свистящих остроконечных пуль. Куртка в трех местах раскрылась кровавой розочкой, обнажая рваные раны. Бывший телохранитель убитого шефа еще по-прежнему стоял на ногах, но был уже безвозвратно мертв.
Пальцы разжались, выпуская из рук, на этот раз навсегда, бесполезный теперь ствол, и Леха ничком уткнулся в сырую землю, разметав руки, как на деревянном распятии.
Однако оставшимся в живых бандитам уже не было дела ни до остывающего пахана, ни до его верных, но не менее мертвых «рексов», ни даже до недавних противников — они полностью переключились на вновь прибывших неприятелей. Так уж устроен человек: в момент новой опасности он напрочь забывает о старых обидах и страхах.
В мгновение ока рассредоточившись, бойцы заняли круговую оборону: кто-то спрятался за деревом, кто-то залег за камнем, а кое-кто просто распластался на ровной земле, но все стреляли.
Трое друзей тоже были вынуждены упасть на землю под градом сыпавшихся со всех сторон пуль. Несколько секунд они молчали, не в силах произнести ни слова. Первым встрепенулся Антон:
— Что, так и будем здесь лежать, пока нас не перестреляют?
— А что ты предлагаешь? — в свою очередь спросил Гвоздик и хмуро пошутил: — Подставить грудь и переть на рожон, как Матросов на амбразуру?
И тут подал голос Иваныч:
— Братцы, есть шанс отсюда выбраться, только вот получится ли?..
— Все одно подыхать, толкай речь, братэло, — высказался вор.
Показав рукой в сторону стоящей метрах в пяти от них темно-синей «Вольво» с распахнутыми настежь дверями, на которой приехали люди Жбана, Чижов усмехнулся:
— Если удастся добежать до этой тачки и если в ее замке есть ключи, то я обязуюсь вас отсюда вытащить…
— Слишком много у тебя этих «если», — недовольно пробурчал Гвоздик и, помолчав секунду, угрюмо добавил: — Есть у меня чуйка, что это будут мои последние шаги в этой жизни. Ну да ладно, где наша не пропадала… По крайней мере, если меня шлепнут, то страна не лишится героя и плакать обо мне никто не будет…
— Заткнись ты! — сердито крикнул Антон и повернул голову к Иванычу: — Попробуем?! Давай!
Дольше ждать было невозможно, потому как пока что ситуация была непонятной, но в любой момент могли одержать победу либо те, либо эти, или же кто-то другой мог попробовать воспользоваться машиной.
Приподнявшись на локтях и коленях, каскадер резко рванулся вперед — пять метров под кинжальным огнем показались ему нескончаемой, многокилометровой пробежкой. Но вот она, желанная цель. Оттолкнувшись в последний раз от земли, Иваныч на бреющем полете влетел в распахнутые дверцы.
Оказавшись в салоне, он, к своему огромному удовольствию, обнаружил ключи в замке зажигания — по-видимому, хозяин авто так спешил на разборку, что напрочь позабыл о собственной тачке. Лежа на переднем сиденье, Чижов передвинул рычаг включения скоростей в нейтральное положение и запустил стартер — мотор, подобно безотказному часовому механизму, тут же отозвался ровным урчанием, сгорая от нетерпения дать волю всем своим «лошадкам».
Перестрелка на миг прекратилась — обе стороны явно не ожидали, что кто-то решится прорываться, и перенесли огонь на темно-синюю иномарку.
Этим удачно воспользовался Лямзин: вскочив на ноги, он в два прыжка преодолел пятиметровое расстояние, оказавшись на заднем сиденье «Вольво».
К удивлению как прибывших на черных «Волгах», так и сидящих в машине людей, пули с глухим стуком отскакивали от корпуса автомобиля, оставляя на оперении иномарки глубокие впадины, но не пробивая ее насквозь.
— Бронированная! — не своим голосом заверещал каскадер, не в силах скрыть дикий восторг. — Юрик, давай!..
Вор на несколько секунд замешкался, и в это время перестрелка вошла в свое «обычное» русло — «быки» жбановской бригады нещадно палили в пассажиров черных «Волг» и наоборот.
Отважившись наконец на решающий бросок, Гвоздик встал едва ли не в полный рост и побежал. Шаг… второй… третий… И вдруг Юра ощутил, как в спину впивается что-то горячее, колючее и ужасно болезненное.
Ему оставалось всего лишь два шага — два шага, отделявшие жизнь от смерти. Он так и не смог их пройти, рухнув на пожухлую, растоптанную, уже никому не нужную, как и он сам, траву.
В глазах застыл немой вопрос:
— Почему?! Почему я?! Почему сейчас?!
А из машины доносились громкие вопли приятелей:
— Юрка, мать твою так, беги! Беги, Юрик! — задыхаясь и захлебываясь, орал Иваныч.
— Ну давай! — вторил ему Антон. — Ты сможешь. Давай, вперед!!!
Но он, Юрий Васильевич Дегтярев — вор по кличке Гвоздик — не мог. Он уже ничего не мог. Единственное, на что хватило его сил, так это на два коротких слова:
— Атас, братва… — большего сказать он был не в состоянии.
