Андрей Дышев - Два шага на небеса
– Подозреваете кого-нибудь?
Я знал, что на этот вопрос генерал не ответит, и потому, сократив паузу после вопроса до минимума, сказал таким тоном, будто генерал все же ответил мне:
– Единственная улика – отпечатки пальцев на фонарике. Скажите капитану, пусть хранит его у себя как зеницу ока.
– Да мы знаем, – кивнул генерал, пряча глаза.
– И еще. Он держится слишком самоуверенно. А это может означать только одно: Виктор заготовил против капитана сильный козырь.
Я назвал имя, которое генерал не хотел назвать мне минуту назад, и то, что я попал в цель, выразительно подтвердила реакция генерала. Он стрельнул в меня глазами и тотчас прижал палец к губам.
– На полутон ниже, – предупредил он. – Тут уши у стен растут. А у тебя еще и двери нет.
Кроме ушей, растущих у стен, я хотел услышать мнение о козыре Виктора и потому продолжал молчать и вопросительно смотреть на генерала. Не думаю, что он забыл, о чем мы только что говорили, тем не менее стрелки перевел на Стеллу.
– Слушай, а девчонка эта, с которой ты… Как ее зовут, забыл…
Он проверял мои связи, втайне надеясь, что я уточню, кого генерал имеет в виду – Стеллу или Алину. Но я не оставил генералу выбора и ответил однозначно:
– Стелла.
– Ну да, Стелла! Ты случайно не почувствовал – по намекам, недоговоркам, – что у нее может быть оружие?
– Нет, Герман Владимирович, что-что, а это не почувствовал.
– А в сумочке у мамаши какой-нибудь дамский «велодог»[8] не завалялся, как ты думаешь?
– Даже не представляю, что у нее там может заваляться. Вот у кого точно есть оружие, так это у капитана.
Генерал кивнул, но было заметно, что мое замечание ему не понравилось.
– Ну, револьвер ему по штату положен. Но не будем лезть не в свои дела.
Он поднялся с кресла, сделал шаг, но тут же остановился и несколько секунд стоял ко мне спиной, словно пытался вспомнить что-то очень важное.
– Ты на капитана зла не держи, – попросил он, повернув голову. – Он твое имя назвал для того, чтобы отвлечь внимание другого… Ну, ты понял, о ком речь. Капитан тебе доверяет… Чего молчишь?
– А что мне сказать?
– Скажи: «Я страшно рад!»
– Я страшно рад, Герман Владимирович.
– То-то! И еще просьба: если мы с капитаном начнем этого олуха в трюм заталкивать, не путайся под ногами, даже если будет очень шумно. Договорились?
Я дал слово, что под ногами путаться не буду. Генерал вышел. Я прислушивался к его шагам в коридоре. Они медленно затихли на верху лестницы. Пошел с докладом к капитану, понял я. Значит, я был последним, с кем он говорил.
Преимущества моей каюты – в нее можно зайти и выйти бесшумно. Я появился в коридоре, словно опоздавшая тень генерала. Приблизившись к каюте Алины, я постучал и, не дожидаясь ответа, надавил на ручку. Дверь приоткрылась, и я проскользнул в прихожую. Пуговицы на рубашке трещоткой прошлись по косяку, и на этот тихий звук внутри каюты отозвался металлический щелчок.
Я заглянул за переборку. Алина стояла ко мне спиной, повернув в мою сторону голову.
– В чем дело? – рассерженно спросила она.
– Сейчас узнаешь, – пообещал я. – Только не надо прятать от меня пистолет. Я звук затвора «макарова» с восемьдесят третьего года различаю безошибочно.
– Меня не покидает чувство, – произнесла Алина, медленно поворачиваясь грудью ко мне, – что рано или поздно ты горько поплатишься за свою безмерную самоуверенность.
Так говорить было бы уместно в том случае, если бы девушка держала в руке баллон с дезодорантом или пудреницу. Но весь фокус заключался в том, что в одной руке она действительно держала «макаров», а во второй – полную обойму к нему. Глядя на меня очень нехорошо, Алина вогнала обойму в пистолетную рукоять и медленно сдвинула ствольную планку, загоняя патрон под ударник.
– Браво, – сказал я. – Я вижу, что ты умеешь обращаться с оружием. Можешь больше не стараться. Убери его, пока сюда еще кто-нибудь не зашел.
– Что надо? – не очень вежливо спросила Алина, продолжая стоять передо мной с заряженным пистолетом в руке.
– Как коллега с коллегой, хочу поделиться с тобой интересной новостью.
– Ну? В чем же дело? Делись, коллега!
Я взмахнул рукой, словно попытался поймать на лету муху в ладонь, и «макаров» оказался у меня в руке.
– Отдай, – сквозь зубы произнесла Алина, покрываясь пунцовыми пятнами.
– Молодой и красивой женщине не к лицу размахивать этой дрянью, – объяснил я свой поступок и вынул из рукоятки обойму. – Садись, не надо стоять!
– Ты меня раздражаешь, – призналась Алина.
– Это потому, что ты думаешь, будто бы я тебе мешаю, – ответил я, засовывая пистолет под подушку, а обойму закидывая на полку платяного шкафа.
– Прекрати вмешиваться в мои дела! Уйди с моего горизонта, очень тебя прошу! Ты же как слон в посудной лавке!
Я терпеливо слушал.
– Все? – спросил я, как только Алина замолчала. – А теперь послушай меня. Капитан и генерал намерены посадить Виктора в трюм.
Алина уже намеревалась пройти к двери и открыть ее настежь, чтобы выставить меня вон, но на полпути остановилась и повернулась ко мне.
– Посадить в трюм? – переспросила она. – Что значит посадить в трюм?
– Это значит насильно поместить в нижнюю часть отсека, прилегающего к днищу судна…
– Откуда ты знаешь?
Вот это другой разговор! Алина шагнула ко мне; мы стояли почти вплотную друг к другу.
– Капитан сказал.
– Может, врет?
– Не думаю. Он мне доверяет.
Девушка опустила глаза и принялась машинально тереть лоб.
– Нет, – сказала она тихо сама себе. – Только не это! Они все испортят! Этого нельзя допустить! Этого нельзя…
– Ты не сможешь переубедить капитана, – предупредил я. – Он настроен очень решительно.
– Смогу, – жестко проговорила Алина и покосилась на подушку.
– Не будь идиоткой! Если ты вздумаешь угрожать ему пистолетом, то сойдешь на берег Кипра под конвоем полицейских и уже никогда не найдешь убийцу Валеры!
Я удивился тому, что смог так быстро убедить ее отказаться от оружия. Алина кивнула и принялась ходить по каюте, крепко обняв себя за плечи.
– Что же делать? – бормотала она. – Что же делать? Если они его посадят в трюм, то капитану придется сообщить об этом инциденте в полицию. Полиция наверняка временно арестует его, начнутся разбирательства… Это будет конец, он уже не сможет…
Она не договорила, подошла к столу и с щелчком раскрыла сумочку из коричневой замши.
– Кирилл, – произнесла она, не поворачиваясь, – в душевой на полочке стакан – принеси, пожалуйста, воды.
Волнуется, подумал я, валерьянка, водичка и головная боль. Этого, впрочем, следовало ожидать.
Открыв дверь душевой кабины, я взял с полочки стакан, предварительно выудив из него зубную щетку, мельком взглянул на «жиллеттовский» станок, как на свое постыдное недавнее прошлое, наполнил стакан до половины водой и вернулся к Алине.
– Столько хватит? – спросил я.
Не открывая рта, Алина утвердительно промычала, взяла стакан и прильнула к нему губами. Она допила его до дна, поставила его на стол и медленно вытерла ладонью губы.
– Ни в какой трюм они его не посадят, – глухим голосом произнесла она, сделала шаг назад и опустилась в кресло.
Чувствуя неладное, я взглянул на стол и увидел опустошенную упаковку от таблеток. Я схватил ее и поднес к глазам. Клофелин! Сильнодействующее снотворное!
– Ты что?! – крикнул я, отшвыривая упаковку в сторону. – Ты сколько таблеток выпила?! Ты соображаешь, что сделала?!
Я стоял перед Алиной на коленях и тряс ее за плечи. Она не сопротивлялась, лишь морщилась от боли.
– Беги за врачом, иначе будет поздно, – прошептала она. – Двенадцать штук… Беги, не тяни…
Ее взгляд плыл, лицо побелело, дыхание стало частым и неглубоким. Я схватил Алину под мышки, поднял на ноги и потащил к раковине. Она слабела настолько быстро, что в душевой уже не могла стоять на ногах. Я открыл кран и сунул голову девушки под струю.
– Пей! – кричал я. – Быстрее!.. Слушайся меня!
Алина крутила головой, плевалась и пыталась укусить меня за палец, которым я давил ей на язык. Вдруг она резко дернула головой, выпрямилась и взглянула на меня полными смертельного ужаса глазами.
– Я умираю!! – не своим голосом крикнула она. – У меня кружится голова… Я не хочу… Пожалуйста, спаси меня… Я не хочу умирать!!
– Дошло наконец! – заорал я. – Соображать надо было, что делаешь! Пей воду!
По ее лицу градом скатывалась вода, мокрые волосы налипли на лоб и щеки, глаза начали закатываться, рот безвольно раскрылся, и девушка стала оседать на пол. Она уже висела на моей руке, вдруг необыкновенно потяжелев. Я понял, что слишком медлил, когда увидел, что Алина проглотила горсть снотворного, что стремительно теряю ее, и, испытывая ужас от убийственной скоротечности времени, принялся бить девушку по щекам, не позволяя ей заснуть.
