Саша Южный - Короли улиц
Через неделю Директор показал ему паспорт и сказал:
— Сам понимаешь, дать тебе его в руки — значит спровоцировать на побег. С таким документом ты будешь как заново родившийся, без грехов и преступлений, поскольку на момент совершения тобой преступления человека, которого зовут Вечер Южный, официально в этом мире не существовало.
Вечер повертел в руках паспорт и вернул его обратно, про себя подумав, что полтора года он почти оттрубил. А бежать все равно некуда, даже с таким паспортом. Здесь, по крайней мере, хорошо кормят и учат. Поживем, увидим.
Через год Вечера как прорвало. Он вдруг стал легко разделываться в спарринге даже с теми, кто на год дольше его занимался в школе, и его поставили в коробку к четверокурсникам. Их было пятеро, Вечер стал шестым. Здесь было потруднее, но почетнее. Четвертый курс уже отбивал затраченные на них деньги — время от времени курсанты выезжали на турниры. Но все равно это была не жизнь. Она начиналась за воротами школы, когда ты оставлял ее навсегда.
Директор, однажды понаблюдав за его спаррингами, удовлетворенно произнес:
— Наконец-то, а то я уже начал сомневаться. У тебя ненормальная скорость. Ты делаешь все быстрее других, но в бою это стало проявляться только сейчас. Потренируйся еще со старшими, наберись опыта, и попробуем выставить тебя весной на соревнования.
Вечер работал. Он старался, выкладываясь на полную, в том числе и в тренажерном зале. В мешок с песком он лупил теперь в полную силу. Набитые конечности уже нё ныли по ночам, а мышцы, постепенно покрывшие его тело тугими жгутами, принимали на себя отдачу от удара, оберегая суставы.
Кроме этого, за год практически ничего не изменилось. Разве что в школе появился новый надзиратель.
Курсанты о нем ничего не знали, но, похоже, он тоже был из бывших бойцов. Молчаливый, массивный тип под два метра с цветной наколкой на левой стороне груди — сломанный пополам клинок в красном круге. Когда Вечер поинтересовался о нем у Зефира, тот ответил:
— Ясно, что он боец. Об этом можно было и не спрашивать. Какой идиот еще на такую работу подпишется?! Ведь вы же волки. Хоть и молодые, а уже норовите клыки показать.
Вечер кивнул, он был согласен с Зефиром. Но и жизнь у них была волчья: запредельные нагрузки, побои и жестокое обращение. И они бросались друг на друга как дикие звери, не только на тренировках, но даже и после них.
— Скажи мне, — спросил Зефир, — у тебя здесь приятели есть?
— Нет, — честно ответил Вечер.
— А у кого-нибудь кроме тебя?
Вечер отрицательно покачал головой.
— Ну, может быть, курсанты в какие-то компании сбиваются?
— Не сбиваются, — угрюмо произнес Вечер. — Здесь каждый за себя. Волки и есть.
— Все правильно. Так и должно быть. Директор все точно рассчитал. Я помню, как выпускался сам. Бешеный зверь, сорвавшийся с цепи. Ты ничего не знаешь о жизни и ничего не умеешь, кроме одного — бить! Именно в этом единственная возможность реализовать себя, завоевать место в жизни. Ты ненавидишь противника, потому что он жил в нормальном мире. У него были друзья, женщины, развлечения. Но именно это сделало его слабым перед тобой. Более того, ты ненавидишь и презираешь этот мир. Вот так, дружок. Именно таким ты выйдешь отсюда.
Вечер пожал плечами. Он сомневался, но не хотел спорить.
В середине марта снег на сугробах чуть потемнел и едва ощутимо запахло весной.
Джип Директора въехал в ворота, когда Вечер после обеда вышел на крыльцо, собираясь немного постоять на солнце.
Директор вышел из машины и, заметив Вечера, сказал:
— У тебя три дня отдыха. Только есть, спать, смотреть телевизор и ни о чем не думать. Через три дня едем на турнир.
В первый день Вечер отсыпался. Он спал практически весь день с перерывами на прием пищи и всю ночь. Когда курсантов подняли, его никто не потревожил, и через некоторое время он остался в спальне один. Это было непривычно. На завтрак Вечер пошел позже других, когда все были на второй тренировке, и в одиночестве съел свой спецпаек. На второй день, где-то к обеду, ему стало скучно. Он попробовал смотреть телевизор, но потом выключил его и направился к будке Зефира.
На третий день Вечер слонялся по казарме, не зная, чем себя занять.
— В общем, так, ты из Забайкальского округа, понял? — говорил ему Директор по дороге в Москву. — Спецподразделение. Какое — неважно. Тебя об этом никто спрашивать не станет. Раздевалка будет общая. Просто молчи, не вступай в разговоры. Если спросят, откуда ты, то так и скажешь, что из Забайкалья. У тебя будет три боя. Каждый ты должен выиграть. Нам нужно первое место. Все твои противники старше. Они опытней и значительно превосходят тебя по весу. Но это не играет никакой роли, запомни. Главное — не бойся и не волнуйся, а то перегоришь раньше времени. Если победишь, то прекрасно проведешь вечер. Обещаю.
Они приехали минут за сорок до начала соревнований и заглянули в зал. Он был уже полон. Шли показательные выступления. Какой-то тип в красном кимоно разбрасывал на татами четверых противников.
— Красиво! — сказал Директор. — Но на этом денег не заработаешь. Вон там раздевалка, — указал он на конец коридора. — Иди переодевайся, разогревайся, а мне нужно кое с кем переговорить.
Вечер дошел до раздевалки и потянул дверь на себя. Здесь уже сидел народ, человек восемь. Они оценивающе окинули Вечера взглядами.
— Здороваться надо, — сказал один из них, здоровый парняга с наголо бритой головой.
Вечер промолчал. Он нашел свободный шкафчик и стал переодеваться.
— Дар речи, что ли, потерял с перепугу? — снова обратился к нему бритый.
Вечер опять промолчал. Ему было плевать, кто и что ему здесь скажет.
— Откуда такой общительный? — обратился к нему другой парень, массируя плечо.
— Из Забайкалья, — ответил Вечер, помня, что сказал ему Директор.
Понемногу раздевалка заполнялась народом. Почти все здесь знали друг друга. Неторопливо разминая мышцы, они обменивались репликами. Вечер спокойно сидел в своем углу, исподлобья бросал взгляды на присутствующих, слушал их разговоры, и перед ним словно раскрывалась иная жизнь. Они, наверное, волновались, но не показывали этого и болтали о том, о чем Вечер давно забыл. О кино, машинах, девушках. О большом мире, которым они были изнежены и отвлечены от того, чем сейчас предстояло заняться.
Им наверняка казалось, что они помешаны на рукопашке, но это было не так. Помешаться на этом — значит ежесекундно ощущать свое тело, мышцы, связки, чувствовать степень их готовности, машинально просчитывать дистанцию до любого движущегося предмета, прикидывать наиболее выгодный угол атаки. Вечер даже сейчас, слушая разговоры бойцов не мог отвлечься и машинально наблюдал за их движениями, оценивая возможности. У него ничего другого просто не было. Он жил этим делом, был в нем.
Ближе к началу боев разговоры стали постепенно затухать. Бойцы уходили в себя, им было уже не до бравады. Вечер безучастно сидел на своем месте и ждал.
Потом их вывели в зал. Они прошли круг под аплодисменты, после чего к Вечеру подошел Директор.
— В первом круге тебе придется биться с москвичом, — сказал он. — Ему двадцать два года, на шесть килограммов тяжелее тебя. Хорошо работает руками. Лучше держать его на дистанции. Ты размялся?
Вечер кивнул, хотя и не делал этого. Не видел необходимости. За время трехдневного отдыха с его телом произошло то, чего Вечер никогда раньше не испытывал. Забитые и измотанные мышцы рук и ног, отдохнув, отмякли, раскрепостились и налились свежей силой. Было такое ощущение, что с него сняли мешок с песком, который он все время таскал на себе. Вечер, никогда до этого не имевший настоящего отдыха, вдруг впервые по-настоящему ощутил свои возможности.
Когда москвич, появившись в зале, в сопровождении целой группы направился к рингу, Директор усмехнулся:
— Мы будем скромней и в этом оригинальней. Иди.
И Вечер направился к рингу один. Зал, который только что рукоплесканиями и выкриками приветствовал москвича, с удивлением смотрел на одинокую фигуру Вечера, спокойно двигающуюся между рядов.
Он пролез под канатами и оказался на ринге.
Москвич был примерно одного с Вечером роста, но шире в плечах и гораздо мускулистей. Он как теннисный мячик скакал на месте, вращая головой. «Бороться, что ли, собрался, — подумал Вечер, спокойно стоя в своем углу. — Ты еще уши помассируй».
Их поставили друг перед другом. Москвич картинно буравил Вечера взглядом.
«Труха, подумал Вечер. — Рисуется, значит, ничего стоящего».
Прозвучал гонг, и москвич тут же пошел в атаку, похоже, собираясь разделаться с Вечером на первых же минутах. Но тот спокойно, короткими встречными тычками, кулак в кулак, отбил удары его рук, гася их на трети пути. При этом он не ступил ни шагу назад. После этого Вечер замер, чуть опустив руки, провоцируя противника на новую атаку. Москвич повторил ее, и снова случилось то же самое. Восторженно ревевший зал затих, а Вечер опять замер в открытой стойке. Тогда москвич поменял тактику. Он произвел удар правой ногой, целя подъемом стопы Вечеру в голову, и тот буквально взорвался в своем первом ударе. Его нога встретила ногу противника в воздухе. Они столкнулись меж собой голенями, кость в кость. Москвич попытался, не опуская левую, с коротким подскоком нанести такой же удар правой, но Вечер не зевал, и опять их ноги столкнулись в воздухе. Вечер почти ничего не почувствовал. Москвич же, отскочив в сторону, вдруг подломился в коленях и скорчился, схватившись за голени.
