Последняя звезда - Янси Рик

Слышу шорох до того, как чувствую влагу.

Дождь.

83

Клик. Направляю луч в потолок. Форсунки включились на полную мощность. Холодные струи бьют в лицо.

«Отлично. Одна из бомб Рингер, наверно, включила противопожарную систему».

В считаные минуты промокаю до нитки. Понимаю, что это несправедливо, но я виню в этом Рингер. Я вымокла, мне холодно, у меня зашкаливает адреналин, и теперь мне уже всерьез хочется помочиться.

А Рингер все нет.

«Сколько мне тебя ждать?

«Я не знаю, сколько времени это займет».

«Да, но разве в какой-то момент не станет ясно, что ты уже не придешь?»

«Он наступит, когда ты перестанешь ждать, Салливан».

Ладно, хорошо. Жаль, что я не расквасила ей нос, когда была такая возможность. Стоп. У меня был шанс, и я-таки расквасила ей нос. Хорошо. Один пункт выполнен.

Не могу же я сидеть здесь, скрючившись, целую вечность и мокнуть. Если мне суждено вымокнуть, я сделаю это стоя. Проверяю дверь. Просто слегка толкаю, чтобы убедиться, что она заперта. Вряд ли там кто-то есть, иначе они бы заметили луч от фонарика или мою тень и вырубили меня в темноте.

Искусственный дождь капает на лоб, стекает по волосам, пробегает по щекам, как пальцы любовника. Вода хлюпает под ногами. Рана на руке горит огнем. Печет очень сильно, как будто в кожу впивается тысяча иголок. А потом я чувствую такое же жжение на затылке. Оно распространяется. Печет шею, спину, грудь, живот, лицо. Все тело пылает. Спотыкаясь, отхожу от двери к стене. Что-то не так. Древняя часть моего мозга истошно вопит: «Что-то не так!»

Включаю фонарик и освещаю руку. На коже выступили огромные волдыри. Из дырок от шрапнели сочится кровь. Она смешивается с водой и сразу приобретает темно-фиолетовый цвет.

«Что-то неладно с водой».

Печет невыносимо, как будто кипятком ошпарили, но жидкость, которой меня поливает, совсем не горячая. Освещаю вторую руку. Она вся покрылась красными пятнами размером с десятицентовик. Торопливо, но без паники, расстегиваю куртку, задираю рубашку и вижу россыпь малиновых солнц на бледно-розовом фоне.

У меня три варианта: стоять здесь дурой под ядовитым душем; ворваться очертя голову в помещение за дверью с матовым стеклом, что глупо, потому что я не знаю, что меня там ждет; или поступить мудро и свалить из комплекса, пока не слезла кожа и мясо не разъело до костей.

Останавливаюсь на третьем варианте.

Бегу, фонарик пронзает туман, высекая радуги. Выскакиваю на лестницу, врезаюсь в стену, соскальзываю на бетонный пол и кубарем качусь с лестницы. Фонарик вылетает из руки и гаснет.

«Я должна выбраться отсюда. Должна выбраться».

Когда выберусь, сорву с себя всю одежду и буду голая кататься в грязи, как свинья. В глаза вонзаются горящие спички, по щекам текут слезы, раскаленные угли прожигают рот и глотку, каждый дюйм моего тела покрывается чумными бубонами.

«Чем-чем, Кэсси? Какими такими бубонами?»

Теперь до меня доходит. Теперь я понимаю.

Отключить электричество. Отворить шлюзы. Спустить с поводка чуму. Приказ номер четыре – это вторжение в миниатюре. Три волны. Акустическая версия, тот же мотив, слова другие, и любой нарушитель, попавшийся им на пути, олицетворяет человечество.

То есть это буду я. Я – человечество.

«Надо выбраться! Надо выбраться!»

Я на первом этаже, на этаже без окон. У меня нет фонарика, а в коридоре нет красных ламп, которые подсказали бы дорогу, так что я двигаюсь по памяти. Теперь уже не просто спешу. Я в панике.

Потому что уже проходила через это. Я знаю, что́ явится вслед за Третьей волной.

84

Глушитель

Десять тысячелетий в свободном плавании.

Десять тысяч лет не привязан ни к месту, ни ко времени, лишенный каких-либо чувств, чистая мысль, субстанция без формы, движение без жестов, парализованная сила.

Потом тьма раскололась, и возник свет.

Воздух заполняет его легкие. Кровь бежит по венам. Десять тысяч лет в застенках безграничного разума истекли. И вот – свобода.

Он поднимается на поверхность.

Пульсирует красный свет. Воют сирены. Человеческий голос терзает его слух:

– ПРИКАЗ ПО ЧАСТИ НОМЕР ЧЕТЫРЕ ВВЕДЕН В ДЕЙСТВИЕ. ЭТО НЕ УЧЕНИЯ. У ВАС ОДНА МИНУТА НА ТО, ЧТОБЫ ДОБРАТЬСЯ ДО ПРЕДПИСАННОЙ ЗОНЫ БЕЗОПАСНОСТИ.

Он поднимается из глубины.

Наверху с грохотом открывается дверь, и к нему бегут млекопитающие паразиты. Несовершеннолетние с оружием. Их вонь в тесном пространстве лестничной клетки просто невыносима.

– Придурок, ты что, оглох? – орет один.

Голос режет слух, у них жуткий язык.

– Дебил, у нас Четвертый приказ! Сматывайся в бункер…

Он ломает младшему шею. Остальных убивает так же быстро и эффективно. Сломанные шеи, остановившиеся сердца, размозженные черепа. Возможно, за секунду до смерти они заглянули в его глаза, пустые немигающие глаза акулы, глаза поднявшегося из глубин бездушного хищника.

– ТРИ… ДВА… ОДИН.

Лестница погружается в темноту. Обычный человек перестал бы ориентироваться в пространстве, но его человеческая оболочка далеко не обычна.

Она усилена.

На первом этаже командного центра включается система форсунок. Глушитель поднимает лицо и пьет теплую воду. Он не пил воды десять тысяч лет, ее вкус одновременно раздражает и радует.

В коридоре пусто. Паразиты укрылись в безопасных комнатах. Они останутся там, пока не будут уничтожены два нарушителя.

Их уничтожит лишенное человечности существо, помещенное в человеческое тело.

Намокший комбинезон облегает мощное тело. Он избавлен от груза истории этого тела. У него нет детских воспоминаний, он не помнит ферму, где росла его оболочка. У него нет воспоминаний о семье, о людях, которые любили его и воспитывали, а потом умерли все по одному, а он был рядом и ничего не сделал.

Он не находил в лесу девушку, которая пряталась в палатке с винтовкой в одной руке и плюшевым мишкой – в другой. Не переносил на руках ее измученное тело через снежное море, не спасал, когда она была на грани жизни и смерти. Не спасал ни девушку, ни ее брата, не давал клятву защищать ее любой ценой.

В нем не осталось ничего человеческого, вообще ничего.

Он не помнит прошлого, и, следовательно, прошлого не существует. Его человеческой сущности не существует.

У него нет имени.

Усиление информирует его о том, что в воду добавлен химический агент. Он не чувствует никакого отравляющего эффекта. Он был создан, чтобы выносить боль, он невосприимчив к страданиям своим и своих жертв. Древние говорили: «Vincit qui patitur». Чтобы победить, надо претерпеть, но не только собственные страдания, но и чужие. Безразличие – высшее достижение эволюции, высшая ступень природной лестницы. Те, кто создал программу, которая была установлена в тело человека по имени Эван Уокер, хорошо это понимали. Они посвятили изучению этой проблемы не одну тысячу лет.

Фундаментальный изъян человечества – человечность. Бесполезная, приводящая к саморазрушению склонность любить, сопереживать, верить, воображать все что угодно за пределами собственной оболочки… Все это привело их вид на грань уничтожения. И что хуже всего, этот организм грозит уничтожением всему живому на Земле.

Создателям глушителя необязательно было заглядывать так далеко, чтобы найти решение. Ответ заключался в другом виде, представители которого миллионы лет назад завоевали сферу своего обитания и с тех пор являются ее полновластными хозяевами, и никто не может подвергнуть сомнению их авторитет. Причина того, что в океане правят акулы, кроется, помимо их совершенного устройства, в их абсолютном безразличии ко всему, кроме пищи, размножения и защиты собственной территории. Акула не любит. Не испытывает сострадания. Ничему не верит. Она существует в полной гармонии с окружающей средой, потому что у нее нет ни устремлений, ни желаний. Она не знает жалости. Акула не способна испытывать печаль или угрызения совести, она ни на что не надеется, ни о чем не мечтает, не строит иллюзий о себе или чем-то другом.