Петр Катериничев - Огонь на поражение
Впрочем, судя по ленивому шевелению извилин в собственной бестолковке…
А все потому, что нельзя объять необъятное. Из прутковских вариаций на данную тему самая наступательная:
«Плюнь в глаза тому, кто скажет, что можно объять необъятное. Ибо нельзя объять необъятное!»
Ну и, конечно, основное:
КОЗЫРЯЙ!
Все. Время.
Встаю:
— Девчонки, мне пора.
— Олег, а как же мы?..
— Соберите кое-какие вещички, и на дно. Лучше — в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов!..
— Так мы можем и в нашу поехать… Только… — Кристина запнулась.
— Только, Дронов, раз все так сурово, нас легко могут там найти. И — укокошить. К тому же за нами могут следить. И… — Глаза Лукашевой округлились, голос осип разом:
— Нас ведь могли подслушать, о чем мы здесь говорили… Блин, Криста, какие мы ду-у-р-ы… Куры безмозглые!
Это она произносит едва-едва, одними губами. Ну они-то, может, и куры, а я — птица ископаемая. И знаменитую фразу Гоголя «Редкая птица долетит до середины Днепра…» всегда читаю с утвердительной интонацией. Тем более, насколько я помню, дальше середины Днепра и лететь резона-то нет: там поросшие лесом острова, где можно и шашлычок организовать, и рыбку половить, и с девчонкой уединиться…
Это я к тому, что во внутреннем кармане пиджака имею маленький приборчик, который пищит при наличии любого постороннего аппарата, в шпионском простонародье называемого «уши». А поскольку береженого Бог бережет, пока девчонки хлопотали насчет чая, я просто-напросто выкрутил пробки, обесточив все электроприборы, способные «оживить» «жучка», и выдернул шнур телефона из розетки. Единственный способ засечь наш разговор — лазерный луч на стекле. Ну да я не считаю девчонок фигурами, равными Черчиллю, а за мной «хвоста» не было.
— Не комплексуй, Анжелка. Квартирка «чистая».
— Благоприобретенный рефлекс?
— Ага. Так что давай по рюмочке — и разбежались.
— Ты уверен, что за нами не будут следить?
— Думаю — нет.
— Почему?
— У них без того забот хватит.
Кристина достала стаканчики, разлила бренди:
— За что пьем?
— Как всегда, за удачу.
Выходим в прихожую, вкручиваю пробки, зажигается свет и…
На вешалке висит длинный черный плащ-реглан. И черная широкополая шляпа.
«…опросили бездну народу… Везде выплывал человек. Очень ненавязчиво выплывал… Черная широкополая шляпа, длинный черный плащ-реглан…»
— Ух ты! Последний крик парижских кутюрье! — Оборачиваюсь к девчонкам. Они стоят рядышком, обнявшись Ну, блин!!!
— Анжелка, может, дашь поносить? — Смотрю ей в глаза. — На время… Это твой плат?
— Мой. А что? — произносит Кристина и смотрит на меня с легкой полуулыбкой.
Словно собирается рассмеяться. Или — расплакаться.
— Высокая мода…
— Осуждаешь?..
— Никак.
Это правда. Как никогда не понимал «голубых», так спокойно отношусь и к бисексуальности девчонок. Можно сказать, разделяю их чувства: мне понятно, за что можно влюбиться в девчонку.
И их неравнодушие друг к дружке волнует меня вовсе не в моральном аспекте, а лишь в сочетании с черным плащом и шляпой…
Так недолго и сбрендить! Черных плащей со шляпами в Москве не меньше, чем в Париже… А уж девчонок — точно больше! Да и не могли ни Кристина, ни Анжела ухлопать ту же Линду или Кругленького. У них железное алиби: обе в тот момент были в воздухе. Где-нибудь над Атлантикой.
А Майкл Фемминг? А Ирвин Стилберг?.. Кто сказал, что все убийства совершил один человек?
Крутов? Вот ему и карты в руки. Пусть разбирается. Говорю «пока» и собираюсь уходить.
— Дронов…
— Да?
— А на кого работаешь ты? — спрашивает Кристина.
— Если бы знать… Я бы с них такой гонорар затребовал!
— Ты что, жадный?
— Да нет. Мне за державу обидно.
— А-а-а… Помню. Это из кино. Только… Что-то не похож ты на «государственника»…
— А для меня держава — не власти. Для меня это — люди, которые здесь живут.
— Кино… — задумчиво хмыкает Анжелка. — Да тут вся жизнь кругом — сплошное кино. Со стрельбой и дымом!
— Нет, не кино, — невесело хмыкаю в ответ.
— А что?
— Театр. Большой.
Глава 27
Борис Евгеньевич сидит за столом в своем кабинете. Перед ним — широкий низкий стакан, в нем — на треть напитка золотисто-чайного цвета, в котором плавает истаявший кубик льда.
Итак — по часам только одна информация. Эксперт справился с работой за сорок минут. Гораздо быстрее, чем ожидал Борис.
К сожалению, никаких микрочипов, никаких тайников. Часы полностью соответствуют хронометру данной модели. Все надписи на циферблате, золотая коронка на цифре двенадцать…
Разница только одна. Перебит, причем очень тщательно, хорошим мастером-ювелиром паспортный номер — 000321. А был — 000024.
Мужичок-эксперт радовался, как ребенок, оттого, что удалось закончить все так быстро. И заглядывал в глаза — Борис стоял рядом с его табуретом — заискивающе-веселенько, как собачка, удачно выполнившая трюк и ожидающая положенный кусок рафинада.
— Занести информацию в компьютер? — спросил он.
— Не стоит.
Мужичок понимающе закивал, заметался глазами по столу.
— Найдите мне информацию по уровню «Город».
— Извините, Борис Евгеньевич… Э-э-э… У вас есть доступ к этому файлу?..
— Наберите: Катилина, три семерки.
Мужичок склонился над клавиатурой вопросительным знаком, взгляд, казалось, зацепился за нижний ряд клавиш, а спина теперь уже в точности стала напоминать спину худой дворняжки, ожидающей пинка или ласки и готовой принять все…
Борис поморщился… Марик совершенно свихнулся, раз думает, что людей можно покупать за деньги. Вот этот эксперт размышляет вовсе не о том, как бы скорее выполнить поручение, — его узловатые пальцы тыкают в панель клавиатуры, словно на ощупь. Он не думает уже ни о чем… Он просто подсчитывает, сколько долларов новенькими хрустящими сотенными отсчитает ему Пижон за такую информацию.
Тысячу?.. Пять тысяч?.. Или — все десять?! Ну да, скорее всего — именно десять, информация стоит того!..
Руки Бориса действуют автоматически. Левая прикручивает к стволу пистолета длинный профессиональный глушитель. Готово. Борис с удовольствием ощущает на ладони тяжесть оружия. Офицерский «вальтер» образца тридцать восьмого года.
Редкая сейчас машинка. И — надежная. Главное — надежная…
Экран компьютера высветил заставку набранного файла: высокая крепостная башня, чем-то отдаленно напоминающая кремлевскую… Только вместо звезды ее украшает большой сверкающий изумруд. Он словно поворачивается, бросая на зрителя зеленоватые блики…
— Борис Евгеньевич, для входа в файл требуется еще одно ключевое слово… — Эксперт поднимает голову и замирает. Черный зрачок пистолета смотрит на него в упор. Лицо мигом становится серым, тонкие губы задрожали.
Звук выстрела похож на короткий писк шарика, из которого выпустили воздух.
Пулевое отверстие во лбу чуть набухло кровью, мертвец тяжело, боком упал с табурета и застыл.
Борис привычно-скоро провел пальцами по клавишам, погасил экран. Оглядел еще раз лабораторию. Ничего лишнего. Только его окурки в пепельнице, бутылка бренди, стакан… Отпечатки пальцев?.. Это уже не важно… Время слишком ускорило свое течение… Или он, Борис, сумеет уцелеть в этом времени, или оно исчезнет совсем.
Вместе с ним…
Тем не менее он вылил остатки спиртного в раковину, смыл водой, бутылку, стакан, окурки спрятал в портфель. Быстро и тщательно протер платком панели.
Ничего экстраординарного, обычный профессионализм. Первая заповедь гласит; помещение оставляй «чистым».
Крепыш выключил свет, запер массивную металлическую дверь на систему замков, заблокировал их произвольным кодом.
Теперь — действие.
…Борис Евгеньевич одним глотком допивает спиртное, нажимает кнопку селектора.
— Слушаю, Борис Евгеньевич.
— Мальчишки справились с отчетами?
— Давно.
— Занеси ко мне. Да, и еще…
— Что, Борис Евгеньевич?
— Ничего.
Девушка появилась через мгновение, положила на стол три одинаковых запечатанных конверта.
Крепыш быстро вскрыл каждый, пробежал глазами содержимое. Поднял взгляд на девушку.
— Новенькая?
— Нет. Я работаю в отделе связи. Просто Вероника заболела, мне приказали заменить ее.
— Кто приказал?
— Колосов, мой начальник.
— Колесов, значит… И давно заболела Вероника?
— С ней стало плохо вдруг… Ну, а поскольку вам необходима секретарша…
— Да, необходима. — Борис откинулся в кресле. — Раздевайся.
— Как… — Девушка покраснела.
— Совсем. Догола.
— Но…
— Ты не умеешь выполнять приказы?
Девушка опустила глаза, расстегнула жакет, блузку, застежку юбки — та кольцом упала к ногам… Крепыш молча наблюдал. Закурил сигарету. На девушке осталось только белье — лифчик и трусы.
Она взглянула на мужчину, снова опустила глаза…
