Фридрих Незнанский - Тень Сохатого
— Вы сказали, что подписали показания под действием психотропных веществ, которые вам вкалывали во время допросов.
— Именно так.
Взгляд у Полякова был прямым, открытым и немигающим, как у змеи. Турецкому стало неприятно.
— Я встречался с вашей дочерью Катей, — сказал он.
— Вот как? И что она вам сказала?
— Она сказала, что вы в курсе многих дел Боровского. В частности, вы кое-что знаете о совместных проектах Боровского и Риневича.
— Это она вам так сказала?
Турецкий кивнул:
— Да. И я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете об отношениях Боровского и Риневича.
Несколько секунд Поляков молчал, затем спросил:
— А зачем вам это?
Турецкий ответил:
— Я не знаю, убивали вы Голикова или нет. Я надеюсь, что следствие это выяснит. Но я знаю, что Боровский не сумасшедший и не такое исчадие ада, каким его пытаются сейчас представить. Я знаю, что ваш босс занимался благотворительностью, что сделал свою компанию прозрачной. Я уверен, что выстрелить в Риневича его побудили чрезвычайные обстоятельства. И я хочу выяснить, что это были за обстоятельства.
— Начальство вас за это по головке не погладит, — заметил Поляков.
— Скорей всего, да.
Поляков отвел наконец свой змеиный немигающий взгляд от лица Александра Борисовича. Он задумчиво посмотрел на свою руку, лежащую на крышке стола. Рука была сухая, темная и вся перевитая синеватыми венами. Продолжая изучать свою руку, Поляков заговорил глуховатым, негромким голосом:
— Я возглавлял службу безопасности «Юпитера». И по долгу службы мне не полагалось влезать в дела Генриха Игоревича. Но, конечно, будучи при Боровском, мне приходилось многое видеть и слышать. Не уверен, что я понимал все правильно. Ручаться не могу. — Он поднял взгляд на Турецкого и спросил: — Это вас не смущает?
— Не знаю, — пожал плечами Александр Борисович. — Начните рассказывать, а там я сам определюсь.
Турецкий достал из кармана сигареты. Поляков проследил за его движением и спросил:
— Вы собираетесь курить?
— Угу.
— Я не переношу табачного дыма. Если можно, повремените с этим.
— Как скажете, — сказал Турецкий и убрал сигареты обратно в карман. — Ну вот, видите, убрал. Теперь можете начинать. Я весь внимание.
— Это случилось пару месяцев тому назад. У шофера Боровского разболелся зуб, и Генрих Игоревич отпустил его в поликлинику. Мы с ним столкнулись в холле, и он предложил мне сесть за руль. Сказал, что давно хочет со мной поговорить, а это вроде как прекрасный повод. Ну вот и поехали. А по дороге разговорились…
Его дальнейший рассказ выглядел так.
Настроение у Боровского было хорошее. Видно, он был чрезвычайно рад тому обстоятельству, что за рулем машины сидит сам начальник службы безопасности компании. Генрих Игоревич настолько доверял ему, что даже машине сопровождения дал отбой, несмотря на все возражения Полякова.
Они отъехали от офиса, и Боровский спросил с явной симпатией в голосе:
— Ну как поживаешь, Андрей Андреич?
— Нормально, Генрих Игоревич, — ответил Поляков. — Жаловаться не на что.
— Как дочка? Учится?
Поляков кивнул:
— Уже на втором курсе.
— Она ведь на факультете журналистики, да?
— Точно.
— Это хорошо, — одобрил Боровский. — Перспективная работа. Правда, тяжелая.
— Я не хотел, чтобы она туда шла, — сказал Поляков.
— Правда? — удивился Боровский. — Почему?
— Да подлости в этой профессии много. И не люблю я, честно говоря, журналистов. По-моему, есть в этом что-то унизительное — бежать с микрофоном за «звездой». Что-то шакалье.
Боровский заметил с улыбкой:
— Ты слишком строг к журналистам.
— Может быть, — пожал плечами Поляков. — По мне, так уж лучше бы она пошла в актрисы. Свет софитов и юпитеров, красивые наряды, поклонники, слава — такую мечту можно понять. А что хорошего она нашла в журналистике — убей бог, не понимаю.
— Ну-ну, не нагнетай, — весело урезонил его Боровский. — В конце концов, ей не обязательно работать по профилю. Пусть получит образование, а там посмотрим.
Они обменялись еще парой ничего не значащих реплик, после чего Боровский неожиданно спросил:
— Слушай, что ты думаешь о Риневиче?
— Об Олеге Александровиче? — Поляков пожал плечами. — Сложно сказать. Он мужик умный и хитрый. Знавал я таких. Тут все от души зависит.
— То есть?
— Ну если у умного и хитрого человека с душой все в порядке, тогда ничего страшного. А если нет — то много зла он людям наделать может.
— Ну а у Риневича? Добрая у него душа или нет?
Поляков подумал немного и ответил:
— Мне кажется, он и сам толком не определился. Он похож на человека, который пытается быть хорошим, а потом вдруг чувствует, что добрые дела ему не по нутру, потому что добрые дела требуют слишком больших усилий. А когда он хочет избавиться от всего хорошего, что есть в душе, и освободиться от моральных принципов, у него вдруг просыпается совесть. Сложный, в общем, человек. И мучается от этого много.
Боровский внимательно посмотрел на Полякова и сказал:
— Ты, Андрей, прямо как психиатр. Или писатель. Давно ли научился так хорошо в чужих душах разбираться?
— Просто я долго живу на свете, всякого насмотрелся, — объяснил Поляков. — Хотя могу и ошибаться.
— Новых сотрудников продолжаешь проверять?
— Да, Генрих Игоревич. Пока все чисто.
— Ну-ну, — неопределенно проговорил Боровский, затем откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления.
Минут через пять Боровский начал хлопать себя по карманам. Потом досадливо поморщился и, глянув на Полякова, спросил:
— Андрей, у тебя есть сигареты?
Тот покачал головой:
— Нет, Генрих Игоревич. Я ведь не курю.
— Тогда притормози возле магазина, а то мои кончились.
Поляков покачал головой:
— Боюсь, не получится.
— Почему? Здесь нельзя парковаться?
Поляков сдвинул брови и строго произнес:
— Генрих Игоревич, по уставу мне не положено оставлять вас одного.
— Да ладно тебе, — небрежно махнул рукой Боровский. — Что со мной может случиться за пару минут?
— И все-таки не положено, — упрямо повторил Поляков. — Вы не захотели брать машину сопровождения, поэтому за вашу безопасность отвечаю я один.
Лицо Боровского посуровело.
— Генрих Игоревич, — мягко, но настойчиво, словно разговаривал с непослушным ребенком, обратился к нему Поляков. — Может, потерпите, пока не приедем? Тогда я со спокойной совестью схожу в магазин и куплю вам все, что нужно. Обещаю вам.
Однако Боровский лишь поморщился в ответ.
— Слушай, Андрей, не будь хоть ты занудой, — недовольно сказал он. — Курить хочется — мочи нет. Обещаю тебе, что буду сидеть в машине тише воды, ниже травы. Все дверцы блокирую, так что муха не проскользнет.
Поляков по-прежнему сидел с непреклонно-упрямым лицом, и Боровский добавил, чуть повысив голос:
— В конце концов, я тебе приказываю.
Поляков тяжело вздохнул и остановил машину возле обочины. Повернулся к Боровскому и сказал:
— Генрих Игоревич, из машины не выходите. Если увидите что-то подозрительное, падайте на пол. И не бойтесь испачкать пиджак. По сторонам смотрите повнимательней. У вас есть ствол?
— Есть, но я его не ношу.
— Плохо. — Поляков вынул из кобуры короткоствольный револьвер и протянул его Боровскому. — Возьмите мой. Пользоваться умеете?
— Разумеется, — кивнул Боровский. Он взял револьвер и взвесил его на ладони. — Красивая игрушка.
— Это не игрушка. Это оружие, — строго возразил Поляков. — Будьте с ним поосторожней. Я скоро вернусь.
Поляков выбрался из машины, внимательно осмотрелся и лишь после этого двинулся к магазину стремительной походкой, продолжая бросать по сторонам быстрые взгляды.
В магазине Поляков не стал стоять в очереди. Протиснувшись к прилавку и осадив недовольных «очередников» кого смачным словом, а кого просто холодным, злым взглядом, он бросил на стойку мятую сотню и сказал:
— Пачку «Парламента».
— Вам какой — облегченный или обыч…
— Обычный, — быстро уточнил Поляков.
Затем быстро схватил протянутую пачку и, бросив на ходу: «Сдачи не надо», заспешил к выходу. Он был уже у двери, когда услышал треск разбившегося стекла.
Поляков бросился на улицу. Взору его открылась следующая картина. Возле «мерседеса», в котором сидел Боровский, стояла бежевая «девятка». Боковое стекло «мерседеса» было разбито. Возле разбитого стекла стоял мужчина в темных очках и надвинутой на лоб черной бейсболке. В руке у него был пистолет, направленный дулом в салон.
Мгновенно оценив ситуацию, Поляков крикнул: «Стой!» и побежал к машине. На ходу он сунул руку в кобуру, но пальцы его схватили пустоту. Тогда, не задумываясь, Поляков выхватил из-за пояса сотовый телефон и, перехватив его, словно это был пистолет, направил его в сторону незнакомца.
