Фридрих Незнанский - Тень Сохатого
— Да, Алла — хороший следователь, — согласился Меркулов.
— К тому же работы осталось не так уж и много. Тамбовский живодер Вован дал четкие и недвусмысленные показания. И, несмотря на весь прессинг — а я уверен, что прессинг был, — не отказался от них. Он ясно показал, что заказчиком взрыва был Голиков. Никаких улик против Полякова нет. Да и дружки Вована подтвердили его слова. Так что все это дело, с таким трудом и с таким старанием сфальсифицированное Гафуровым, попросту разваливается. Но вот то, что он скрыл вновь открывшиеся обстоятельства…
— Н-да… — задумчиво сказал Меркулов. — Как говорил Ленин, «стена-то у вас есть, да стена гнилая. Ткни пальцем — и развалится». Гафурова, кстати, уже отстранили от следствия. В перспективе ему грозит большой «бадабум» за подтасовку фактов. И все это твоими стараниями.
— Да, ты говорил, — кивнул Турецкий. — Кстати, что это за дурацкое словечко «бадабум»? Уже второй раз слышу его от тебя.
Константин Дмитриевич улыбнулся:
— Из лексикона тамбовского Вована. А он его подцепил из фильма «Пятый элемент». Смотрел?
— Про больших мордастых тварей из космоса?
— Угу, — кивнул Меркулов, затем отпил из рюмки и добавил: — Наши-то местные твари пострашнее будут.
— Это точно, — усмехнувшись, согласился Турецкий.
Константин Дмитриевич допил свой коньяк, затем взял бутылку и освежил рюмки. Турецкий окинул насмешливым взглядом его рубашку и галстук и спросил:
— Ты-то чего так разрядился?
— А я с сегодняшнего дня в отпуске, — объяснил Меркулов. — Не одному же тебе наслаждаться. Да и не могу я работать в этом свинарнике, пока там заправляет Колесов. С души воротит.
— С каких это пор? — прищурился Александр Борисович.
— А с тех самых пор, как передал куда следует все твои записи. Кстати, ты знаешь, что Гафуров и Казанский уже под следствием?
Турецкий кивнул:
— Да. Только вот что будет дальше — не известно. Гафуров и Казанский не действовали самостоятельно. Они фабриковали, видимо, дела под непосредственным контролем Колесова. И думаю, что Колесов поимел с этого хороший барыш.
Меркулов вздохнул.
— Ты же знаешь, Саня, все теперь зависит не от нас с тобой, — грустно сказал он. — Дело это разбирается на самом верху. Президент в курсе всего, и исхода теперь может быть только два. Либо Колесова снимают с должности, либо нам с тобой дают пинком под зад — за то, что растревожили это вонючее болото и вывернули его наизнанку.
— И что остается делать нам?
Константин Дмитриевич посмотрел на Турецкого, улыбнулся и ответил:
— Пить коньяк и радоваться жизни, я полагаю.
Некоторое время они пили молча. Затем послышались легкие шаги Ирины, и жена Турецкого заглянула в комнату.
— Слышали известие? — спросила она звонким, веселым голосом.
— Какое? — хором спросили мужчины.
— По телевизору только что передали: сегодня специальным распоряжением президента генпрокурор Колесов был отстранен от должности. Подробности пока не сообщают.
Меркулов и Турецкий переглянулись. Потом Александр Борисович недоверчиво спросил:
— Ты это серьезно?
— А разве похоже на то, что я шучу? — вскинула брови Ирина. — Ладно, вы тут это событие обмойте как следует, а я пойду достану мясо из духовки. Оно как раз покрылось корочкой. Как вы оба любите.
Ирина снова ушла на кухню.
Мужчины еще немного помолчали. Наконец Меркулов задумчиво произнес:
— Что ж, это может быть хорошим началом.
— Или плохим концом, — скептично заметил Турецкий.
Меркулов пожал плечами:
— Подождем, поглядим… Время у нас есть.
И они вновь взялись за свои рюмки, и до самого прихода Ирины сидели в своих креслах, молча попивая коньяк и поглядывая в окно на то, как закатные лучи окрашивают белые дома в ярко-розовый цвет, цвет надежды или тревоги — смотря по тому, как повернется ситуация.
