Синайский мираж - Тамоников Александр Александрович

– Ты – командир, тебе – виднее, – пожал плечами Рябов. – А только…

– А только ты уверен, что он уйдет? – продолжил мысль Рябова Терко. – А вот я не уверен. Змея – он и есть змея. А вдруг он последует за нами? С целью, так сказать, отмщения. Или чтобы уничтожить пленку, на которой он заснят со своими откровениями? А оно нам нужно? Тем более что с нами гражданские люди, которых мы от этого змея и спасли…

– И что же ты предлагаешь? – спросил Богданов.

– Предлагать буду я, – произнес до сих пор молчавший Максум. – Потому что – это не ваша война, а наша. Вы храбрые воины, но вы здесь – чужие. Поэтому молчите. Скажем мы с Фарисом. Пускай Гюрза уходит. Сейчас же. А все остальное – дело наше. Мое и Фариса.

– Я тоже так считаю, – поддержал Максума Фарис.

– Что ж, – после молчания произнес Богданов. – Пусть так оно и будет…

– Можешь идти, – сказал Фарис Гюрзе.

– Куда? – не понял Гюрза.

– Куда хочешь, – сказал Фарис.

– А… – заикнулся было бандит.

– Иди, – сказал Фарис и отвернулся.

Несколько минут Гюрза стоял, не двигаясь, и лишь его взгляд бегал по сторонам. Кажется, он понимал, что слово «иди», сказанное Фарисом, не сулит ему ничего хорошего. И он лихорадочно искал выход – как ищет его зверь, попавший в западню. Но исхода из этого короткого, холодного «иди» не было. И Гюрза пошел. Медленно, неуверенными шагами, то и дело озираясь. Но никто не смотрел ему вслед, и вскоре он скрылся за ближним барханом. И лишь тогда Максум шевельнулся, сел на коня, тронул поводья, и конь рысью пошел по следам Гюрзы.

– Это – наша война, – повторил Фарис.

Никто ничего ему не ответил – ни спецназовцы, ни журналисты.

Примерно через полчаса Максум вернулся, молча слез с коня, подошел к колодцу, вымыл руки и долго стоял, отвернувшись от всех и глядя куда-то вдаль.

– Все, собираемся в путь, – сказал Богданов и глянул на Салима и Ника: – Вы поедете с нами.

Тронулись в путь. Когда начало темнеть, Богданов, ехавший впереди, поднял руку. Все остановились. Богданов спешился и подошел к Нику.

– Слезай с коня, – сказал он.

– Зачем? – испуганным голосом спросил американец.

– Слезай с коня и уходи, – сказал Богданов. – Не бойся, никто тебе вслед не пойдет. Просто слезай и уходи. Ты нам не нужен.

– Но… – попытался протестовать Ник.

– Может, тебе еще повторить по-английски и по-арабски? – спросил Богданов. – И еще на языке глухонемых?

– Вы не имеете права! – нервно выкрикнул Ник. – По международным законам вы обязаны передать меня американскому консульству!

– По законам… – скривился Богданов. – Здесь пустыня. У нее другие законы.

– Вы за это ответите! – злобно сказал Ник.

– Уже ответили, – сказал Вячеслав, не глядя на американца. – Перед своей совестью.

Ник нерешительно потоптался, хотел еще что-то сказать, но не сказал и медленно пошел в вечернюю полутьму. И вскоре его сутулая фигура исчезла в наступающих сумерках.

– Набредет на кого-нибудь – его счастье, – сказал Богданов. – Не набредет – значит, не судьба.

– Не набредет, – отозвался Максум. – Он чужеземец. Он плохой чужеземец. Пустыня его не примет. И не поможет ему. Пустыня – она живая. И все понимает…

Они двигались по пустыне всю ночь, затем еще один день и еще одну ночь. И только к исходу второй ночи добрались до того самого аэродрома, с которого уходили в пустыню вначале журналисты, а затем, чтобы им помочь, – спецназовцы. Здесь их ждали, и все равно их появление было неожиданным, будто они были призраками, вдруг возникшими из песка.

– Вот, – устало произнес Богданов, – встречайте. Мы вернулись… Почти все… А это – вам подарок. Салим, он же вражеский шпион. Пользуйтесь…

Даже не передохнув, Вячеслав по радио связался с начальством – тем самым малозаметным мужчиной – и в шифрованном виде доложил ему о результатах операции «Тени в пустыне». В ответ Богданову было велено вместе со спасенными журналистами транспортным военным самолетом возвращаться домой. Самолет отбывал через полтора часа.

– Вот, – констатировал Терко, когда Богданов доложил группе, а заодно и журналистам о результатах переговоров. – Значит, отбываем… Это мы вовремя успели! А то когда еще был бы второй рейс… А мне, признаться, так хочется домой! Вот вернусь, упаду лицом в зеленую травку, и ничего мне больше не надо!

…Здесь же, на аэродроме, и попрощались. Фарис оставался в Египте, ну а Максум и без того жил здесь. Он здесь родился, здесь стал воином, здесь воевал и надеялся одержать победу. Куда же еще ему было деваться?

Прощались без лишних слов. Постояли, молча посмотрели друг на друга, мужчины пожали друг другу руки.

– Если что – зовите, – улыбнулся Терко. – Мигом примчимся и поможем!

– Это – наша война, – сказал Максум и добавил после молчания: – Но за добрые слова спасибо.

Суровый ритуал мужского прощания нарушили женщины. Когда совсем уже настала пора садиться в самолет, они разом подбежали к Фарису и Максуму и по очереди их обняли. И, конечно же, всплакнули.

– Спасибо вам, Фарис и Максум, – сказала Анастасия.

– Спасибо, – повторила Марина. – Мы всегда будем о вас помнить. Не забывайте и вы нас.

И они еще раз по очереди обнялись с Максумом и Фарисом.

– Не мусульманским получилось прощание, – с некоторым смущением произнес Максум.

– Думаю, Аллах нас за это простит, – улыбнулся Фарис.

Когда самолет приземлился и все его пассажиры вышли на взлетную полосу, настало время прощаться и здесь. На этот раз журналисты прощались со спецназовцами. Они стояли друг напротив друга, по-прежнему одетые в арабские одежды, и молчали.

– Значит, вы так и не скажете нам, кто вы такие? – спросила Анастасия.

– Почему же, – улыбнулся Богданов. – Обязательно скажем. Мы – тени пустыни.

– Как-как? – с некоторым недоумением спросила Анастасия.

– Тени пустыни, – повторил Вячеслав. – А что, разве не похожи? В самый раз… Даже одеяния – соответствующие.

– Кроме того, так называлась операция, – добавил Муромцев.

– Какая операция? – не понял Никита.

– Операция по вашему спасению, – пояснил Василий. – Тени в пустыне… Мы появились, а теперь мы исчезнем. Все по законам природы.

– Так что прощайте, ребятушки! – сказал Терко. – Вот она, Родина! А в пустыню – больше не ходите. Ну ее, эту пустыню! Не понравилась она мне!

– А это уж как получится! – улыбнулся Никита.

Эпилог

Фильм, который журналисты при участии спецназовцев снимали в пустыне, на экраны так и не вышел. Конечно же, это был бы замечательный фильм, зрители смотрели бы его с удовольствием, переживали бы, негодовали, даже, наверно, плакали бы. Но никто его так и не увидел. И это было вполне понятным и объяснимым. Несмотря на свою необычность, фильм, тем не менее, в первую очередь представлял интерес для специалистов, чьи должности и имена обычно вслух не называются. И, должно полагать, это фильм внес свой вклад в дальнейшую борьбу арабского народа за свои утраченные земли.

И где-то в той борьбе участвовали Максум и Фарис. Без сомнения, они сражались достойно и честно, как и полагается истинным арабским воинам.