Синайский мираж - Тамоников Александр Александрович
– А что? – Никита глянул на коллег. – А ведь и в самом деле… А почему бы и нет? Настроим аппаратуру – и поехали. Я и Марина – в кадре, Алексей и Настя – снимают… А то ведь за все время почти ничего и не сняли… А тут такая возможность!
– Вот и отлично! – одобрительно произнес Богданов. – Снимайте! А мы понаблюдаем.
Никита и Алексей с помощью Муромцева, Терко и Рябова распаковали аппаратуру. Она оказалась в целости, и потому настроить ее не составило большого труда.
– Теперь главное – выбрать картинку, – сказал Никита.
– А что ее выбирать? – возразила Марина. – Она одинаковая на все четыре стороны. Везде пустыня.
– И то правда! – хлопнул себя по лбу Никита. – Тогда пригласите в кадр героя…
Фарис что-то коротко сказал Гюрзе. Главарь скривился, но подчинился. Марина встала справа от Гюрзы, Никита – слева.
– Камеры включены! – сказал Алексей. – Начинайте!
– Мы – советские корреспонденты-документалисты, – начала Марина. – Не удивляйтесь нашим костюмам – на наших операторах точно такие же одежды. И сейчас мы с коллегой вам объясним, почему это так…
И Марина с Никитой, сменяя друг друга, стали рассказывать о своих злоключениях. Рассказали почти все, что с ними произошло, за исключением разве что каких-то мелочей.
– И если бы не эти люди, которые нас освободили и которые сейчас присутствуют с нами рядом, то не было ничего: ни нас самих, ни этого фильма. Мы не знаем доподлинно, кто они и каким таким непостижимым образом они оказались в этой пустыне. Сейчас наши операторы покажут вам этих людей. Может быть, они сами захотят что-нибудь сказать о себе, – сказал Никита.
Услышав такие слова и увидев нацеленные на них камеры, спецназовцы дружно замахали руками. К ним присоединились и Фарис с Максумом.
– Они не хотят, чтобы мы их снимали, – улыбнулась Прокопьева. – Машут руками… Что ж, это их право. Наверно, так надо. Но хотя этих людей и не будет в кадре, все равно мы хотим сказать им спасибо. Огромное спасибо за наше освобождение. Они подарили нам жизнь… – голос Марины дрогнул, она опустила голову и стала вытирать слезы.
– Может, это не надо снимать? – с сомнением спросил Алексей.
– Снимай! – зашипела Анастасия. – Именно это и надо снимать в первую очередь!
Впрочем, Марина очень скоро справилась с собой – сказалась профессиональная сноровка. Она насухо вытерла глаза, улыбнулась и продолжила:
– А сейчас мы предоставим слово нашему похитителю. Верней, одному из наших похитителей. Его зовут Гюрза. Это, разумеется, прозвище. Его настоящего имени мы не знаем, да оно не так и важно. Пускай для всех он будет Гюрза. Пустынная ядовитая змея… Он любезно согласился рассказать о нашем похищении и еще кое о чем интересном… Он будет рассказывать, а я – переводить. Я знаю арабский язык. Рассказывайте, мы все вас внимательно слушаем, – последняя фраза адресовалась главарю.
И Гюрза рассказал. Нехотя, с растяжкой, не глядя в камеру, а наоборот, упорно глядя куда-то в пространство. Он рассказал и о похищении, и о том, для чего он это сделал, и кто его на то уговорил, и какую цену ему посулил тот, кто его уговорил. Чувствовалось, что он с радостью не упоминал бы ни о деньгах, ни о золоте, но в ходе рассказа он натолкнулся на жесткий, немигающий взгляд Фариса. Это был очень красноречивый взгляд, это был взгляд-угроза, взгляд-приговор. И потому Гюрза рассказал и про деньги, и про золото. Он рассказал, а Марина – перевела.
– Молодец! – иронично похвалил Гюрзу Терко. – Ну а теперь, любезный, твоя очередь. Расскажи и ты нам что-нибудь интересненькое. Чую, тебе есть что рассказать. Как говорится, прошу к столу!
Эти слова, конечно же, адресовались Нику. Но американец не изъявил желания позировать перед кинокамерами и тем более что-нибудь рассказывать.
– Вы не имеете права! – нервно произнес он. – Я требую к себе цивилизованного отношения. Я гражданин Соединенных Штатов Америки!
Все это Ник прокричал на английском языке.
– Переведи, – глянул Терко на Муромцева.
Василий перевел.
– Вот и расскажи, уважаемый американский гражданин, что ты забыл в этой пустыне! – с убийственной вежливостью предложил Терко. – А мы послушаем. И многие, кроме нас, тоже послушают! Ну же, не стесняйся!
– Я гражданин Соединенных Штатов Америки! – повторил Ник. – Я требую, чтобы вы соблюдали законы!
Муромцев перевел и эти слова.
– Здесь нет Соединенных Штатов Америки, и нет ее законов, – очень четко произнес Фарис на русском языке. – Здесь – пустыня. И законы здесь тоже свои. Законы пустыни. И песок здесь тоже наш, родной. Он хорошо заметает следы… Надеюсь, ты понял, что я тебе сказал.
Ник ничего на это не ответил, лишь насупился и встал.
– Снимаем! – шепнул Алексей Анастасии.
– То, что сказал про меня этот человек, – Ник указал на Гюрзу, – ложь! Я не знаю, для чего он солгал. Да, я жил какое-то время в его поселении, но исключительно с научной целью! Я ученый-этнограф! И, разумеется, никаких денег, а тем более золота я ему не давал! Равно как и всяких нелепых приказов о похищении людей! Повторяю: я – ученый-этнограф, а не авантюрист, каким меня пытается представить этот человек! Да, я знаю русский язык, и что с того? Я знаю несколько языков! Я окончил университет!
Ник умолк. Какое-то время все молчали и смотрели на американца. Первой заговорила Марина:
– Значит, вы ученый? – спросила она. – И, следовательно, вы исключительно с научной целью приказали убить нашего коллегу Евгения Генералова? И это вы, руководствуясь интересами науки, всячески нас шантажировали, угрожали нам и склоняли к измене Родине? И, конечно же, в интересах науки вы угрожали отдать меня и мою коллегу Анастасию Величко на ночную потеху бандитам-арабам? И так получается, что я чисто с научной целью влепила вам несколько пощечин и разбила вам нос?
– Вы тоже лжете! – окрысился Ник на Марину. – Вы все здесь лжецы! Вы за это ответите! Я требую немедленно меня отпустить!
– У меня все, – устало произнесла Марина. – Не могу больше видеть этого типа!
– Да и я тоже, – сказал Никита. – О чем еще нам с ним разговаривать?
Стрекотание камер умолкло.
– Что, на этом съемки окончены? – глянул Никита на Богданова.
– Не совсем, – сказал Богданов. – У нас в запасе есть еще один персонаж из этой же обоймы. Не волнуйтесь, уж он-то, я думаю, ни угрожать, ни хамить не будет. Салим, я говорю о тебе. Внеси и ты свой скромный вклад в общее дело. Преодолей свою скромность и расскажи о себе что-нибудь интересное и познавательное. Прошу.
Конечно, и Салиму очень не хотелось ничего говорить перед кинокамерами. Но куда ему было деваться? Здесь он был пленником, и, кроме того, он обещал во всем содействовать этим людям, пленившим его. Кроме того, он боялся этих людей. А еще ему очень хотелось жить. Поэтому и ему пришлось рассказать о себе и своем истинном обличье.
– Ну, вот теперь, кажись, все! – выдохнул Богданов. – Конец фильма! Интересный должен получиться фильм. Не так ли?
– Да уж… – не слишком уверенно произнес Никита. – Никогда еще нам не доводилось снимать такие интересные фильмы…
– Да и не надо больше, – сказал Муромцев. – Хватит с вас и одного.
– Это уж точно! – вздохнул Алексей.
– Вы, главное, не потеряйте пленочку! – предостерег журналистов Терко. – А то обидно будет! Старались-старались, а посмотреть – и нечего!
– Сбережем, – пообещал Алексей.
– Вот и лады, – улыбнулся Терко. – Ну, и что у нас дальше в программе концерта, командир?
Все спецназовцы, а также Максум и Фарис вновь собрались вместе. Предстояло решить судьбу Гюрзы.
– Нам он больше не нужен, – сказал Богданов. – А вот только что с ним делать дальше?
– Поступить в соответствии с обстоятельствами, – пожал плечами Рябов. – Помнится, нам так и сказали… Поступайте, мол, по обстоятельствам.
– Обстоятельства – они бывают разные, – в раздумье проговорил Богданов.
– Так и я о том же! – сказал Рябов.
– А пускай он уходит! – сказал Богданов. – Видеть его больше не могу!
