Синайский мираж - Тамоников Александр Александрович

Потрясен был русской речью и Ник. Правда, это потрясение он выразил иначе. Вначале он неподвижно сидел на песке, переводя взгляд с одного спецназовца на другого. Затем вскочил и даже сделал несколько шагов.

– Старина, а ты куда? – спросил американца Муромцев по-русски. – Сидел бы ты спокойно, а то ведь мы можем твои телодвижения неправильно расценить… И тогда – неминуемы последствия. Сам понимаешь.

Ник опять опустился на песок. Какое-то время он сидел молча, затем глянул на Муромцева и спросил:

– Что, переиграл меня, техасец?

– Ну, – развел руками Василий, – так уж получилось… Ты уж не держи на нас обиды, старина! А заодно предупреждаю тебя повторно насчет неожиданных телодвижений. Сиди спокойно, а то усугубишь свое положение!

Женщины тем временем постепенно приходили в себя. Анастасия перестала плакать и взглянула на Муромцева.

– Знаете, – сказала она, – а я ведь догадывалась! Да! Не до конца, конечно, но подозревала, что вы никакой не американец. Было в вашем лице и поведении что-то такое… что-то не американское…

– А я чувствовал, что я у вас на подозрении, – улыбнулся Муромцев. – И изо всех сил старался изображать американца. Так было нужно…

– Я понимаю, – сказала Величко. – Можно я вас обниму?

– Так это… – Василий даже растерялся от такого неожиданного предложения.

Анастасия подошла к Муромцеву, обняла его и уткнулась ему лицом в грудь. Марина также поднялась с песка и обняла Степана Терко.

– Свой! – сказала Прокопьева. – Теперь я точно знаю, что свой!

– А то чей же! – улыбнулся Терко. Он растерялся так же, как и Муромцев, и этой своей улыбкой пытался скрыть растерянность. – Все, девонька, все! Кончились твои муки!

Потом, конечно, были подробные расспросы. На какие-то вопросы спецназовцы ответили, на какие-то – отвечать не стали. Например, не ответили на вопросы о том, как они оказались здесь, посреди пустыни, и каким таким непостижимым способом нашли поселение Гюрзы.

– Должны же у нас быть хоть какие-то профессиональные тайны! – сказал Богданов.

Неподалеку с непроницаемым лицом стоял Максум. Никита внимательно посмотрел на него. Была ночь, но огромная луна висела над пустыней, и в ее свете хорошо можно было различить человеческие черты.

– Вы тот самый охранник, который охранял нас в мертвом оазисе? – спросил Никита.

– Да, – ответил Максум. – Все мои люди погибли, защищая вас. Живым остался только я. Так получилось… Когда вас похитили, я целый день тайно шел за вами следом. Потом привел других людей, чтобы вас спасти.

– Понятно, – сказал Никита. – Спасибо.

– Простите меня, – сказал Максум.

– За что же? – удивился Никита.

– Я не смог уберечь вас в мертвом оазисе, – сказал Максум. – Вас похитили. Я причинил вам горе.

– Это вам спасибо, – сказал Снегов. – За то, что не оставили нас. Шли за нами следом, привели людей. Все хорошо, потому что все уже позади.

Тем временем Фарис и Максум развернули походный арабский шатер.

– Одолжили у Гюрзы! – пояснил Фарис. – Гюрза – добрая душа. Ничего для нас не пожалел. Там, – он посмотрел на женщин, – чистая одежда и вода. Правда, вода из колодца, холодная. А одежда – арабская…

– Это ничего, – улыбнулась Анастасия. – Спасибо.

Женщины скрылись в шатре и вскоре вышли из него преобразившимися: чистыми, причесанными, помолодевшими, в арабской одежде.

– Настоящие арабские красавицы! – восхитился Терко.

Никита и Алексей также зашли в шатер и тоже вскоре вышли оттуда преображенными и в арабской мужской одежде.

– Теперь отдыхайте, – сказал журналистам Богданов. – А нам нужно решить кое-какие насущные вопросы…

Вопросы действительно имелись, и это были очень важные вопросы. В их обсуждении принимали участие все спецназовцы, а также Фарис и Максум. Но при этом Максум не спускал взгляда с Ника. Это был очень цепкий и беспощадный взгляд, и Ник это чувствовал, поэтому он и сидел на песке, не шевелясь.

– У нас – три вопроса, которые необходимо немедленно решить, – сказал Богданов. – Вопрос первый – это Салим. Что будем с ним делать?

– Ну, ответ тут, мне кажется, только один, – сказал Муромцев. – Салим – вражеский шпион. Он знает немало такого, что заинтересует египетскую разведку. Доставим его к месту, сдадим египтянам… Думаю, они обрадуются такому подарку.

– Другие мнения будут? – Богданов оглядел по очереди всех спецназовцев, включая Максума и Фариса.

– Он предатель, – мрачно возразил Максум. – По нашим законам он должен умереть.

– В тебе сейчас говорит воин, – сказал Богданов. – Честный воин.

– А вы разве не честные воины? – спросил Максум.

– Мы тоже воины, – ответил Вячеслав. – Просто у нас немножко другая война… Салим много знает. Он расскажет о других врагах. Много обезвреженных врагов – это лучше, чем один выявленный враг. Разве не так?

Максум молчал. Кажется, Богданову удалось его убедить.

– Теперь второй вопрос, – сказал Вячеслав. – Наш друг Ник, или как его там на самом деле… С ним-то что делать?

– Да, это вопрос, – почесал в затылке Терко. – Конечно, можно и его сдать египтянам… Да только что с того толку? Все равно скоро, так или иначе, американцы его вытребуют у египтян. Конечно, сладкими плюшками американцы кормить его не будут, поскольку он кругом проигравший, но все-таки несправедливо получается! Как-никак, он, собака, мучил наших журналистов…

– А одного даже приказал убить! – добавил Рябов.

– А одного даже убил, – грустно подтвердил Терко. – За это полагается держать ответ. По закону высшей справедливости.

– Пристрелить его, как бешеного шакала! – мрачно произнес Максум. – Он такой же враг моего народа!

– Нет, убивать его не нужно, – в раздумье проговорил Муромцев. – Марать руки о такое существо – удовольствие невеликое. Даже для нашего непримиримого Максума… У меня тут родилась идейка…

Василий помолчал, собираясь с мыслями.

– А идейка вот какая, – сказал он. – Пускай старина Ник убьет себя сам. Да-да, именно так: пускай он сведет счеты сам с собой. А мы всего лишь подтолкнем его к этому шагу. Что скажете?

– Это как же так? – не понял Терко.

– Помнится, частью нашего задания были съемки документального фильма с участием Гюрзы, – сказал Муромцев. – Гюрзу мы оставим на потом, а пока – поговорим о старине Нике. То есть пускай и он сыграет роль в фильме. Расскажет перед камерой во всех подробностях о том, кто он есть на самом деле, чьи интересы представляет, как и для чего он похитил журналистов, что ему было от них нужно… Думаю, это будет очень интересное кино! И вместе с тем этакое ритуальное самоубийство старины Ника. Потому что после такой-то роли ему несдобровать. Его хозяева явно не оценят блеска его киношного таланта. А потом отвезем его подальше в пустыню и отпустим на все четыре стороны. И пускай он себе идет… Думается, далеко он не уйдет. А куда ему идти? Один, в пустыне… Ну, как вам идейка?

– А что? – поразмыслив, сказал Богданов. – А ведь и в самом деле… Остается только уговорить его сказать все, что нужно, перед камерой.

– А куда он денется? – пожал плечами Рябов. – Максум и уговорит. Или, может, кто-то в этом сомневается? А, Максум? Уговоришь нашего друга Ника?

Максум на это ничего не ответил, лишь встряхнул оружием так энергично, что затвор лязгнул сам собой.

– Вопрос можно считать решенным! – усмехнулся Рябов.

– Пустыня – это хорошо, – сказал Фарис. – Ник – не араб, он не выживет в пустыне один. И к Гюрзе он побоится возвращаться – там его убьют. И свои для него еще хуже, чем чужие… И стрелять в него не придется. Ты это хорошо придумал, – глянул Фарис на Муромцева.

– Будем считать, что и со вторым вопросом мы разобрались, – сказал Богданов. – Остается третий, последний вопрос – Гюрза.

– И чтобы этот вопрос разрешить, необходимо присутствие самого бандита, – сказал Терко. – Я правильно понимаю ситуацию?

– Как всегда, – улыбнулся Богданов.