Валентин Пригорский (Волков) - Закон Талиона
Дорога опустела, лишь далеко впереди маячила одинокая тачка, сильно похожая на ту задрипанную, что недавно так беспардонно подрезала "Мазду". На таком расстоянии не ра-зобрать, но если это та самая и никуда не свернула, значит, подставлялась нарочно — дорож-ные разводилы, не иначе. "Якорь им в глотку", — по-боцмански ругнулся Полежаев — бли-зость океана обязывала. Он мельком глянул в зеркало над ветровым стеклом — автобуса сза-ди не видно, застрял на очередной посадке-высадке. Нагонит. Уже совсем близко конечная остановка, там надо будет пристроиться в сторонке и подождать. Нормально.
За поворотом показалась площадка, где автобус обычно высаживает последних пасса-жиров и разворачивается. А это что? Памятная "Тоёта" торчала чуть ли не посередине пло-щадки, а её обшарпанный бок подпирала парочка крупноватых мальчиков в кожанах — "эки-паж машины боевой". Подпираемая машинка, судя по состоянию, побывала не в одном тан-ковом сражении, причём, ходила на таран. "Мальчикам" лет по тридцать, и рожи у них, мягко выражаясь, нехорошие. Ну, да бог с ними.
Павел, чтобы никому не мешать и не очень выставляться, отогнал свою машину в уго-лок, рядом с глухим забором, заглушил движок и, желая размять ноги, выбрался из-за руля. Он не смотрел в сторону битой "Тоёты" и на "мальчиков" возле неё, они ему были не инте-ресны, но краем глаза уловил движение.
— Эй, мужик!
Один рослый, с трёхдневной рыжеватой щетиной на морде, направлялся к "Мазде", поигрывая длинной цепочкой, с бренчащей на ней связкой ключей — движение руки, и цепь наматывалась на кулак, превращаясь в подобие кастета, обратное движение — шелестящая цепь раскручивалась, а ключи становились увесистым снарядом. Ловкий, чёрт, и мосластый, но запущенный: мешки под глазами, да и сами глаза нездоровые, мутные; жилистая шея, пожалуй, тонковата для такой крупной, наголо выбритой головы.
— Это вы мне?
Небритый "мальчик" нехорошо осклабился. Он видел перед собой хоть и широкопле-чего, но сутуловатого пятидесятилетнего дядьку с отвисшим животиком — лоха по жизни — такие роль и грим определил напарнику Сухов. Дылда, чувствуя себя хозяином, приближал-ся не спеша.
— Тебе, тебе, — жулик длинно сплюнул лоху под ноги, — ты, чайник херов, меня на трассе чуть седым не сделал. За моральный урон надо…
"Интересно, они сами по себе, или это каким-то боком связано с тревожным сигналом? Хотя, вряд ли, старичок мог сойти на любой промежуточной".
Паша, стремительно шагнув навстречу, с тяжёлым хлопком вбил кулак в брюхо небри-того. Тот, сохраняя на лице наглую ухмылку, сломался в поясе, выпуская воздух из всех от-верстий. Короткая куртка, задравшись, оголила белую, веснушчатую спину. Второй "маль-чуган", явно не ожидал такой прыти от пожилого пузатенького дядьки и замер с открытым ртом, но в драндулете сидел третий, по-видимому, старшой, обладавший лучшей реакцией. Он начал открывать дверцу, одновременно выдвигаясь наружу, намереваясь выпрыгнуть из автомобиля. Лучше бы он этого не делал. Оставив правую руку под корпусом обездвижен-ного дылды, Павел левой ухватился за широкий кожаный ремень, рывком оторвал тушу от земли и швырнул в распахнувшуюся дверь. Поистине цирковой трюк! Тяжёлое, согнутое почти под острым углом тело, врезалось в старшого, на короткое время оглушив его и капи-тально законопатив проём.
Эти недоумки не знали с кем имеют дело, а если бы им кто-нибудь намекнул, они бы не поверили, полагая, что такие бойцы встречаются только в кино.
Малый, до сих пор стоявший с открытым ртом, наконец-то очухался и попытался дви-нуть необычного дядю кулаком, с зажатой в нём свинчаткой. Паша, легко уклонившись и не слишком мудрствуя, перехватил шаловливую ручонку в запястье и, вывернув её, одновре-менно шлёпнул парня ладонью по носу. Тот вякнул от боли и скособочился, стараясь осла-бить натяжение в смещённом суставе, с опущенного подбородка закапали кровавые сопли.
— Пусти, сука! — Просипел малый.
— Ща! Водить умеешь? Полезай за руль и не высовывайся!
Давление на сустав усилилось, и парень, поскуливая, поспешно зашарил свободной ле-вой рукой по дверце авто в поисках утопленной дверной ручки. Трясущиеся пальцы сколь-зили по металлу. Нащупал, потянул на себя. У японцев всё не как у людей: у нас гора, у них — яма, у нас руль слева, у них — наоборот, поэтому процессу посадки вывернутая рука вовсе не мешала. Паша выпустил её из тисков, только почти полностью затолкав парня на сиденье, гнусаво, как в боевике, сказал: "Даже не думай", — и захлопнул дверь. Жулик, откинувшись, сидел на водительском месте, более не пытаясь что-либо предпринять, по всему видно, радовался, что дёшево отделался.
Лысый "мальчик", первым познакомившийся с Пашиным кулаком, выпал из машины и сейчас вовсю старался подняться, упираясь руками в порог "Тоёты", а третий жулик, пра-вильно оценив ситуацию и свои возможности, уже не помышлял о расправе, он забился в угол, бледное лицо искажено страхом. Возможно, при других обстоятельствах старшой вёл себя нагло, самоуверенно и жестоко. Так то при других. Легко куражиться над слабым.
— Скоро, — с убедительным равнодушием заговорил Паша, цепко удерживая взглядом белую маску, — здесь появится мой приятель. Он не такой добрый. И жить вам останется се-кунд десять от силы. Крабы тоже жрать хотят. Ваш последний шанс — вон отсюда!
Упрашивать не пришлось. "Мальчик" вздел себя на ноги и торопливо заполз в машину, дверца захлопнулась. "Тоёта", петляя, рванула в сторону города. И вовремя: из-за поворота показался автобус.
Павел обвёл взглядом окна ближайших, притаившихся за заборами домишек — тёмные стены, крыши, тёмные окна и никого. Похоже, никто не заметил скоротечного инцидента — будний день, молодёжь давно переселилась в город, взрослые, предпочитавшие собственное подворье, на работе, а старикам и детям не до созерцания опостылевшей площади. Это хо-рошо. Он, нацепив на нос очки с обычными стёклами, достал из бардачка пару мелких клю-чей и отвёртку, открыл капот. Неподалёку заскрипела воротная калитка, на дорогу высыпала стайка улыбчивых китайцев, нагруженных большущими клеёнчатыми баулами. Они заспешили к остановке. Подкативший автобус пискнул тормозами, чихнул, густо насытив морской воздух чадом соляры, и распахнул двери. Внезапно мелкий дождик прервал свою посевную, серый облачный покров расплылся, в полынью по-китайски улыбнулось солнышко.
Первыми из автобусного нутра грузно выбрались две пожилые тётки с хозяйственными сумками, следом, держась за поручень и подстраховывая себя тросточкой, осторожно спустился товарищ Сухов в образе семидесятилетнего старичка. Он попусту не крутил головой, оглядываясь по сторонам, а, внимательно глядя под ноги, засеменил к ныряющей в кустарник тропинке. Паше не было дела до старичка, а старичку до Паши. Горохом суетливо выкатилась компания китайских торговцев. Приезжие и отъезжающие, совершенно друг от друга не отличимые, смешались, залопотали, загомонили. Самым последним, не торопясь, спустился невысокий, но крепенький мужичок, приземистой фигурой неуловимо напоминающий ушастого инопланетянина из "Звёздных войн", лицо морщинистое и озабоченное, точно он погряз в размышлениях о судьбах цивилизации. "Инопланетянин" эдак лениво осмотрелся, постоял, засунув руки в карманы куртки, будто раздумывая, потом, достав платок, промокнул под носом, сдвинул бейсболку козырьком на затылок и вразвалочку побрёл за кустики. Вот и топтун. Полежаев нажал один раз кнопочку на мобильнике, коллега поймёт. За мужичка Паша сильно не тревожился, как, впрочем, и за товарища Сухова, но тренированный глаз разведчика засёк некую несуразность в толпе китайчат. Что-то здесь было не совсем… Ага, так и есть! Все копошатся, обвешиваются баулами, а один, хоть и лопочет вместе со всеми, но порожняком. Этот факт пока ни о чём не говорит, но настораживает.
Изображая задумчивого чайника, Полежаев копался в моторе. Он для пущей достовер-ности заблаговременно снял провода со свечей, одну вывернул и спрятал в карман, вместо неё достал заранее припасенную по совету напарника точно такую же, только покрытую толстым слоем нагара, всё это дело перемазал замасленной грязной тряпицей. Натянутые на руки тонкие нитяные перчатки с прорезиненной подкладкой тоже разукрасил маслянисто-сажистыми разводами. На перчатках Фёдор настаивал особо, а Павел никогда не пренебре-гал советами и настояниями коллеги.
Провидец Сухов как в воду глядел: подозрительный китаец отделился от толпы сооте-чественников и направился прямиком к приткнувшейся в уголке "Мазде". Не так глупо, не так глупо, где-то, в чём-то даже умно. Но каков наглец!
— Хозяин, тебе помочь? Я мало-мало дазбидаюсь.
Павел вскинулся, рассеянно посмотрел на парня. Нет, это он издали сходит за хрупкого паренька, вблизи видно, что уже не мальчик — мужчина: под глазами сеточка, в уголках рта морщинки, костистый, ладони широкие, набитые — наблюдательный боец всегда может распознать другого бойца по рукам. Вот те и перчатки! Ну, Фёдор! Ну, гад, умница! А парняга "мало-мало" переигрывает, язык коверкает, косит под скромного коробейника-челнока. Однако под тёмным, свободным пуховиком можно запросто спрятать оружие, сунуть, скажем, под ремень на животе — хрен заметишь.
