Валерий Рощин - Команда ликвидаторов
Пора действовать, иначе он расстреляет нашу приманку.
Аккуратно покидаю убежище и быстро перемещаюсь вдоль портьеры. Останавливаюсь на дистанции полутора метров и бью ногой снизу вверх по короткому стволу автоматического оружия.
Удар выходит на славу – ойкнув одиночным выстрелом, пистолет-пулемет вылетает из рук хорватского генерала. Второй удар наношу без паузы правым кулаком – бью наугад в область головы, так как цели не вижу.
Определенно попадаю – кулак неплохо прикладывается к чему-то твердому. Анчич отлетает к двери и падает.
Слышу топот справа – на подмогу бежит Устюжанин.
Однако в следующую секунду ситуация выходит из-под нашего контроля. Лишившись одного оружия, ловкий хорват успевает выхватить другое. И теперь, распластавшись около двери, открывает в нашу сторону ураганный огонь.
«Это очень плохо», – думаю я, прыгая как можно дальше от двери. Наверное, так же оценивал происходящее и Георгий, гремевший креслами неподалеку. Ближе к экрану ползет Матич, вовремя просекший опасность. В общем, гремим мы прилично, и если бы не грандиозная озвучка мелькающих на экране сцен боевика, опытный Анчич наверняка стрелял бы, ориентируясь на грохот, – и стрелял бы успешно.
Скоро он израсходовал первый магазин, не попав даже рядом ни с одним из нас. Расползаемся с Устюжаниным в стороны и, достав свое оружие, выжидаем. Оружие у нас не самое мощное, но для «диалога» в кинозале подойдет. У меня трофейный пистолет с запасным магазином; Жора тоже направлялся не на войну, а всего лишь сопровождал Горчакова, имея при себе табельный «Грач».
Короткое затишье. И на экране, и у нас.
Выглядываю из-за спинки кресла. Хорват стоит в полный рост за последним рядом кресел, в руках снова пистолет-пулемет.
– Нашел-таки, – шепчу, падая на пол. – Сейчас начнет сверлить стены. Сволочь…
Не знаю, как стены, а спинки кресел пули прошивали бесподобно.
Снова затишье, благодаря которому хорошо слышно клацанье металла. Понятно – меняет магазин.
– Что, русский, нервничаешь? – раздается хрипловатый голос хорвата. Говорит он с приличным балканским акцентом, но весьма неплохо.
– Я?!
– Ну не я же!
– Нет, генерал. Нервный – не тот, кто барабанит пальцами по крышке стола, а тот, кого это раздражает.
Помолчав, тот вдруг признается:
– Знаешь, ты меня поначалу здорово раздражал.
– А сейчас ты рад меня видеть?
– Нет, я и сейчас на тебя сердит.
– Ну, извини, папаша, – закон жизни суров: сильный поедает вкусного.
– Знаю, знаю. Я не к тому. Просто, окажись мы на одной стороне, нас не победила бы ни одна сила.
– Предлагаешь союз?
– А почему бы и нет? Обещаю: денег будет столько, сколько ты не заработал за всю жизнь.
– Польщен доверием. Но ответ отрицательный – я давал присягу.
– Да? Жаль. Очень жаль.
До начала извержения следующей порции свинца успеваю отползти на несколько метров. И правильно делаю: коварный хорват не просто так раздавал комплименты – пользуясь паузой в киношных перестрелках, он затеял разговор с целью поточнее определить мое место.
Пули впиваются в пол, рикошетят, хлещут по креслам, ломая их деревянную основу и разбрасывая содержимое мягких подушек. Хорошо, что я переполз, иначе мне пришел бы конец…
По полу скачет второй пустой магазин. Щелкает затвор, загоняя первый патрон в патронник. Интересно, сколько у него с собой боеприпасов?
– Русский? Ты где?
Молчу. Догадайся сам.
На экране темная ночь сменяется ярким солнечным днем. Следом и в кинозале становится светлее.
Оглядываюсь, нахожу Георгия. Он смотрит на меня и жестами вопрошает: что будем делать?
Есть у меня одна идейка. Пробую объяснить тем же языком… «Просемафорив», спрашиваю: понял? Тот радостно кивает.
Ну и славно. Ждем следующей «артподготовки» и смены магазина…
Опять ураганный огонь, свист пуль, стук. И деревянное крошево, разлетающееся по всему залу.
Стрельба закончилась. Пора.
Приподнимаемся с Жорой над дырявыми спинками и одновременно из двух стволов садим поверх головы Анчича. Пригнувшись, тот пятится назад – в сторону тяжелой портьеры.
В этот момент я ужасно сожалею о приказе Горчакова взять его живым. Внутри слишком накипело, наболело, чирей созрел и теперь требует освобождения! Тем более что для меня попасть в бегущую по кривой траектории цель – что для водолаза пыль, только мельче. А уж промазать в такую мамонтоподобную фигуру я не сумею, сколько бы меня ни уговаривали.
Но нельзя – приказ. Да и Хелене потом трудновато будет смотреть в глаза. Какой-никакой, а отец…
Отлично! Полдела сделано – хорват загнан в угол под портьеру. Теперь следующий трюк: мы по очереди меняем магазины и стреляем по кронштейнам карниза. Анчич смятен и подавлен дерзкой контратакой, но скоро он придет в себя, перезарядит свою скорострельную хрень – и тогда нашему плану конец.
Считаю про себя оставшиеся патроны: «Шесть, пять, четыре, три, два… Падай же, сука! Падай!!»
Под хлопки последних пистолетных выстрелов гардина срывается со стены и, повинуясь моей мольбе, падает вместе с портьерой на хорватского генерала.
В несколько кошачьих прыжков мы оказываемся возле поверженного противника.
– Не дергайся! – окончательно сбивает шевелящийся бесформенный ворох Устюжанин и наваливается тяжелым телом сверху.
Мы закончили. Одновременно завершается и финальная сцена на экране. В зале вспыхивает яркий свет.
Вначале из-под сидений выползает длинноволосый Марко. Затем в дверях появляется молодой стюард. Серб держится молодцом – видно, уже бывал в передрягах. Чего не скажешь о нашем соотечественнике: глаза на лбу, брови на затылке, лицо с экраном одной расцветки.
– О черт! Что вы тут наделали?! – скользит испуганно-очумелый взгляд по дырявым стенам, изрешеченному экрану и разбитым креслам. – Вы же обещали…
– Заткнись! – не оборачиваясь, приказывает Георгий. – Скажешь, отбивался от сомалийских пиратов.
Нацепив на запястья Анчича наручники, мы тяжело поднимаемся с пола.
– Пошли, папаша, – цежу я сквозь зубы.
* * *Солнечное утро. За прошедшую ночь я не сомкнул глаз: то занимался поимкой международного военного преступника, то охранял его, то отчитывался перед шефом о проделанной работе. Любит он это муторное дело: планы, отчеты, разборы…
Наш лайнер прошел около двухсот морских миль и находится на траверзе Севастополя. Скоро должен подойти скоростной катер за Марко с Хеленой и доставить их на территорию Севастопольской военной базы. Оттуда им предстоит дальняя дорожка в Белград.
Стою на крыле мостика, дышу свежим морским воздухом, пока что наполненным прохладой. Последние часы пребываю в состоянии мрачном, злобном и угнетенном. И причин тому целых три.
Во-первых, судовой врач сделал Егору Ивановичу сложную операцию. Состояние старшего механика стабильно тяжелое, в сознание не приходит.
Во-вторых, мы с Устюжаниным неплохо расслабились водкой, а потом этот занятый человек оставил меня в одиночестве и завалился спать в каюте. Ему, видишь ли, прямо из Новороссийска предстоит лететь к месту проведения операции «Эхолот».
И, наконец, в-третьих, «посылка» стоит в трех шагах и о чем-то щебечет с Марко. Лицо радостное; меня не замечает, будто мы и не знали друг друга…
– Кофе не желаете? – слышу лилейный голосок.
Оборачиваюсь. Одетый с иголочки молодой человек с подносом в руках. Все стюарды сегодня вежливы, улыбчивы, предупредительны – некому и морду набить.
– Благодарю, – сдержанно бурчу в ответ.
– А я, пожалуй, не откажусь, – появляется на крыле сияющий Сергей Сергеевич – свеженький, выспавшийся, с чисто выбритым лицом.
Подхватив чашку с горячим напитком, он подмигивает мне и отзывает в сторону длинноволосого серба. И мы с Хеленой остаемся наедине…
Пару минут молчим, созерцая мелкую морскую рябь с ровной линией горизонта, и невольно слушаем обрывки фраз Горчакова. Аккуратно проговаривая слова, тот объясняет сербу что-то очень важное:
– Вот его кредитная карта… Мы проверили банковский счет… Вы легко получите обратно перечисленные деньги… Не в наших с вами интересах выносить эту историю на суд общественности…
Хелена нежно касается моей руки.
– У тебя есть девушка там, в России?
Врать не хочется, но я киваю:
– Есть.
– Хорошая?
– Да.
– И, наверное, очень темпераментная? Ведь в вашей северной стране без темперамента нельзя.
Раз уж начал врать, то делать это нужно виртуозно.
– Ее темперамент – легенда, которую никто не видел. На ее темпераменте можно летом охлаждать пиво. Хотя, знаешь… холодные женщины хорошо идут под коньячок. Так что все у меня в полном порядке…
Внезапно, даже не оглянувшись на своего Марко, Хелена обнимает меня, целует в губы и шепчет:
– Врешь ты все. Но я все равно никогда тебя не забуду. Никогда, слышишь? На небе Бог, на земле – Россия. И ты…
