Александр Звягинцев - Эффект бумеранга
– Значит, Сарматов жив… – повернувшись к высокому начальнику, растерянно сказал он. – Но откуда у них сверхсекретное «Изделие Икс Пи»?
– Именно последний вопрос нас и интересует. Нам стало известно, что в прошлом ваш единственный родной брат имел некое отношение к торговле оружием, и вы об этом не могли не знать. Но это все дела давно минувших дней, и сейчас трогать мы их не будем. Тем более что времена тогда были не самые простые и каждый помогал стране как мог. Так вот, сейчас мы хотели бы узнать у вас только одно – «Изделие Икс Пи» случайно не было в поле интересов Павла Ивановича?
– Помилуй бог, – протестующе замахал руками Толмачев. – Павел этим никогда не интересовался. Да даже если бы он и имел такую возможность, никогда на это не пошел бы… Ведь всему есть предел…
– Вот что… Всему есть предел. Но от нашего внимания не могла ускользнуть одна деталь. А как известно, дьявол-то в деталях. С тех пор как Павел Иванович сменил родное Отечество на строгий немецкий «орднунг», он не брезгует общаться с весьма сомнительными личностями, которые находятся под постоянным наблюдением многих спецслужб. В частности, совсем недавно мы установили, что человек, голос которого вы только что слышали на пленке, имел контакт с вашим братом…
– Нет, нет… – перебил высокого начальника возмущенный Сергей Иванович. – Я уверен, что Павел здесь ни при чем… Это случайный контакт… Более того, Павел никогда не имел, думаю, и сейчас не имеет никаких подходов к программе «Изделие Икс Пи». Ну а что касается меня, то здесь вы можете быть абсолютно уверены.
– Ну что ж… Очень хочется надеяться, что все именно так… Этот вопрос уже изучается нашими коллегами в ГРУ, но я думаю, что с учетом воскресшего майора Сарматова и того, что вы не так давно покинули пост, который обязывал вас непосредственно заниматься и этой темой, он не в меньшей степени касается и вас лично, даже если ваш брат будет, как вы говорите, «ни при чем», – сурово резюмировал высокий начальник. – Надеюсь, вы понимаете, что произошло и что еще может произойти!
Толмачев хотел что-то сказать, но сердце его беспощадным арканом сжала острая боль, и он, закатив глаза, безвольно откинулся в кресле.
– Врача! – приказал высокий начальник адъютанту.
Когда генерала Толмачева унесли из кабинета, высокий начальник связался по закрытой связи с руководством ГРУ и обсудил некоторые детали предстоящей операции. А утром, получив согласие президента страны, он отдал приказ о начале операции по изъятию из рук террористов в азовском городе Ахтарске «Изделий Икс Пи».
Операция прошла в обстановке полной секретности – четко и стремительно. Террористы были уничтожены, а само «Изделие» изъято, о чем уже к полудню того же дня был проинформирован президент страны. И никто больше…
* * *Метет-завывает за окнами генеральской дачи московская метель. Все живое укрылось в теплых помещениях от промозглой стужи. Мечется Толмачев по мокрой от холодного пота простыне, пытается прогнать нахлынувшие на него тяжелые мысли, но не уходят они, рвут на кровавые куски его истомившуюся непокаянную душу. И никак не может поверить генерал в то, что больше нет его большой и сильной страны, что нет того Отечества, которому он давал присягу, что он, верный служака, теперь не только никому не нужен, но еще и стал козлом отпущения, которого в одночасье сплавили на пенсию, выбросив как старый хлам из избы.
«И за спиною нет ни жены, ни друга… – переворачиваясь на другой бок, подумал он. – Господи, зачем же они так со мной?! Разве не был я верным солдатом партии, государства? Разве хоть раз пожалел себя в гигантской и беспощадной войне моей несчастной страны со всем остальным миром?.. Это для тех, кто получал ордена за шарканье по паркетам, она была „холодной“, а для меня – горячее не бывает… Скольких умных и талантливых офицеров я во имя отчизны на верную смерть послал!.. Знали бы шаркуны, что они для всех – безвестные, да в моей-то грешной душе навеки остались с именами и фамилиями».
Ревет за окнами взбесившаяся метель, завешивает окно генеральской спальни белым пологом, будто отрезает его от всего живого на земле.
«Ох, генерал Толмачев! – отвернувшись от окна, простонал он. – Оправдать себя хочешь, сукин сын… Ах, что партия приказывала, то и делал!.. А какая партия тебе приказала тогда участвовать в коммерческой авантюре твоего брата Павла? Ах, хотел помочь простому люду в трудный час. Помог?.. Вон как на украденные миллионы развернулся теперь бывший член ЦК. Со всяким отребьем шашни крутит. Под подозрение наше доброе имя подводит. Откуда он такой выродок взялся в нашем крестьянском честном роду!» – застонал генерал, и вдруг под ребрами через всю его грудину полоснула адская боль, какая полоснула тогда, на далекой корейской войне, когда американский морпех всадил в него штык. Переведя дыхание, он в бессилии смежил веки. И сразу под дурной вой метели над его постелью закружились бесовским хороводом какие-то знакомые и незнакомые ему лица. Вот кто-то в дурацкой фуражке с непомерно высоченной тульей склонился над его изголовьем и, фамильярно подмигивая, зашамкал:
– Терзаешь себя, Сергей Иванович, терзаешь. Служил ты Отечеству верой и правдой. Твое имя демократам не выбросить из истории.
Кто-то с выпученными рачьими глазами тычет в грудь генерала костлявым пальцем:
– Из истории грозную мощь КГБ не выбросить, а из жизни тебя, генерал Толмачев, выбросили, как старый износившийся башмак.
Его отстраняет еще кто-то и поет тонким визгливым голоском:
– Вон какую «генеральскую пенсию» дали за труды твои грешные, кровавые!.. С голода не помрешь, а человеком считать себя не обязательно.
– Не плачь, дядя, не ты один сиротка. У брата Павла деньжонок на пропой души попроси, – проблеял кто-то с козлиной бородкой, и вдруг всю свору вымело в каминный дымоход. В комнату четким строевым шагом вошел кто-то в черном.
– Прокурор!.. Сам генеральный прокурор! – прошелестело из дымохода.
– Не с твоей ли «активной» братской помощью миллионы долларов за оружие твой брат вместо государственного кармана в свой положил, а? – сурово сверкнул глазами прокурор, остановившись у изголовья генерала. – Что же молчишь, генерал Толмачев?
– Я же уже дал показания военному прокурору. Провернув моими руками операцию, Павел подло подставил меня. Клянусь, к моим рукам не прилипло ни гроша!
– Это не отменяет твоей вины, генерал Толмачев! Ведь во всех этих махинациях он использовал твое имя, твой авторитет в органах безопасности страны!..
Ударил в окно очередной метельный заряд, еще яростнее завыло в дымоходе. Генерал очнулся и с тоской уставился в окно.
Через некоторое время заскрипели за дверью шаги, и на пороге возникла чья-то высокая фигура.
– Пора уколы делать? – спросил Толмачев.
– Не знаю, – ответил мужской голос. – Может, и пора…
– Ты кто? – засветив ночник и вглядевшись в изуродованное лицо человека, спросил Толмачев.
– Не узнаете, товарищ генерал?..
– В глазах что-то рябит…
– Майор Сарматов я… Помните такого?
– Сарматов, говоришь?.. Голос вроде его. И ты по мою душу… Что, что тебе надо, Сарматов? А-а-а, понял… За обещанной мной Звездой Героя Советского Союза пришел майор. Извини. Советский Союз почил в бозе, и я уже не у дел.
– Не за Звездой я… Просто хотел от имени кем-то и когда-то преданной и погибшей смертью героев спецгруппы «Зет» посмотреть в ваши глаза…
– Ну и что? Посмотрел?.. Эх, – тяжело вздохнул генерал. – Ты же ничего не знаешь, Сармат! Что ты можешь в них увидеть?..
– Разрешите не отвечать, Сергей Иванович. Прощайте, мой генерал.
– Постой, постой!.. Не во мне было дело!.. Постой, не уходи, Сармат, я все объясню!
– А зачем?.. Бог всем судья, и суд там, у Него, – донеслось уже от порога.
Стукнула входная дверь. Приникнув к окну, Толмачев увидел сквозь метельные сполохи перемахнувшую через забор мужскую фигуру.
– Да, да, Сармат, именно так… Бог всем судья! И Высший суд там, у Него! – простонал Толмачев и, почувствовав снова под ребрами адскую боль, из последних сил рванул на себя створки окна…
В лицо ударили тугие метельные косы и, опрокидывая стулья, заметались змеями по комнате. Под напором ворвавшегося ветра распахнулись дверцы шкафа с казенными бирками на боку, и сорвался с вешалки генеральский мундир с «иконостасом» орденов.
Занесенное снегом тело генерала Толмачева военврач обнаружил лишь под утро.
* * *Как только над заметеленной Москвой забрезжили утренние сумерки, Сарматов позвонил в дверь приемной Министерства безопасности на Кузнецком Мосту и тут же был принят одним из оперативных работников министерства.
Седовласый пожилой мужчина с располагающим к беседе лицом, не перебивая, долго слушал его. Лишь изредка, бросая на Сарматова проницательный взгляд, он делал какие-то заметки в лежащем перед ним блокноте. Когда разговор подошел к концу, седовласый, будто почувствовав это, предложил чай и, извинившись, взял блокнот и вышел из кабинета. Однако очень скоро вернулся и, доверительно улыбнувшись, предложил Сарматову продолжить исповедь. Гонимый желанием поскорее избавиться от гнета накопившейся за долгие годы мытарств информации, Сарматов довольно быстро завершил рассказ и, облегченно вздохнув, сказал:
