Лев Пучков - Полигон смерти
— Да кто-то на полу лежит. Дениске показалось, что мертвый, а как там на самом деле — смотреть надо.
— Хорошо, посмотрим…
Перелез я без проблем, даже страховку вязать не стал. Однако в раме на лоджии Катиной квартиры остались стёкла и я немного порезался. Некритично, но кровь капала, надо будет при первом удобном случае перевязаться.
Иван передал мне увесистый молоток с длинной ручкой и напутствовал:
— Если что, круши, не стесняйся! Война всё спишет…
Через окно было видно, что на полу комнаты лежит женщина. Лежит спиной к окну, свернувшись калачиком и прижав руки к груди. Лица не видно, а пропорции фигуры в таком положении определить проблематично. Рядом валялась опрокинутая набок инвалидная коляска.
Жива женщина или нет — отсюда понять было непросто, но мне показалось, что она не дышит.
Одно было ясно: это не Катя. У женщины на полу была короткая стрижка «под мальчика», а Катя, напомню, являлась счастливой обладательницей роскошной косы до пояса.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Иван.
Я в двух словах рассказал, что вижу.
— Это Шура, Катина мать, — пришёл к выводу Иван. — Давай не стой, круши!
— В смысле?
— Ну, ломай окно, залезай, открой входную дверь, мы зайдём.
— Хорошо.
Крушить не стал, поделикатничал. Квартира Катина, кому-то потом придётся всё здесь восстанавливать, а защёлку балконной двери отремонтировать куда как проще, нежели стеклить целое окно.
Защёлка оказалась хлипкой, дверь распахнулась с одного удара, и я вошёл в комнату.
Слава богу, это была не Катя.
Лицо у женщины было синее, глаза вылезли из обрит, искусанный синюшный язык вывалился наружу. На шее виднелся туго затянутый гардинный шнур с кисточками на концах.
Я не врач, но необходимость проверять пульс отсутствовала, было понятно, что женщина мертва.
В нерешительности и смятении рассматривая покойницу, я соображал, что предпринять в первую очередь: пойти на лоджию и сказать Ивану о страшной находке или открыть входную дверь…
И вдруг услышал некие странные звуки.
Я вышел в прихожую и определил, что звуки доносятся из-за закрытой двери спальни.
Осторожно приоткрыв дверь, заглянул в спальню и застыл как изваяние, поражённый картиной, открывшейся моему взору.
В комнате господствовал густой смрад, состоящий, как мне показалось, из запахов ядрёного пота, экскрементов и блевотины.
Рядом с двуспальной кроватью, на полу, громоздилась куча разного барахла: скомканные и скрученные в жгуты простыни, рваная перина, из которой во все стороны разлетался пух, одеяла, подушки, небрежно разбросанная одежда…
И в этой куче, в самом фокусе всего этого хаоса, слаженно содрогались два обнажённых тела. Слаженно не потому, что между ними был лад и гармония, а потому, что одно тело задавало ритм и напор, а второе, вынужденно, с рабской покорностью, подчинялось направленной в него экспрессии.
Голова девушки безжизненно болталась в такт движениям Коробова.
Сначала мне показалось, что Катя мертва: она не подавала никаких признаков жизни и была не просто страшно бледной, а где-то даже с прозеленью! На мой взгляд, у живого человека кожа не может быть такого оттенка.
Коробов, пристроившись сзади, целеустремлённо наддавал тазом, мелко и часто, как гигантский кролик-мутант (гротескное сходство довершал густо налипший на его потное тело пух из перины). При этом он подвывал от вожделения и сладострастно вскрикивал:
— Да! Да! Ооо-ууу… Да!!!
Возле окна валялась разорванная упаковка от «виагры» и почти целиком выдавленный тюбик вазелина.
У пухового кролика-мутанта был отсутствующий и совершенно безумный взгляд. Он не сразу заметил, что я стою в дверях, а когда всё же заметил, стал кричать хриплым басом, не прекращая своего мерзкого действа:
— Нет-нет, нельзя! Вы что, не понимаете?! Нельзя сюда, уходите! Уходите немедленно! Это наше супружеское дело, мы муж и жена! Это наши супружеские игры! Мы так играем, неужели непонятно?! Вы не имеете права! Уходите!!!
Катя вдруг открыла глаза — наверное, поняла, что в комнате кто-то посторонний, — и слабым бесцветным голосом протянула:
— Помогите… Я умираю… Живот…
— Прочь! — продолжал истово возмущаться Коробов, ещё яростнее и быстрее дёргая тазом, как будто хотел проткнуть Катю насквозь. — Я помогу тебе, возлюбленная супруга моя! Я, я, я — и никто другой, мы одни в этом мире скорби!!!
Тут во входную дверь стали молотить, я отчасти выпал из ступора и вспомнил основную задачу: проникнуть в квартиру, открыть дверь и впустить народ.
Насчёт всего прочего инструкций не было, поэтому я уже сделал было шаг назад, но в этот миг Катя увидела меня, поймала мой взгляд и уже вполне осмысленно, страшным голосом мученицы из ада, надрывно прохрипела:
— Сашш-ша… Родной… Помоги мне… Убей его…
Может, вы сочтёте меня тугодумом, но зрелище было настолько неожиданным и шокирующим, что не сразу и поймёшь, что тут происходит в действительности…
В общем, в этот момент я понял, что это вовсе не супружеские игры, а сумасшедший Коробов просто насилует Катю. И тотчас же, словно живой, в правой руке шевельнулся увесистый молоток.
Убей…
Убей?!
Убей!!!
Я бросился к Коробову и ударил его молотком по голове.
Раздался отвратительный хряст, Коробов отчаянно взвыл, но даже не попытался защитить голову, а зачем-то крепко-крепко прижал к себе Катю, обвив её своими ручищами, как двумя пуховыми удавами, и сжал так, что отчётливо хрустнули косточки.
Боясь, что он её задавит, я ударил изо всех сил, раз, другой, третий…
Тут он наконец-то отлепился от Кати и, спасаясь от ударов молотка, быстро пополз под кровать, жутко скуля, всхлипывая и оставляя за собой кровавый след.
Я не стал его преследовать, крикнул Кате, что сейчас вернусь, и побежал открывать дверь.
Через несколько секунд оскверненная квартира наполнилась людьми.
Что характерно, люди тоже не сразу поняли, что здесь произошло, поэтому мне пришлось громко и внятно объяснять.
А когда поняли, все закономерно впали в шок.
Никто не ожидал, что тихоня Коробов может выкинуть такой номер. Это было что-то немыслимое и невероятное, судя по лицам людей, у них в голове не укладывалось, что всё это происходит на самом деле.
Впрочем, шок был недолгим. Раньше всех пришла в себя Нинель, бросилась к Кате и стала её осматривать. Тут же помаленьку зашевелились остальные, и мы быстро разбились на фракции: женщины потащили Катю в гостиную, а мужики принялись доставать Коробова из-под кровати.
Коробов не умер от моего молотка. То ли я плохой молотобоец, то ли кролик-мутант попался слишком здоровый и живучий — но он даже не ослабел. Он завывал, как пойманный в сети волк, извивался, отчаянно вырываясь, и всячески лягался. Мужики всей толпой не могли достать его из-под кровати, тащили, пинали по ногам, пробовали тыкать с другой стороны сорванной гардиной, всё тщетно.
Я бросил их ненадолго и сбегал в гостиную, посмотреть, что там с Катей.
Нинель сноровисто щупала Катин живот и озабоченно спрашивала, где болит. Живот у Кати был опухший и вздувшийся, и мне на какое-то мгновение показалось, что это такая реактивная беременность от Коробова…
То есть за одни сутки — раз, и…
Однако я быстро прогнал эту идиотскую мысль, вспомнив, что у одного из солдат в моём полку был такой же живот при каком-то особо остром аппендиците с абсцессом. Солдат тогда чуть не умер, хорошо, начмед на полигон вовремя приехал и приказал срочно отвезти его в госпиталь.
Катя на вопросы не отвечала. Она прислушивалась к тому, что происходит в спальне, прерывисто дышала и шёпотом спрашивала:
— Он ещё жив? Господи… Почему он ещё жив?! Он мать задушил… Насиловал меня целую вечность… Я умираю, живот разрывается… А он тычет, тычет, тычет… Где вы все были?! Сволочи… Почему раньше не пришли?!
Тут из прихожей раздался особо истошный вопль, и я метнулся посмотреть, что там происходит.
Оказывается, мужики сообразили перевернуть кровать и таки достали Коробова, при этом ненароком сломав ему обе ноги оторвавшейся дубовой спинкой, тяжеленной, как надгробная плита.
Коробов мерзкой пуховой гадиной выскользнул из спальни и полз к входной двери, забрызгивая пол кровью и истошно вопя под тяжёлыми ударами мужиков:
— Это мечта! Я мечтал об этом всю жизнь! Она ещё ребёнком в песочнице играла, а я смотрел в окно и дрочил, дрочил, дрочил! Она мне снилась, я всегда её хотел, всю жизнь! И я воплотил мечту! Я воплотил, а вы нет! Вы ничтожные, жалкие, гадкие неудачники! А мы — муж и жена перед Богом! Отныне мы супруги навсегда! Она была девочкой! Да, да, я взял её девственность! Я, и никто другой! Теперь никто не имеет на неё права! Никто, кроме меня! Катюша, я здесь! Иди ко мне, возлюбленная моя супруга…
