Вячеслав Денисов - Убийство с отягчающими
– Ай-я-яй, Эмма Петровна, – огорчился советник, выискивая взглядом место, куда можно было бы присесть. – Мы же договаривались: как увидите Гаенко – сразу мне звоните.
– Это вы со мной договаривались. Я с вами ни о чем не договаривалась, – объясняла уже владевшая собой леди-вамп. – А это не одно и то же. Скоты…
Последнее относилось, как можно было предполагать, уже не к следователю. Понять и простить вырвавшееся из уст этой женщины оскорбление можно. Когда такое происходит, мужик-то себя не контролирует, не то что баба! А спецам того и нужно. Чем кошмарнее оскорбление, тем им приятнее. Значит, не зря старались.
– Понимаю. – Кряжин посмотрел на часы. С того мгновения, как ФСБ оказалась в квартире, прошло полчаса. Если Гаенко выбежал за сигаретами или презервативами, это одно. Если уехал по делам и обещал быть к ужину, это другое. – Где он?
– Кто?
– Этот юркий управляющий казино, где вы за администратора.
– Спросите у его жены, – покривилась Постникова. – А здесь живу я.
– Я спросил. Она сказала, что тот должен быть именно по этому адресу. – Кряжин потыкал пальцем в направлении пола. – О вас она ничего не говорила. Думаю, она даже не знает, что вы существуете.
Эмма Петровна пустилась в расплывчатые объяснения, характерные для людей, готовых ко всему, но только не к спецсредству «Заря». Она говорила о ключах, которые полгода назад дал ей Гаенко, дабы ей не было необходимости ночевать в темных подвалах и на сырых чердаках, о том, что видела в последний раз управляющего в тот самый день, когда приходил Кряжин, и обо всем другом, что Кряжина не интересовало или могло заинтересовать, но не сейчас. Любовный треугольник? Фффу… Какая мерзость! Игорь Викторович любит свою жену, и было бы подлостью вмешиваться в их очаровательные семейные отношения.
Дополнив бокал до краев, она пила его частыми глотками, как минеральную воду.
Она могла бы говорить еще долго, потому что ее рабочий день уже закончился, а рабочий день присутствующих продолжался. Но в тот момент, когда Эмма Петровна поведала грустную историю о том, что Гаенко ей даже не звонит, произошло прямо противоположное. Словно возражая против беззастенчивой лжи прелестной администраторши, раздался звонок. Но не телефонный, а в дверь, и напоминал он взрыв гранаты, которую бросили под Царь-колокол.
Боммм…
– Странно, – пробормотал командир группы задержания, и маска на его лице в нижней своей части шевелилась, как мультяшная. Он смотрел на свою радиостанцию, словно подозревал, что она вышла из строя. У подъезда находилось несколько экипажей машин ФСБ, и все вместе они пропустить в подъезд Гаенко не могли. В смысле – пропустить могли, но не имели права не предупредить об этом.
– Я открою, – сказал Кряжин и направился к двери.
Отщелкнул замок, потянул на себя дверь и увидел сухощавого мужчину лет пятидесяти с небольшим. Его принадлежность к профессорскому составу выдавала бородка клинышком и четко поставленная, донельзя интеллигентная речь, коей мужчина стал оправдывать свое присутствие на пороге чужой квартиры в трико, тапочках и клетчатой рубашке.
– Я прошу извинить меня великодушно, – говорил он, – но хозяин этой квартиры посетовал на то, что не может дозвониться сюда. Ему что-то нужно срочно передать даме, находящейся здесь, однако трубку никто не снимает. Возможно, я несколько не к месту, – увидев перед собой мужчину вместо женщины, гость сразу сообразил, что оказался в круговороте чужой интимной проблемы, – но он просил помочь, и я, как человек отзывчивый…
Кряжин, еще раз осмотрев соседа с ног до головы, мгновенно понял две вещи. Вещь первая – он опоздал. Вторая – он сообразил, каким образом его провели.
В руке профессора находилась телефонная трубка беспроводного радиотелефона, которую сосед и должен был вручить женщине для разговора.
Резко наклонившись, чем испугал гостя, Кряжин выхватил трубку и приложил к уху.
В ней слышались короткие гудки. Все правильно. Трубку на том конце можно было вешать сразу, едва старик заговорил, – он говорил не с женщиной, а это означало, что идти сюда Гаенко нельзя. Такого способа получения оперативной информации в арсенале советника до сих пор не было. Простая телефонная трубка от радиотелефона, снятая с базы, на расстоянии может оказаться великолепным прослушивающим устройством.
Вернув телефон гостю, он быстро пересек квартиру и по пояс высунулся в окно. Плохо, что вокруг него никто ничего не понимал, а объяснять не было времени.
Морщась от острых иголок сухих снежинок, Кряжин с высоты двенадцатого этажа быстро осмотрел все пространство под домом. Если не считать тронувшегося в путь черного «Вольво» – благо, определить марку было легко по «вырезанным» вдоль задней части кузова крыльям, – ничего необычного на улице не проиcходило.
– Дай команду своим, – сказал Кряжин, вынимая платок и стирая с лица влагу. – Черный «Вольво», модель «S-восемьдесят». Только что отъехал от дома напротив.
Командир группы наговаривал что-то людям внизу, а советник, вернувшись к дивану, присел на его край.
– Надежды, что это он, мало. Но это все, что есть. Вы ведь, Эмма Петровна, все равно не скажете, на чем Гаенко ездит, верно?
– Я бы с радостью, – еще пять минут назад она послала бы Кряжина подальше, но пять минут назад он дал ей плед, чтобы согреться, – но не имею понятия.
Кряжин кивнул, другого он и не ждал.
– Женщину в ИВС. Пригласите сотрудницу ФСБ. Задержанная должна одеться в ее присутствии.
Усевшись в «Волгу», он настроил радиостанцию на волну ФСБ, и Сидельников направил машину к центру.
– Это Контора разговаривает, что ли? – спросил Полянский, наклонившись вперед.
– Она, – подтвердил Кряжин.
«Восьмой, я у объекта…»
«Куда следует?»
«В сторону центра, по Красной Пресне…»
– Это они не нас ведут? – усмехнулся Сидельников, уверенно держа машину в левом ряду.
«Восьмой, ты запроси у Второго – он ничего не напутал? Точно «Вольво»? Точно «восьмидесятая», точно от дома в Большом Девятинском?»
«А в чем проблема, Пятый?» – новый голос в эфире, знакомый по квартире. По-видимому, у него не было желания играть в шпионов при полной слышимости всех.
«В машине два человека, один из которых сотрудник милиции…»
Кряжин поморщился. Интуиция его подвела. ФСБ ведет машину, в которой едет на работу милиционер. В последнее время сотрудникам МВД добавили к окладам, и теперь перед ними распахнулись широкие возможности по выбору способов передвижения. Нынче, купив «Вольво», некоторым из них нет необходимости тратиться на билеты в общественном транспорте.
«Этот парень с Большой Дмитровки, часом, не перестарался?»
«Веди объект», – голос командира группы захвата был тверд, поддерживать иронию подчиненного на волне, которую только что назвал Кряжину, он не хотел.
– Говорит парень с Большой Дмитровки, – приблизив микрофон к губам, врезался в разговор советник. – В каком звании сотрудник милиции?
Последовавшую за этим тишину можно было объяснить либо смущением от неожиданного разоблачения, либо старанием, с коим Пятый выполнял новое распоряжение.
– Я Семьсот Девяносто Четвертый, на всякий случай, – злорадно улыбнувшись, добавил Кряжин.
– Семь-Девять-Четыре, – отозвался Пятый, обнаружив полное отсутствие чувства юмора, – я – Пятый. У человека в форме сотрудника милиции справа от водителя по одной большой звезде на погонах. Майор, получается… Как понял?
«Школа!» – с уважением подумал Кряжин. Не – «у сотрудника милиции», а – «у человека в форме сотрудника милиции». Все правильно. Пока не доказано соответствие существа форме, речь можно вести только о форме.
– Я понял. Нарисуй мне водителя.
– Кожаная куртка, темная. Волосы светлые, средней длины… Черт, тонировка зеленого тона, цвета искажаются… Сейчас справа подойду…
Некоторое время в салоне висела полная тишина. Следовало догадываться, что Пятый «подходит» к объекту со стороны «человека в форме майора милиции».
– Семь-Девять-Четыре, я Пятый… У водителя на правой руке перстень с прозрачным камнем, черный свитер с высоким воротником, гладко выбрит, ему около тридцати пяти – тридцати восьми. Это все. В «Вольво» ведется оживленный разговор…
– Ты что, заходил к ним? – съязвил советник.
– Нет. Подрезал у Малой Грузинской. Со стороны водителя. Вам же водила нужен был?
– Красавчик! – восхищенно выдохнул Сидельников. – Стандартная ситуация. Подрезаешь кого-нибудь, опускаешь стекло и начинаешь называть пидором. Тому не остается ничего другого, как тоже опустить стекло и убрать тонировку зеленого цвета.
Кряжин пожевал губами и почесал подбородок.
– Пятый, как вел себя майор милиции? Осадить не пытался?
Ему ответили, что майор сидел тихо, и серый рукав милицейского бушлата – единственное, что у майора было видно через опущенное стекло, – лежал неподвижно.
