Фридрих Незнанский - Тень Сохатого
Во взгляде Антона Павловича мелькнула неприязнь.
— Александр Борисович, прошу вас, увольте меня от предположений на этот счет, — холодно ответил он. — Я и так рассказал вам больше, чем следовало. В том смысле, что из области фактов невольно перешел в область грязных слухов и домыслов. Больше мне нечего вам сказать.
— Уверены?
— На все сто.
После беседы с Ласточкиным Александр Борисович позвонил жене Боровского — Ляле. Однако ее телефон молчал.
Глава одиннадцатая
Тени из прошлого
Вечер выдался теплый. Машину Александр Борисович сдал в ремонт, поэтому ближайшие три дня ему предстояло передвигаться с работы и на работу исключительно на собственных ногах и с помощью общественного транспорта. Турецкого это не сильно огорчило. Он любил прогуливаться пешком: во время пешей прогулки в голову часто приходили интересные мысли. К тому же всегда была возможность зайти в магазин, купить бутылочку пива и выпить ее по дороге домой.
Однако в этот вечер Александру Борисовичу не суждено было насладиться одинокой раздумчивой прогулкой. Едва он вышел на улицу и отправился по Столешникову переулку в сторону Тверской, как к нему подошла молодая темноволосая женщина с симпатичным, однако несколько смущенным и растерянным личиком.
— Простите, вы ведь Турецкий?
Александр Борисович оглядел ее снизу доверху и лишь затем ответил:
— Да, я Турецкий. А с кем имею…
— Простите, что не захотела прийти к вам в кабинет, — не дала договорить ему незнакомка, нервно теребя в пальцах носовой платок, — поскольку ваше здание действует на меня угнетающе.
— Бывает, — отозвался Александр Борисович. — Простите, а откуда вы знаете, что я — Турецкий? Мы с вами встречались раньше?
Женщина улыбнулась:
— Нет, не встречались. Но я видела вас по телевизору. Вы давали интервью. Правда, все ваше интервью состояло из нескольких слов, но я вас хорошо запомнила.
Турецкий вспомнил, как с неделю назад у проходной Генпрокуратуры к нему пристали телевизионщики.
— Господин Турецкий, как продвигается расследование убийства бизнесмена Олега Риневича? И продвигается ли оно вообще? — прижав его к стене микрофоном, визгливо приставал журналист.
— Хорошо продвигается, — хмуро ответил Александр Борисович, чувствуя раздражение от одного только вида направленной на него видеокамеры.
— У вас уже есть версии, почему это произошло?
— Есть.
— Вы можете поделиться с нами?
— Только после окончания следствия, — отрезал Турецкий.
— А что, если…
— Извините, мне пора.
Еще некоторое время журналист бежал рядом с Турецким, но затем, не получая ответов на свои вопросы, отстал с выражением крайнего разочарования на лице.
При воспоминании об этом «интервью» Турецкий досадливо поморщился. Смазливая брюнетка протянула ему руку в тонкой лайковой перчатке.
— Меня зовут Дина Друбич. Мы с Аликом… то есть с Олегом Риневичем были близкими друзьями.
Турецкий пожал протянутую руку и уточнил:
— Насколько близкими?
— Мы были любовниками, — нервно объяснила брюнетка.
Александр Борисович взглянул на женщину с любопытством.
— Значит, вы хотите со мной поговорить… — задумчиво сказал он.
Брюнетка кивнула:
— Да, хочу. Простите, что не пришла раньше. Я не могла прийти. Понимаете, мы с Аликом расстались полгода назад, и расстались очень плохо. Почти ненавидя друг друга. За эти месяцы мы стали друг другу совсем чужими. Когда я узнала, что он погиб, я испытала гадкое и подлое чувство… — Женщина потупила взгляд, и они некоторое время шли молча. — Знаете, что-то вроде торжества. Дескать, наконец-то он поплатился за все страдания, которые мне принес. Но чем больше проходило времени, тем меньше ненависти я чувствовала. В конце концов, за то время, пока мы общались, он принес мне не только страдания. У нас было много счастливых моментов.
— Да, я понимаю, — сказал Турецкий и указал на скамейку рядом с памятником Юрию Долгорукому: — Давайте присядем, ладно?
— Давайте, — согласилась женщина.
Они сели. Дина достала из сумочки пачку «Вог», вытряхнула сигаретку и сунула ее в ярко накрашенные губы. Затем достала зажигалку и несколько раз безуспешно крутанула колесико — пламени не было.
— Черт! — яростно ругнулась она. Потом повернулась к Турецкому: — Простите, у вас не будет…
Но Турецкий уже поднес к ее сигарете зажигалку. Дина прикурила, кивнула и сказала:
— Спасибо. Я редко курю. Только когда волнуюсь. Вот как сейчас.
Турецкий тоже закурил, затем молча и выжидательно посмотрел на Дину.
— Понимаете, Александр Борисович, — заговорила она, немного успокоившись. — Алик был тяжелым человеком. Он был грубоват, насмешлив… К тому же он никогда не считал верность достоинством. Я имею в виду верность женщине. Он считал, что мужчина — это волк, хищник. А волка, как известно, кормят ноги.
— Вы долго с ним прожили?
Дина покачала головой:
— Мы не жили вместе. Мы просто встречались. Но встречались очень часто, иногда почти каждый день. Нередко он оставался у меня ночевать. Но жить… — Она вновь покачала головой. — Нет, Алик не смог бы жить с женщиной в обычном понимании этого слова. Он быстро перегорал. Как только он хорошо узнавал человека, тот становился ему неинтересен. По крайней мере, так обстояли дела с женщинами. Он знал за собой эту черту и все время повторял мне, что, если я хочу и дальше быть его женщиной, я должна оставаться для него загадкой.
Александр Борисович усмехнулся. В словах Риневича был определенный смысл. И даже очень немалый.
— Интересный подход, — заметил он. — Интересный и весьма романтичный.
— О да! — усмехнулась Дина. — Если бы Алик каждое утро видел в постели мою заспанную физиономию, если бы он видел, как я стою в халате у плиты и варю ему борщ или стираю ему носки и рубашки, он бы очень быстро охладел ко мне. А так… мы были близки почти три года.
Она затянулась тонкой сигареткой и выпустила дым уголком рта.
— Конечно, я знала, что он неверен мне, — продолжила Дина. — Но я приучила себя не обращать на это внимания. В конце концов, я была его постоянной женщиной, а все эти… они приходили и уходили. Вы понимаете, о ком я говорю, да?
— Разумеется.
— Я не знаю… — Дина слегка пожала плечами. — Возможно, мужчины и вправду не умеют быть верными. Возможно, Алик был прав, когда говорил, что у них такая природа. Вы-то, кстати, как считаете?
— Я считаю, что все люди разные, — дипломатично ответил Турецкий.
— Вот и я ему так говорила. Но… — Она вздохнула. — В любом случае, теперь это неважно.
Дина замолчала.
— Вы из-за этого поссорились? — осторожно спросил Турецкий.
— И из-за этого тоже. Но главное, что Алик стал… меняться. И совсем не в лучшую сторону. Он стал ужасно зол и невоздержан на язык. Как будто вдруг возненавидел весь мир. Раньше он никогда не позволял себе дурного слова о Боровском. А тут… Когда я упоминала о Генрихе, Алик усмехался — знаете, такая смесь ехидства и злости.
— Он что-нибудь говорил о Боровском?
— Да нет. Так, замечал иногда, что Гене повезло, что он лишь правильно использовал то, что само текло ему в руки. И еще — что некоторые люди производят впечатление честных и благородных, а в душе мечтают задушить тебя.
— Это он о Боровском?
— Мне кажется, да. Хотя, когда я его спрашивала, кого он имеет в виду, Алик махал рукой и ничего не отвечал.
Турецкий задумчиво кивнул:
— Понятно. Ну, а как вы думаете, какая кошка пробежала между ними?
— Этого я не знаю. И вообще, я не об этом хотела вам рассказать. — Дина повернулась к Турецкому и пристально посмотрела ему в глаза. — Мне кажется, я знаю, кто убил Алика.
— Правда? — прищурился Александр Борисович.
Дина строго нахмурила брови.
— Зря усмехаетесь, — сказала она. — Я говорю не о том, кто нажимал на курок. Мне кажется, Генрих сам не ведал, что делает. Мне кажется он был… как бы в тумане, понимаете?
— Не совсем.
— Ну бывают же разные трюки. Гипноз, например!
— Ах, вы об этом? — вяло отозвался Турецкий. Интерес, загоревшийся было в его глазах, стал затухать. — И кто же этот таинственный гипнотизер, который заставил Боровского нажать на спуск?
Дина чуть наклонилась к Турецкому, сделала круглые глаза и произнесла хриплым шепотом:
— Призрак.
— Кто? — Турецкий отшатнулся от нее.
— Призрак, — повторила Дина, по-прежнему глядя на Александра Борисовича безумными (как ему в этот момент показалось) глазами. — Призрак из прошлого!
— Ясно. А у этого призрака есть имя?
— Разумеется. Имя есть у всех вещей и людей.
— И кто же он?
Некоторое время Дина смотрела на Турецкого, потом уголки ее губ дрогнули, она отвела взгляд и выпрямилась на скамейке.
