Андрей Таманцев - Леденящая жажда
— Именно.
— Не думаю, что она будет сопротивляться.
— Почему? Мне важно знать, как все пройдет. От этого зависит моя дальнейшая практика.
— Доверьтесь нам.
— Я, конечно, согласился сотрудничать с вами, но при этом совершенно не намерен излишне рисковать.
— Вот миссис Роджерс. — Последовал жест в сторону единственной в этой компании женщины. — Она представится сотрудником социальной службы и сделает все так, что наша подопечная сама сядет в машину — и ваша драгоценная репутация ничуть не пострадает.
Доктор Томсон повел миссис Роджерс по длинным коридорам клиники, разветвлявшимся в разные стороны, что создавало ощущение пребывания в стерильном лабиринте из научно- фантастического романа.
Когда Соня очнулась от своих невеселых мыслей, над ней стояла, расплываясь в дружелюбной улыбке, типичная американская мать семейства, которых часто можно увидеть в супермаркетах толкающими чудовищных размеров тележки.
— Добрый вечер.
— Здравствуйте. — Этой тетке Соня решила не грубить. В конце концов, она еще не успела сделать ей ничего плохого. И вообще, должны же быть вокруг приличные люди!
Женщина представилась. Соня не очень хорошо поняла, где та работает, но одно было ясно — появилась возможность выйти отсюда.
Да, ей кажется, что Софи совершенно здорова. Да, у нее были проблемы, но ведь их лучше решать не здесь, правда?
Уже и доктор Томсон не представлялся Соне таким уж мерзким. Да, он пытался помочь ей, но ведь дело в том, что она не больна. Она знала, знала, что в этой стране должна восторжествовать справедливость! За этим она сюда и приехала!
Можно собирать вещи? Да? Она быстро!
Через пятнадцать минут Соня как на крыльях влетела в приемную. Женщина еще раз ласково посмотрела на нее, взяла за руку, и они направились к выходу. У самой двери Соня обернулась, кивнув на прощание Томсону. Он ведь ни в чем не виноват!
Они сели в машину — та же модель «форда», что и у нее, только цвет другой. За рулем сидел мужчина, — видимо, тоже сотрудник этой самой службы.
Соня откинулась на заднем сиденье и все время в пути пребывала в головокружительной эйфории, не замечая, как по мере приближения к цели постепенно меняются лица ее спутников, как их глаза словно покрываются корочкой льда.
Машина резко остановилась.
— Выходите! — послышался холодный голос. Это был почти приказ.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Афганистан
4 июля 200… года, 04.42
Это было похоже на последствия работы какой-то жуткой мясорубки. Куски тел, кости, кровь, тряпье, все перемешалось в мерзлую кашу.
Они чудом остались живы. Впрочем, все объяснялось довольно просто. Они не успели подойти к смертникам, и Пастух вовремя заметил проводки в руках старика.
— Да, поговорили…
— Хороший талиб…
— Заткнись!
Это до него долетели откуда-то снаружи голоса Артиста, Трубача и Билла. Пастух открыл глаза и увидел их лица, склонившиеся над ним. Все облегченно вздохнули: «Жив!»
— Ты как? В порядке? — спросил Билл и профессиональными движениями ощупал Пастуха. Результат вполне удовлетворил его. На кровь он не обращал внимания — они все были в крови с ног до головы.
— Да, громко дверью хлопнули, — сказал Артист.
— Бедняги! Мне их искренне жаль…
— Зачем? Не понимаю. — Пастух не любил напрасных жертв. — Где разум? Где логика?
— Я подозреваю, что они должны были взорваться вместе с нами, — сказал Муха. — Так что нечего их жалеть.
— Все равно глупо.
— Ну все, хватит, — перебил Трубач. — Что дальше?
— Вы-то как здесь оказались? — повернулся к Доку Пастух.
— Стреляли, — сказал тот голосом Саида из фильма «Белое солнце пустыни».
— Ну не могли же мы вас бросить, — пояснил Артист.
— Ладно, пошли отсюда. — Трубач вскинул автомат на плечо.
— Куда пошли? — остановил его Пастух.
— Домой.
— Операция провалилась? Ты это хочешь сказать? — напустился на Трубача Муха.
— А ты умеешь вызывать души мертвых? И допрашивать их? Нет у нас «языков». Все на том свете.
— Надо здесь все обыскать, — сказал Билл.
— Где? В этой каше? Нет, я копаться не буду, — мотнул головой Артист. — Я тонкая, чувствительная натура.
Пастух встал.
— Мы с Биллом обыскиваем эту комнату. Вы, — показал он на Муху и Трубача, — среднюю, а Док с Артистом — дальнюю. Там трупов почти нет.
Действительно, теперь оставалась надежда только на этот бункер. Вдруг здесь удастся отыскать зацепку. Надежды, конечно, мало. Но вдруг?
— А почему это мы с тобой здесь? — спросил Билл, когда остальные ушли.
— Потому что мы командиры — нам самое трудное. И Пастух по локоть погрузил руки в кровавую массу.
— …Ну и денек сегодня! — сказал Док, раскидывая кучу тряпья в углу третьей комнаты.
— А ты думал! Это работа не для белоручек. Мы делаем грязное дело, но ради светлого будущего, — подал голос из своего угла Артист.
— Сколько пустых бутылок! И это называется мусульмане! — Док был крайне возмущен.
— Они таким образом боевой дух поднимают, — отреагировал Артист.
— Оно и видно.
— Неужели, Артист, тебе такой допинг незнаком?
— Я на работе не пью.
Потом наступило какое-то отупение.
…Пастух просто переворачивал человеческие останки, перетаскивал их, находил оружие, молитвенники, ложки, украшения… Но ничего ценного.
Так провозились часа два. Комнату обыскивали зря.
— Что-нибудь нашли? — спросил с надеждой Билл у Мухи и Трубача.
— Нет, ничего.
— Жаль, так много времени потеряли — и все впустую.
— Надо было в плен кого-нибудь взять! — с досадой сказал Муха.
— Умный нашелся! Так талибы тебе и дались. И потом, ты думаешь, они что-то знали?
— Я могу такое допустить.
— А я нет!
Третья комната точно так же была завалена пустыми магазинами от «калошей», разноцветными тряпками, от которых уже у всех рябило в глазах. В общем, и здесь тоже ничего особенного. Ничего…
Кроме люка. Надо было проверить, куда вел этот выход.
— Трубач! Посмотри, что там.
— Есть, командир.
Трубач сел на край люка, притянул к себе автомат и прыгнул в темноту.
Небольшая комната. Картина та же: тряпье, матрасы, автоматные рожки.
Трубач вздохнул и со свойственной ему природной брезгливостью потянулся к груде разноцветных матрасов, дулом автомата переворачивая их один за другим. Вдруг самый нижний зашевелился. Трубач, ожидал увидеть под ним какого-нибудь зверька, спокойно приподнял матрас и… увидел человеческие глаза.
Перед ним, свернувшись калачиком, трясясь от страха, лежал ребенок. Афганский ребенок. Лет шести-семи.
Пронзительный ужас в черных, блестящих глазах. Ребенок в этой кровавой мясорубке! Что может быть кошмарнее! Не важно, чей он, главное — чтобы пропал сейчас этот дикий страх в его глазах. Трубач попытался как можно больше доброты вложить в свой голос. Дитя, конечно, не поймет того, что он говорит, но нужно показать, что он его не тронет, что ему нечего бояться.
— Не бойся, пацан. Не бойся… Мы тебя не обидим.
Ребенок продолжал трястись и смотреть на Трубача все с тем же ужасом и злобой. «Совсем как маленький волчонок», — подумал Трубач.
— Да не бойся, тебя тут никто не обидит. Вот смотри, я убираю автомат. — С этими словами Трубач откинул свой «калаш» в сторону и показал ему пустые руки.
Глаза ребенка блеснули. Потом фонтаном из них брызнули слезы. Трубач растроганно протянул к нему руки, чтобы успокоить, но тот, как дикий зверек, быстро отпрыгнул в сторону.
— Ну не трону я тебя, не бойся, сам этого не терпел, когда пацаном был.
Забившись в угол, мальчик что-то выкрикнул в ответ. Это были резкие, короткие фразы. В каждом слове была ненависть. Она вытеснила прежний ужас.
Трубач совсем растерялся. Это не враг — это ребенок, а ребенок не может быть врагом.
Но мы для него заклятые враги. И что с этим делать?
Вдруг мальчишка кувыркнулся прямо под ноги сидящего на корточках Трубача и резким, невероятно сильным для маленького тела ударом толкнул его. Трубач от неожиданности потерял равновесие и упал. «Волчонок» бросился к автомату и успел схватить его, опередив Трубача всего лишь на доли секунды. По всей видимости, он держал в руках «калаш» уже далеко не первый раз, уверенным движением он снял автомат с предохранителя, передернул затвор, положил палец на курок и что-то крикнул.
Злобное, полное безграничной ненависти, искаженное лицо…
- Э, брось, ты что делаешь! Это же не игрушка! — крикнул Трубач.
Но он забыл, что перед ним не совсем уже ребенок, даже совсем не ребенок, а маленький солдат.
«Волчонок» снова выкрикнул что-то и нажал на курок. Трубач инстинктивно упал на пол. Но выстрела не было. Трубач и не заметил, как расстрелял весь рожок. Вот это его и спасло.
