Андрей Таманцев - Леденящая жажда
Ребенок на минуту замер, что-то обиженно, совсем по- детски крикнул, вытер грязным рукавом куртки слезы, схватил с пола другой рожок, ловко вставил в автомат и снова прицелился в Трубача.
Говорят, что к Кому-то смерть приходит в образе ребенка… Что ж, здравствуй, долгожданная…
И Трубач просто зажмурился.
Но выстрелов снова не последовало.
Трубач открыл глаза. За «волчонком» стоял Муха и крепко держал его за руку. «Калаш» валялся у их ног.
— Откуда этот злыдень? — спокойно спросил Муха.
— Отсюда. — Трубач указал на матрасы.
— А я думал, что детей находят в капусте…
— Трубач! Что произошло? — В комнате появились остальные.
— Не важно. У нас тут «сын полка» объявился.
— Ну и из-за этого сына я чуть богу душу не отдал.
— А как твой «калаш» у него очутился?
— Я… э-э, я не хотел его пугать, положил автомат в сторону…
— Зато он тебя хорошо попугал.
— Слушай, что будем с ним делать?
— Ай! Ах ты чертенок!
Пацан, с ловкостью извернувшись, укусил Муху за руку. Тот вскрикнул, но мальчишку не отпустил.
— О, смотрите-ка, оказывается, и они знакомы с некоторыми благами цивилизации! — сказал он, доставая из кармана мальчишки мобильный телефон.
Мальчишка забился в руках Трубача ещё сильнее. Потянул руки к мобильнику, даже вцепился в него, успел нажать кнопку, но Трубач отшвырнул аппарат. И Док раздавил его каблуком.
— Так спокойнее, — сказал он.
— Думаешь, хотел рвануть? — спросил Пастух, наклоняясь к раздавленному мобильнику.
— Да нечему тут больше взрываться, — сказал Трубач. И все на секунду замолкли, пораженные одной и той же мыслью.
Это наверняка и был тот самый телефон, на который звонил Мансур. Они чуть не погибли из-за него, они положили сотни три талибов, Трубач чуть не отдал богу душу, чтобы найти именно этот телефон. А теперь Док взял и просто раздавил его.
И стало быть, операция провалена.
— Ну ты молодец, Док, — сказал Артист.
— Может, еще работает? — с надеждой спросил Док. Муха поднял то, что осталось от мобильника.
— Нет.
Билл взял рассыпающиеся в руках детали. Быстро достал откуда-то из многочисленных своих карманов приборчик, покрутил что-то и сказал:
— Ну не все так плохо.
— Что? Что? — Все напряженно наблюдали за его непонятными манипуляциями.
Билл достал еще какой-то приборчик, подсоединил его к остаткам телефона и нажал кнопку.
— Вот. Сохранился номер последнего вызова. По нему только что звонили.
Солдаты повернулись к пацану. Тот заплакал. Он и сам не знал, что сделал. Ему велели только нажать кнопку, если придут враги.
Он ее и нажал. И кому-то на другом конце земли подал знак. Какой?
Недобрый, злой знак. Убей!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Санкт-Петербург
4 июля 200… года, 05.09
Из Веселого поселка пришлось бежать. Потом они жили в Тихвине, потом переехали в Бологое, потом вернулись в Питер. Часто менять место дислокации тоже не годится. Но из этой берлоги они уйдут только завтра. И уже навсегда.
Номер своего нового городского телефона они сообщили еще вчера. Как и было условлено. На мобильную связь надежда неважная, кроме того, ее пасут спецслужбы. А городской телефон кто станет прослушивать? И звонок не отследят, потому что нужные люди через пять, десять, сто стран проведут вызов, и получится, что звонили из соседнего дома. Звонили и сказали одно слово: «Действуйте».
— Ахмет, мне нужно выйти.
— Ты забыл?
— Да, извини, конечно… Хорошо, буду ждать. Ты скоро?
— Я ненадолго. От телефона не отходи.
— Я понял.
— Не отходи ни на минуту!
— Ясно, все ясно.
Капли дождя били в стекло. В окно можно смотреть бесконечно. Главное — не пропустить звонок.
Асланбек с остановившимся взглядом вздрагивал от каждого шороха. Он ждал.
Нет ничего хуже ожидания. Мало кто может долго сидеть в засаде. Это особая способность, почти дар. Речь идет даже не о терпении, скорее об умении сосредоточиваться, собираться в кулак. И ждать.
Ахмет вышел из подъезда. Южный человек под северным дождем. Странно все это выглядит. Вот еще люди под зонтиками. Красные, зеленые, желтые пятна на переливающемся сером фоне. В Питере темнеет поздно. Это красиво? Может быть.
Впрочем, сейчас не до красоты. О ней лучше подумать потом, когда все кончится. У каждого своя работа. У них с Ахметом — ждать. Нужно дождаться звонка, знака, сигнала «действуйте!». И сделать дело. Важное, очень важное.
Один раз им это уже удалось. Теперь будет не так сложно. А результат такой же, как тогда. Правда, о том случае, несмотря на все старания, люди ничего не узнали. Ахмет смотрел телевизор, но ни по одному каналу ничего о Глазове так и не сказали. Ничего, когда сдохнет весь этот город — они не смогут молчать.
Страшно немного. Одно дело, когда стреляешь — и человек умирает. Смотришь на него, прямо в лицо или вслед, целишься, спускаешь курок. Тело падает, человек умирает. Это понятно. Или когда бьешь ножом и чувствуешь, как судорога сковывает мышцы противника. Это тем более понятно. А вот с этим сложнее. Капнул три грамма в широкую реку — и много людей умирает. Мучаются страшно. Им хочется пить. Он помнит, как в том маленьком городе люди падали прямо на улице и пересохшими губами шептали: «Пить, пить…» Ты вроде бы ничего и не делал, а с ними вон что творится. Странно, вправду странно.
А телефон все не звонил. В квартире тихо, только половицы поскрипывали. Неизвестно, откуда в этой захудалой квартирке в спальном районе паркет, но он был. И скрипел под ногами, подчеркивая тем самым безжалостное молчание телефона.
Сколько времени уже прошло? Час? Два?
А где Ахмет? Вот он, возвращается. Сейчас войдет в подъезд. Нужно открыть дверь.
— Ну что?
— Никто не звонил.
— Будем ждать. Он сегодня позвонит. Обязательно.
В квартире колотун. Не лето, а какая-то ранняя осень. На улице уже холод, а батареи не топят. В горах тоже нежарко, но холод какой-то другой. Как эти люди могут жить здесь?
Последнюю фразу Асланбек сказал вслух.
— Да разве они живут? — с пренебрежением в голосе ответил Ахмет. Мысль, вырванная из потока, приобрела другое значение. — Ты только посмотри на мужчин! Разве это мужчины?! Так, тараканы сушеные. Они не знают, что такое мужская честь. А женщины? Проститутки, все проститутки. И обращаться с ними так и надо. У тебя ведь есть сестра?
— Да, есть.
— Ты что бы сказал, если б она вышла на люди в таком виде, как девица из соседней квартиры?
— Да, Ахмет, ты прав.
— Эти люди закона не знают! А ты спрашиваешь, как они живут. Да разве живет мужчина, у которого жена ходит в такой юбке, что едва задницу прикрывает?
— Так и есть.
Молодой человек думал не о законе, он думал о другом. Как можно жить все время в таком холоде? Но перебивать Ахмета он не стал.
Какое-то время они оба молчали, вздрагивая от каждого шороха. Телефон не подавал признаков жизни.
— Ахмет, что мы будем делать, если он сегодня не позвонит?
— Он позвонит!
— Но…
— Никаких «но»!
— Посмотри — уже утро скоро, а до сих пор…
— Он позвонит, обязательно позвонит. — При этих словах у Ахмета начал подергиваться левый глаз. Так всегда бывало, когда он нервничал.
Асланбеку стало не по себе. «Уж если Ахмет потерял спокойствие, значит, что-то действительно не так», — мелькнула мысль. Но нужно было сдерживаться.
— А ты что, сомневаешься?!
— Просто я хочу понять…
— Что?
— Если… Ну допустим…
— Ты здесь не для того, чтобы «допускать». Делай, что тебе говорят, и не забивай себе голову.
— Я просто хотел спросить…
— Ну!
— Ведь все назначено на завтра?
— Да. Мы ждем сигнал, подтверждение.
— А если его не будет?
— Ты упрямый как осел. Твой отец тоже такой!
— Он и твой брат.
— Он мне не брат! Он предал нас. И тебе он не отец! Он предатель.
— Он в тюрьме…
— Там ему и место.
Асланбек не стал спорить. Помолчал, поиграл желваками.
— Я думаю…
— Ты здесь не для того, чтобы думать…
— Оно, конечно, так. Но если там какие-нибудь проблемы и он не может позвонить, что тогда? Мы сделаем это завтра?
— Как я скажу, так и будет.
Нервный тик усилился. Лучше было не спорить. В комнате опять воцарилось тягостное молчание.
За окном стемнело, дождь не прекращался. В свете фонарей и мигающих реклам на другой стороне было видно, как пешеходы снуют туда- сюда под неизменными зонтиками. Все ходят быстро: то ли спешат, то ли бегут от холода. Интересно, здесь всегда так промозгло?
Вот все эти люди бегут куда- то, торопятся — зачем-то им все это надо. Им кажется, что ничего важнее на свете нет.
Но если два человека в холодной квартире дождутся звонка, то завтра всех этих людей не будет. Страшно.
