Михаил Нестеров - Тень летучей мыши
За этой дверью призывно взревела силовая установка бронетранспортера. Здание дрожало, как будто мимо проносился грузовой состав. Вот она составляющая игры, не менее волнующая, чем основная.
Жевка открыл дверь и, посторонившись, отдал команду на полувоенном языке:
– Выходим! Выстраиваемся перед БТРом!
Он прошелся вдоль шеренги.
– На первый-второй рассчитайсь!.. Первые номера занимают левый борт, вторые – правый. Инвалидов и беременных ждут внутри машины теплые сиденья.
Таковых не оказалось, и Жевка отдал команду «По местам!»
Бронетранспортер нещадно чадил, как будто оба его двигателя заправили мазутом. Во время посадки бойцов водитель пару раз газанул на холостом, заставив поторопиться и побледнеть даже самых стойких.
Жевка занял место на броне последним и, прислонившись к башне, по рации передал водителю:
– Давай, поехали.
Земля была мерзлой, тем не менее казалось, что колеса бронетранспортера пашут податливый грунт, увязая в нем наполовину. Это была плавающая, с круговым бронированием, четырехосная, со всеми ведущими колесами машина. Водитель вел эту «семидесятку» так, как будто следовал за танками.
Бойцы выглядели на броне отчаянными головорезами. В общем и целом, с точки зрения безопасности, этот шаг можно было посчитать выверенным психологическим ходом и с соответствующим названием – «Дневной дозор». Неважно, чем вооружены дозорные, важно, что они – заслон перед злоумышленниками. Даже камешек в ботинке на дает нормально ходить.
БТР недолго коптил небо и пахал землю. Он влетел на опушку и неожиданно продемонстрировал, какие должны быть тормоза у любого транспортного средства. Он встал как вкопанный. Это с сорока километров в час. Из десятка бойцов только половина удержалась на броне, остальные, включая Жевку, повалились на мерзлую землю. Механик-водитель не получил по полной лишь потому, что лук у командира был в «походном» положении и не сломался. Остальные красовались – перед собой, товарищами, любым невидимым взглядом; не каждый день увидишь бронетранспортер с бойцами, экипированными как спецназ, но вооруженными луками. Казалось, распахнулись врата времени, пропуская гостей из будущего сейчас и сюда, когда еще не было атомной войны...
Жевка поднялся с земли, похлопал себя по наколеннику, который защитил его от травмы, внимательно осмотрел лук и своеобразный колчан, в котором хранился эйроу-ган. Его облегчению не было предела. Он послал Богу короткую благодарность и мысленно осенил себя крестным знамением. И это стало барьером, который не позволил злости овладеть им. Он отчетливо представил себе механика-водителя: «Пусть живет».
Жевка поднял глаза. Но не смог заметить обеспокоенности на лице старшего товарища.
Кознов сам еле удержался на броне – значит, был более ловок, опытен, – но главное – он сумел удержать чехол с насадкой и с трубкой, заполненной миниатюрными гранатами. Если бы она упала и ударилась о мерзлую землю, он бы лишился вспомогательного оружия, оружия, на которое он настроился и отчасти построил на этом план. Он был не рискнул выстрелить, а точнее – сыграть в русскую рулетку: что наган с одним патроном в барабане, что лук, в обойме которого пусть даже одна ставшая на боевой взвод граната (вторая, шестая, а может, первая?). Только теперь он, ощутив холод брони на теле и студеный воздух внутри, осознал безрассудность своей ставки. Но только на миг. А когда опасность миновала, его состояние и настрой заняли прежние позиции.
Жевка, заметив замешательство товарища, крикнул:
– Что с тобой?
В это время рев бронетранспортера упал и Кознову в ответ не пришлось надрывать голосовые связки. Он свел все к шутке:
– Что сделаем с водилой? Повесим?
– Повесим за яйца.
Жевка не сразу сообразил, что вокруг еще девять человек. Также он не мог понять, почему Кознов действует на него магическим образом. Еще вчера он думал про него: «ко двору пришелся», и звучало это сухо, – сегодня же он вдруг посмотрел на это с высоты того возраста, которого достигнет еще не скоро, отвечает на вопрос «с кем бы ты хотел встретиться?»: «С одним человеком... Но это невозможно. Его уже нет на этом свете...» Странно, очень странно.
Надо отметить, что такие... даже не мысли, а общее настроение пришло к Жевке поутру, едва он проснулся. Оттого сложилось тягостное ощущение, знакомое каждому: он не мог вспомнить ту часть сна, которая являлась ключом ко всему сновидению. И он долго пытался вытащить из глубины подсознания этот код. Потом это настроение сменило другое, и вот сейчас оно вернулось.
– Строиться!
Он привычно прошелся вдоль шеренги, хмуря брови и бросая взгляд на стену леса, которая без листвы виделась санитарной зоной, как раз пригодной для вырубки. Это и была санитарная зона. Сразу за ней – основные владения Ячевских.
– Если мы нашумим, то это будет только на пользу безопасности наших соседей, – подчеркнул Жевка. – Если и причиним им неудобство, то незначительные. Но некоторые из гостей точно будут знать, что их дети рядом. – Жевка предостерег Бориса Моршнева жестом руки. – Я еще не закончил.
На самом деле сказать Жевке относительно безопасности было нечего и он приступил к практической части – собрав свой лук.
– Натягивать тетиву нужно на относительно безопасном расстоянии, а это, как показывает практика, пятьдесят метров. Лук становится на «боевой взвод» – удерживать его легче. Все, бежим в атаку, стараясь подойти на минимальное расстояние. Противник бежит навстречу. Оптимальная дистанция для выстрела – двадцать, двадцать пять метров. С большего расстояния трудно попасть в цель...
Валерий Кознов не слушал инструктора. К этому моменту Жевка и его манеры ему порядком надоели. Он был так близок к цели, что не видел преград на своем пути.
Изначально этот важный этап операции виделся ему по-другому, но события откорректировали его до состояния «то, что нужно».
– Алексей... Алексей Михайлович!
Он не сразу сообразил, что обращаются к нему, капитану Горохову.
– Да?
– Увидел что-то в лесу?
– Ветер.
– Что?
– Я говорю, скорость ветра сейчас идеальная для постановки дымовых завес. Порывов не ожидается...
«...возможно убийство».
– О, наш капитан сел на любимого конька. Пяти парам здесь тесновато будет. Возьми в пару Бориса. Проинструктируй его.
* * *Двадцать километров пролетели за окном землей, мерзшей без снега. Вместо привычных заносов и сугробов черные горбы и кочки, как будто в середине снегопада землю пропахали раскаленным плугом. Малышев включил сигнал поворота, пропуская машины, мчащиеся в северном направлении и в большинстве своем с региональным номером 71. Бросил взгляд на сиденье пассажира, на которое он, садясь в машину, бросил файл с документами и фотографией Горохова. Открыл бардачок и вернул папку на место; когда закрывал крышку, встретился взглядом с капитаном-инструктором. Фотография была глянцевой, но матовый файл делал ее тисненой, и лицо человека на снимке покрылось шагреневой кожей. Гость. Соседка говорила о госте, а он почему-то в последний момент снова вернулся к образу Алексея Горохова.
Малышев развернул «Порше» и притопил педаль газа так, как если бы собирался еще и опустить стекло и выставить на панорамную прозрачную крышу проблесковый маячок. У него был синий маячок, но им он пользовался крайне редко.
Почему он не помчался в клуб? Ему было важно, жизненно необходимо получить подтверждения своей чудовищной догадки, услышать голос соседки: «Да, это он – гость Алексея Михайловича». Для него сейчас не существовало более важного дела, напрямую увязанного с безопасностью его подопечных.
Он повторил маршрут по лестничному маршу, и когда последняя ступень осталась позади, открылась знакомая уже дверь. Малышев, не вынимая снимок из папки, постучал по нему пальцем:
– На фото гость Алексея Михайловича, да? Но не он сам.
– Гость. Я же сказала, что они похожи. Но не до такой степени, чтобы перепутать двух разных людей.
– У вас есть ключи от квартиры Горохова?
– Да.
– Откройте квартиру. И вызовите милицию. Срочно.
Он был готов к тому, что найдет в этой квартире, но все же приступ тошноты подкатил к его горлу. Он стал принюхиваться уже в прихожей. Напрасно. Ведь соседка не раз приходила сюда, поливала цветы.
Он открыл кладовку. Слева и справа полки, забитые банками и коробками, проход в полметра шириной. Дальше. Спальня. Для супружеской пары. Двуспальная кровать, пара тумбочек и бра, коврики по обе стороны. Двустворчатый шкаф. Малышев открыл широкую дверцу, сдернул покрывало с пластикового мешка и впервые увидел Алексея Горохова. Его лицо было опухшим, глаза полузакрыты, на шее туго затянутый ремень.
– Боже, – прошептал Малышев. Он содрогнулся, хотя настраивал себя на самое жуткое зрелища. – А ты классно упакован, брат...
Глава 28
