Михаил Нестеров - Тень летучей мыши
Обзор книги Михаил Нестеров - Тень летучей мыши
Михаил Нестеров
Тень летучей мыши
«Morete alla Francia, Italia anela»[1]
Эта книга основана на реальных событиях, однако сюжет и персонажи вымышлены. Всякое сходство с действительным лицом – случайное.
Глава 1
Нукус, Каракалпакия, ноябрь 2008 года
...Султан терял терпение, глядя на двух недоносков, которые приехали сюда хозяевами – как в резервацию к индейцам. Хотя Султану это состояние было хорошо знакомо. По молодости лет ему тоже приходилось вести рискованные дела вдалеке от родины, где он был один, не считая двух-трех помощников. Он испытывал страх, но виду не подавал, решал не личные проблемы, а улаживал дела семьи. Но научился бороться со своими страхами и потому перестал замечать их.
Самое забавное заключалось в том, что посвященный понимал посвященного, видя его насквозь. Взгляд Султана легко проникал сквозь напускную браваду и видел страх на лицах его гостей.
По большому счету, ничего сверхъестественного не произошло. В жизни всякое бывает. Русские партнеры Султана перестали быть дееспособными и при этом утратили платежеспособность, а такое положение дел называлось «отказом по обязательствам. Но «младшие партнеры» говорили что-то о сорванной сделке, о тараканах в головах нового правительства – в общем, рассказывали сказку про белого бычка. Но почему подставили фирму генерала Баскакова, завязанную на многомиллионных контрактах? Ответ напрашивался сам собой: она потеряла вес в правительстве, которое испокон веков было интересно тем, что разруливало денежные потоки и раздавало квоты разного уровня, уподобившись сороке: этому дала, этому дала, а этому не дала.
– У вас не хватило сил удержаться, – высказал Султан свои мысли вслух.
– Султан, – возразил Родион Глушков, – мое дело...
– Я понял, – перебил Султан. Глушков, по неизвестной ему причине, прибеднялся. Он играл не последнюю роль в организации генерала Баскакова. Его можно было бы сравнить с ротным в батальоне. Ни о какой коске – объединении нескольких семей мафиози – речь не шла. Но общее заключалось в том, что внутри организации Баскакова самостоятельность отдельного члена была минимальна.
Ему пришлось повториться:
– Я понял, ты приехал выразить волю своего хозяина.
Глушков пожал плечами:
– Пусть так.
– Ты ничего не решаешь, ни за что не отвечаешь. Ты – говорящая голова. Что если я отошлю твою голову твоему хозяину?.. Ты не в России. Ты далеко не в России, – акцентировал Султан. Тебя угораздило попасть в Среднюю Азию, в самый ее центр. Ты хотел что-то сказать про свое правительство, но послушай меня – про мое.
Казалось, Султан Узбек пустился в пространный рассказ про независимость Узбекистана, о том, что ничего хорошего она не принесла простым людям. Но в его речи был глубокий подтекст, можно сказать, он готовил русских к тому, что их ожидало в самое ближайшее время, даже интонации его были вопросительными, и оттого речь в целом – немного неуверенная, чуть нескладная. Он сказал о том, что в его стране установился особенный восточный тип экономики, где роль государства является главенствующей, а нововведения проводятся лишь в интересах властей.
– По уровню коррупции Узбекистан занимает пятое место в мире, ты слышал об этом? – спросил Султан Глушкова, а потом с тем же вопросом обратился к его напарнику – Сергею Бакулеву. – Нашему предпринимателю выгодно брать деньги, пользуясь услугами теневой экономики. Дай Бог памяти... – Он потер сросшуюся переносицу. – лет шесть или семь назад все ввозимые товары облагались девяностопроцентной пошлиной, причем в инвалюте. Знаете, к чему это привело? – спросил он и сам же дал ответ: – Вымер челночный бизнес, без работы остались десятки тысяч людей. В моей стране устоялся запах бедности. Демократия? – Султан пожал плечами в недоумении, словно впервые слышал это слово. – Демократические реформы означали бы «добровольную сдачу монопольных позиций узкого круга властвующей политической элиты». Тридцать процентов страны недоедает, средняя зарплата меньше тридцати долларов в месяц. Беспросветная нищета. Иногда я иду против правил и даю работу тем, чьи дети голодают.
Он подошел к телефону, сработанному под старину, с эбонитовым оттенком, набрал номер и, дождавшись соединения, сказал что-то на своем родном наречии. Затем вернулся к гостям.
– На тебе нет вины, – сказал он, стоя перед Глушковым и засунув руки в карманы брюк. – Но твоя беда заключается в том, что ты оказался не в том месте и в неподходящее время. Я кое-что хочу передать Баскакову.
– Я слушаю...
– Нет... – Султан призадумался. Где-то он слышал фразу: «Если не можешь один раз увидеть, придется сто раз услышать». Вряд ли она была к месту, но он привык сравнивать, сопоставлять. Баскакову не суждено услышать его ответ, но он насмотрится на него.
Султан уже не мог отказаться от своих намерений. Человек Баскакова для него был, как человек Султана для Баскакова.
– Султан, если это все...
– Все будет, когда я скажу. Как ты думаешь, – спросил Узбек без перехода, – если мне принадлежат деньги клана, то долги тоже?
– Выходит, так.
– А теперь ответь на другой вопрос: гонца, принесшего плохую весть, пристреливают, не правда ли?
– Султан...
– Я потерял выгодные зарубежные контракты, деньги, влияние, лицо – добытые с таким трудом. Я потерял время. Годы, целые десятилетия прошли впустую. Даром. Пролетели, тебе так не кажется? От них не осталось и следа. Жива только ненависть к ним и к гонцу с плохой вестью и слабой шеей. Мне плевать, какого ты ранга, какие люди за тобой стоят.
Султана переполняла ненависть. Она взяла верх над его разумом. Со стороны казалось, он успокоился, но это было обманчивое впечатление.
– Везите их на базу, – отдал он приказ.
Родион Глушков побледнел, однако взгляд его остался твердым. Он дернул плечом, стряхивая руку одного из нукеров Узбека, и предупредил последнего:
– Ты совершаешь большую ошибку, Султан.
– Что ты знаешь о моих ошибках?
Тем временем помощник Султана, богатырского телосложения узбек в строгом костюме и тяжелой золотой цепью вместо галстука, отдал короткую команду. Он же опустил ладонь на плечо Сергея Бакулева, рука которого нырнула под пиджак. Алимджан цокнул языком: был же уговор – никакого оружия. Русские дали слово и их не стали обыскивать. Он отпустил плечо Бакулева и с коротким замахом ударил его кулаком под основание затылка. В голове Бакулева помутилось, и он повалился на пол. Алимджан отошел в сторону, отдавая инициативу своим подчиненным. Одетые так же строго, с каменными лицами и в исполнительности своей походившие на членов японской якудзы, они подняли русского с пола и заломили ему руки за спину. Секунда, и его запястья стянул прочный пластиковый хомут. Бакулев сморщился от боли. Он смотрел в спину Родиона Глушкова в надежде, что тот обернется, если ему позволят, и он заручится его поддержкой. Но надежды на спасение не было. Султан Узбек перешагнул черту, оскорбив гостей, и сжег за собой все мосты. Войны между кланами было не миновать.
Их вывели, поддерживая с двух сторон, из дома через черный ход. Оказавшись на заднем дворе и увидев, что ждет его и Сергея Бакулева, Глушков нашел обезумевшими глазами Узбека:
– Побойся бога, Султан. Он видит, что ты творишь.
В деловом костюме и черных очках, Султан походил на человека, который скрывал свою тайную жизнь от членов своего клана. Мольбы Глушкова прошли мимо его ушей. Он отошел в сторону, вынул из кармана пиджака коробочку с драже, неспеша открыл и бросил в рот конфету.
Все надежды русских на спасение обрывались здесь, в этом дворе, который больше походил на задворки военной базы. С десяток противотанковых ежей ощетинились по обе стороны дороги, ведущей к въездной бетонной арке со сдвижной створкой. Пять или шесть армейских джипов «Мерседес-Бенц» (казалось, еще не остывших после длительного похода) дожидались своего часа. Но Родиона Глушкова больше всего поразил двухосный грузовик «ЗИЛ-4334» с открытым задним бортом; об него-то и разбилась последняя надежда русских. Обшарпанный деревянный пол будто занозил взгляд Глушкова и глаза его заслезились. Он видел, где-то он точно видел, как в похожий грузовик забрасывали людей со связанными руками. Пачками. Под самую завязку забивали грузовик и увозили на расстрел. Наше время. Не жуткое сталинское, репрессивное, а наше. Точно – это было в Китае. После вынесения смертного приговора приговоренных выводили в задний двор тюрьмы и бросали в кузов. И не один не посмел подать голоса. Страх на лицах. Наружу не вырвался ни один тоскливый вопль. Если бы...
Глушков облизнул пересохшие губы:
– Султан... Ты поступаешь не по-человечески.
Узбек даже не усмехнулся. Он просто констатировал покорность русского. Тот смирился с неизбежным, но средство доставки к месту казни его не устраивала. «Вот скотина», – бросил он под нос.
