Наталья Троицкая - Сиверсия
Но, как и следовало ожидать, водители уступать дорогу не хотели, и Сева лавировал, как мог, то и дело включая «ревун» и оттирая несговорчивых в средний ряд.
«Уступите дорогу! Везем тяжелораненого ребенка! Водители, освободите крайний левый ряд!»
– Да, что ж, вы, м…даки, оглохли, что-ли?! – в сердцах сказал Володя Орлов. – Мы так год до города добираться будем!
Переговоры с милицией заняли минут пять. Лаврикова внимательно выслушали, обещали помощь, но отослали к вышестоящему начальству, с которым долго соединяли, после чего Лавриков объяснял все снова. Ему обещали «порешать» в ближайшее время. А у них, вернее у мальчонки, что везли следом в скорой, этого времени не было. Под конец Лавриков не выдержал и, наорав на милицейского чинушу, пообещал устроить ему неприятности по службе за безразличие к людскому горю и нежелание выполнять служебный долг.
– Ну-ка, Сева, перестройся. Тормози у поста!
Микроавтобус «Центроспаса» и скорая взвизгнули тормозами у поста ДПС.
Переговоры с инспектором были короткими. Лаврикова он выслушал, но в сопровождении отказал.
– Я один на посту. Пост оставить не имею права, – пояснил старший лейтенант, плотный крепыш лет тридцати. – Сейчас напарник подъедет. Он до «Макдоналдса» метнулся. Подождите минут десять.
– Да нет у него этих десяти минут! Нету! Понимаешь?! – заорал Лавриков. – Идем. Иди сюда, говорю!
За рукав он подтащил ДПСника к скорой и распахнул дверцу.
– Смотри, вот это – контейнер с отрезанной кистью, а вот это истекающий кровью ребенок. Видишь?! – он с шумом захлопнул дверцу скорой, схватил милиционера за грудки, тряхнул и охрипшим от напряжения голосом сказал: – Старлей, у тебя дети есть? Чего мы с тобой стоим, если помочь им не можем? А может, не хотим?! Зачем тогда вся эта мишура: твои погоны, автомат, мои спасатели?
– Руки! – жестко глядя в глаза Лаврикову, произнес инспектор ДПС. – Самое большое, что я могу для тебя сделать, это не уложить тебя мордой в снег за нападение на сотрудника. Ты понял, придурок? Проваливай!
Лавриков отпихнул ДПСника.
– Ну вы и суки!
Поехали дальше.
– Сейчас пробки начнутся, – сказал Гордеев.
Лавриков глянул на часы.
– Диспетчер, это «четвертая»! Что с вертолетом? У нас ребенок умирает.
– «Четвертая», я – диспетчер. Доставляйте в ближайшую клинику. Вертолета не будет. Женя, ну что я сделаю?! – нервно выкрикнула диспетчер Валя. – Вертолет на Рублёвке! Эвакуирует пострадавших после ДТП».
Это был приговор. Спасатели переглянулись.
– Опять Рублёвка…
– Ага! Как в прошлый раз. Полетят царапины зеленкой мазать.
– Свяжись со скорой, – приказал Лавриков.
В динамике щелкнуло, прошуршало, и нервный, почти грубый голос врача известил: «Теряет сознание. Нужна кровь!»
– Какая группа?
«Вторая, отрицательный. Она очень редкая».
– Сева, тормози. Свяжи меня с первой бригадой.
Лавриков пошел к скорой.
– Куда это он? – Гордеев обернулся к притихшим ребятам.
– Вторая у него. Резус отрицательный. Поехали, – хмуро ответил Орлов.
Места, чтобы прилечь, в скорой не было, и Лавриков примостился прямо на холодном полу, полусидя, полулежа, пристроив руку на узеньком сиденье рядом. Скоро начала легонько кружиться голова, стало подташнивать. Он закрыл глаза.
– Гребаная нищета! – не выдержал, выругался врач. – Не могут районную больницу оснастить, так хотя бы вертолет на подхвате бы держали. Чиновники в казино за ночь просаживают аккурат цену вертолета! Их бы из хоромов, белоснежных, сюда, на ледяной пол буханки…
Щелкнула, прошуршала прикрепленная к нагрудному карману куртки рация:
– Женя, «Первая» на связи.
Лавриков взял рацию, поднес поближе к губам.
– Четвертая бригада. Женя Лавриков. Кто на связи?
Снова шорох помех и искаженный эфиром голос:
– Андрей Маховиков. Женя, что случилось?
– Андрей, вы на Рублевке работаете. Мы у Волоколамки. Везем ребенка. Травматическая ампутация кисти. Нужен вертолет. Вертолет у вас.
«Женя у нас, как всегда. Сам понимаешь! С самого верху на мозги давят!»
– Андрюха, мальчонка не дотянет. Сплошные пробки. Просили помощи у ДПСников, но нам отказали.
Возникла пауза.
«Жень, отымеют меня…» – сказал Маховиков.
– Андрей…
Лавриков хотел сказать что-то еще, но вдруг перед глазами все стало ослепительно белым, в ушах зашелестели колокольчики, тело заскользило в бездонную блестящую пропасть.
«Четвертая»! Женя! Прием! Женя, ты где? На связь!» – доносилось из рации.
Врач сунул под нос Лаврикову нашатырь и взял рацию в руки.
– Что вы орете?! Сознание потерял ваш коллега! Мы у него крови взяли для ребенка недопустимо много. Вот если бы все вы такими были, как этот мужик…
Вертолет приземлился в поле у дороги. Вертолетные площадки были пока только в проекте. Утопая по колено в снегу, Володя Орлов и Игорь Лисицын отнесли ребенка в вертолет.
Вернувшись в отряд, они пили горячий чай с бутербродами.
– Какой же бардак у нас в стране! – излишне эмоционально сказал Скворцов.
– Мужики, анекдот. По радио передают сигналы точного времени: «В Москве двенадцать часов, в Волгограде – тринадцать, в Томске – четырнадцать…» Ну и бардак в стране!
Лисицын прыснул от смеха.
– Малыш, тихо ты! Женьку разбудишь.
Лавриков спал на своем лежаке, привалившись спиной к батарее. От госпитализации он отказался, а приехав «домой», съел прикупленный в соседней харчевне шашлык, запил его красным вином и уснул.
Дежурство подходило к концу. Близилось утро.
– «Четвертая», на выезд! – неожиданно громко объявил динамик. – Необходимо извлечь из канализационного люка собаку. Рядом, в двух кварталах. Перекресток Охотничьего и Коломенского переулков.
Орлов потянулся, зевнул.
– Что ж им не спится-то? Только прилечь хотел…
– Валь, ветслужба уже не справляется? – крикнул Олег Скворцов диспетчеру. – Обязательно нас дергать?
Он с видимой неохотой залезал в испачканный на предыдущем выезде комбинезон.
– А у них там жуткий клинический случай! – хохотнул великан Игорь Лисицын.
– Шевелитесь! Норматив соблюдайте… – с упоением зевая и потирая ладонями глаза, произнес Лавриков.
– О! Позвонки, гляньте! Женечка воскрес.
Лавриков поежился от холодного озноба, застегнул комбинезон.
– Ну-ка, худой, начисли мне кофейку граммов сто пятьдесят.
Лисицын послушно подал ему кофе. Лавриков сел, отхлебнул ароматной жидкости и обвел всех усталым, сонным взглядом.
– Спал бы ты, позвонок, – сказал ему Орлов. – Мы и без тебя собачку вытащим.
– Это вряд ли! – усмехнулся тот.
Сделав еще глоток, Лавриков отставил чашку и резко поднялся. Он подхватил куртку и направился к машине.
Морозный спрессованный воздух штурмом ворвался в легкие. Лавриков остановился, пошатнулся. Скворцов подхватил его под руку.
– Женька, иди ляг. Без тебя управимся!
– Нормально все. Сейчас пройдет.
– Сколько из тебя крови-то высосали?
– Не знаю. Не спросил.
Лавриков с видимым усилием забрался в кабину. Бравый маневр заставил его вспотеть. Он с удовольствием откинулся на мягкую спинку сиденья, небрежно махнул рукой.
– Погнали!
На перекрестке Охотничьего и Коломенского переулков, у открытого люка, мерзла девушка. Она нетерпеливо притопывала стройными ножками. Короткий полушубок ее вряд ли согревал. Увидев спасателей, она опустилась на колени у люка и что-то бойко стала говорить в темень колодца.
– Хорошенькая… – констатировал Сева Гордеев, аккуратно паркуясь у обочины.
– Мадам, что же вам не спится-то в столь ранний час? – осведомился Орлов.
Он присел на корточки рядом с девушкой, фонариком посветил внутрь колодца.
На дне блеснули два бирюзовых огонька. Орлов не сразу понял, что это собачьи глаза. Лишь присмотревшись, он разглядел щенка черного королевского пуделя. Щенок сидел на трубах, возвышавшихся сантиметров на двадцать над водой.
– Достаньте его, пожалуйста, – обратилась девушка к Орлову. – Вот, возьмите.
Она протянула ему две стодолларовые банкноты.
– Мадам, откуда в вас столько пошлости? – произнес Орлов, но деньги взял.
Скворцов подал Орлову аркан.
– Зачем это? – живо спросила хозяйка собаки, с подозрением разглядывая петлеобразную снасть.
– Сейчас на голову ему накинем и вытащим, – объяснил Орлов, спуская приспособление в канализационный колодец.
– Стойте! Вы искалечите его! – закричала хозяйка пуделя. – Просто спуститесь вниз и вытащите!
– Может, вы, мадам, поучите меня? – съязвил Орлов, не оставляя затеи.
Девушка вырвала из его рук аркан, отбросила, поднялась с колен, спросила:
– Кто у вас главный?
Спасатели переглянулись, едва сдерживая улыбки.
– Я задала вопрос! – сердито повторила «мадам».
– Ну, я главный, – донесся из кабины безразличный голос Лаврикова.
Все это время он безучастно дремал в кабине.
