Александр Афанасьев - Долгая дорога домой
— Увы, сударыня. Первым делом, первым делом самолеты[56]…
— Самолеты, князь?
— В России есть такая песня. Германец бы сказал "служба превыше всего", а мы, русские, предпочитаем изъясняться намеками. Византийское происхождение, понимаете? Ждите меня, и я вернусь…
Господи… Избавился наконец-то.
Вниз я спустился по служебной лестнице, бетонной, с голыми стенами и плохо освещенной. Североамериканцы предпочитают "пускать пыль в глаза" — шикарная отделка клиентских помещений и скаредная, до цента экономия на служебных. Но здесь, по крайней мере, было, где разместиться — служебные помещения были большие и просторные, как и сама арена.
На входе стоял неизвестный мне парень, одетый в форму нашего агентства, в руках у него была резиновая дубинка. Меня он, по-видимому, знал, потому что отступил в сторону, не спрашивая документов. Я остановился на мгновение, чтобы пожать ему руку, потом шагнул в открывшуюся дверь. Если хочешь, чтобы твои люди были преданы тебе — будь одним из них и никогда не упускай возможности выразить нижним чинам благодарность за их верную службу.
Внутри было то, чего я и ожидал увидеть. Это, конечно же, был Микеле. Молодой бычок, на голову выше меня, курчавые волосы, смуглая кожа и дурной характер. Сейчас он был красным от гнева, руки заведены за спину и скованы наручниками. Не полицейскими, а одноразовыми, пластиковыми, такими, какие использует армия. Рубашка — конечно же, красная — порвана на вороте и рукаве, набухающие синяки… кажется, еще и порез… да, точно, порез. В вороте рубашки видна золотая цепь, намного толще, чем это здесь принято. Ходячая выставка дурных манер — но, по крайней мере, он прост, как пятидесятицентовая монета.
— Салют, Микеле, — жизнерадостно сказал я.
Микеле посмотрел на меня и ничего не ответил. Дышал он тяжело, как загнанный зверь… видимо, моим пришлось повозиться. Двое с дубинками по обе стороны от драчуна, и одному точно попало.
— Что он натворил?
— Устроил драку, сэр.
— Что-то повредил?
— Да, сэр. Разбил стекло и чуть не перевернул машину для попкорна.
— Это не я! — рявкнул Микеле, — машину не я!
— Свободны, — сказал я гардам, — разберусь сам.
Гарды недоуменно посмотрели на меня, потом один осторожно сказал.
— Сэр, это ваше, конечно, дело, но этот парень отправил Гарри в больницу и не факт, будет ли он еще папой.
— Если только римским. Я знаю, что я делаю. Идите на посты, нечего здесь стоять.
Гарды сложили дубинки и покинули кабинет, один из них притворил дверь так, как будто она была стеклянной.
— С тебя две штуки, Микеле! — не изменяя жизнерадостному тону, сказал я, — и еще три для этих парней. Всякая работа должна быть оплачена, не так ли? У тебя есть пять штук?
— Я считал вас другом, мистер Воронцов, — заявил Микеле, фамилию мою он выговорил с трудом.
— Я и есть твой друг. Только поэтому я не скажу дону Онофрио о том, что ты здесь натворил. Именно это обойдется тебе в пять штук.
Простое правило — в каждой социальной среде есть свои правила, и если ты хочешь добиться успеха, ты должен знать их и следовать им. Уговаривать этого громилу бесполезно, в участок его везти глупо, это будет воспринято как предательство. Набить морду… этот засранец вряд ли поймет, надо было его воспитывать, когда он поперек лавки лежал, сейчас уже поздно. А вот пять тысяч американских долларов за возмещение ущерба — это нормально, это понятно и приемлемо. Доставил проблемы — плати.
— Итак, у тебя есть пять штук с собой, Микеле?
— Нету, — мрачно сказал здоровяк.
— А сколько есть?
— Ну… пара сотен и кредитки.
— Зачем мне твои кредитки? Ключи от машины есть? Надеюсь, не угнал?
Громила промолчал, что было принято за знак согласия. Я обошел его, достал нож — хороший складной нож нужно всегда носить при себе, чиркнул по белой полоске из сверхпрочной пластмассы.
— Давай ключи.
— Мистер Воронцов, а как же…
— У тебя же есть двести долларов. Поедешь домой на такси. Завтра принесешь пять штук и получишь назад ключи. Скажи, это честно?
Хоть я и не был итальянцем — правила жизни итальянцев, особенно сицилийцев, я знал. И они относились ко мне — с опасливым уважением, хотя бы потому, что я никогда не учил их, как жить, я играл в том числе и по их правилам.
— Справедливо, мистер Воронцов, — признал, наконец, Микеле, протягивая ключи.
Я мельком глянул — ключи были от Триумфа, маленькой и верткой британской машинки. Излюбленная машина для местных плейбоев.
— Как твоя дама, Микеле? Нормально будет, если она поедет на такси, или ты рискуешь потерять ее благорасположение?
— Да пошла она… — выругался здоровяк, растирая запястья, на которых были красные полосы от наручников.
Так-так, интересно…
— Дело твое. Тогда и мы пойдем.
— Куда, мистер Воронцов?
— На выход, куда же еще. Мне не нужны больше здесь драки. Это серьезное мероприятие. Все, пошли. И приведи рубашку в порядок.
Мы вышли из комнаты, которую эти двое все-таки охраняли, я показал им, чтобы и в самом деле шли на посты, делать здесь нечего. Мы же пошли к служебной лестнице, по ней можно было спуститься вниз, к автостоянке и на улицу, где полно такси. Я раздумывал над тем, кто же посмел поднять руку на Микеле Альвари, среднего сына дона Онофрио Альвари, одного из некоронованных королей Нью-Йорка — видимо, какие-то беспредельщики, возможно негры. Так получилось, что неподалеку от лестничной клетки, ведущей на служебную лестницу, был еще один выход, для специалистов по клинингу[57], к туалетам. Только поэтому мы и услышали приглушенный крик, который оборвался каким-то глухим хлопком, сильно похожим на тот, с которым захлопывается дверь туалета.
— Мистер Воронцов… — сказал Микеле.
— Я слышал. Держись за мной и не делай глупостей.
Дверь — открывается не внутрь, а наружу, к ней пристроен доводчик. Я осторожно открыл ее — и первое, что я увидел, была расшитая золотой нитью дамская сумочка, брошенная на кафельном полу у двери.
Интересно…
Возня была слышна вдалеке, это место не просматривалось от входа. Там были туалетные кабинки, здесь — раковины, зеркала и сушилки для рук. Все новенькое, блестит… Жаль будет, если что…
Так… А этих кто сюда пустил?
Конечно же, это были негры. Кто еще кроме негров — додумается до такого. После отмены расовых ограничений — негры распоясались окончательно, до двух третей мест в учреждениях пробации[58] занимают именно негры, правда, сейчас эта цифра уменьшается с каждым годом — криминальными королями страны все увереннее становятся латиноамериканцы. Но здесь были не латиносы — а именно негры, трое. Довольно прилично одетые, в джинсах, а не в спущенных чуть ли не до колен штанах типа "обосрался и иду"[59], в рубашках, у одного еще жилетка из натуральной кожи поверх рубашки, еще у одного — в расстегнутом вороте рубашки видна черная, по горло, водолазка. На всех троих полно золотых украшений — у двоих цепи, у двоих проколоты уши и серьги в ушах, а третий — держится за свое ухо и кровь между пальцев видна. Получил по заслугам… нечего женские сережки в уши вдевать. У одного рукава рубашки закатаны и видно золото на руках — массивные золотые часы и браслет. Этими руками он держит девчонку, белую, по виду лет двадцати с небольшим, приличную. Та придушенно трепыхается, но видно, что из последних сил. Употребить ее они еще не успели — но мы появились явно на самом интересном месте.
Это — не рэперы, как тут называют мелкое хулиганье, увлекающееся примитивной негритянской музыкой и таскающее на плече дешевый музыкальный плейер — кассетник. Это, похоже, Черные братья — негритянская мафия. Агрессивная организация, занимающаяся криминальным бизнесом, ей больше сорока лет — еще когда не отменили ограничения прав чернокожих, она уже существовала. Идеологические предпочтения у черных братьев самые разные — среди них есть агрессивные троцкисты, исламисты, вудуисты[60], анархисты. Эти не вудуисты — вудуисты носят длинные волосы в косичках и золотые перстни или подвески с оскаленным черепом. Возможно, троцкисты или анархисты, в Нью-Йорке таких много.
Негр не смотрел на меня, хотя я шел первым и был старше. Негр смотрел на Микеле.
— Что, сынок, привел на разборки папочку?
— Или — старшего дрю-южка… — протянул еще один негр, ниже всех ростом, по-видимому, самый задиристый.
Микеле не стал в ответ бросаться в драку — правила вбиты в него с детства, он рос в такой семье. Пока старший говорит — младшие молчат. Из этого правила нет исключений.
Я внимательно смотрел на негра, который был ближе всего ко мне и, вероятно, был самым авторитетным из всех. Конечно, это моя вина — меня и моих людей, эти человекоподобные существа вообще не должны были пройти дальше поста охраны. Проблема вот в чем — любое публичное мероприятие должно иметь посещаемость, ради этого все здесь и работают, начиная от певца, что дергается на сцене в пляске Святого Витта, и заканчивая вашим покорным слугой. Не бомж, прилично одет, золото, приличная машина, не похоже, что пьяный или обкурившийся, есть билет — проходи. Трать свои денежки. Любое мероприятие должно "собирать кассу".
