Андрей Молчанов - Взорвать Манхэттен
− Этого следовало ожидать, − пожал плечами Марк. – Девка с университетским дипломом, с языком, на хорошей работе… А теперь посмотри на себя. Грубиян, матерщинник, лицо без определенных занятий. С уголовными, замечу, наклонностями. Но, может, оно и к лучшему.
− Что она свинтила, или что я с наклонностями? – вяло поинтересовался Виктор.
− Что ты свободен от обязательств, − пояснил Марк. – Поскольку сегодня твоя жизнь в корне поменяется. Так что утри слезы, они тебе еще понадобятся. – И, не дожидаясь реакции компаньона на такое заявление, изложил ему суть случившегося с Жуковым.
Виктор слушал его молча, поскребывая ногтем плотную щетину на подбородке.
Что удивительно, никакого возмущения или недоверия перед тем, что заправилы самой, ха-ха, демократической страны, могли угробить сотни своих соотечественников и разворотить сердце Манхэттена, после чего преследовать с целью убийства тех, кто приблизился к их тайнам, Виктор ни в малейшей степени не выказал, приняв это как должное и вполне естественное. А Марк в какой уже раз скучно убедился в неправедности этого мира, понятной, в общем-то, каждому. И в этом понимании существовало довольно циничное смирение, ибо без него невозможным становилось индивидуальное тихое процветание. Либо – устремление к таковому.
− А если включить дурака? – спросил Виктор. – Ничего не ведаем, вообще какие претензии? Проблемы Жукова пусть решает Жуков.
− Наши проблемы в том, что мы свидетели, − сказал Марк. – И не по делу о кражонке в супермаркете. Нами займутся всерьез и предметно. А у тех, кто нами займется, поверь уж мне, логика бестрепетная. Цацкаться с какими-то невразумительными субъектами они не станут. Кто мы здесь? Мусор. И цена нам – цена двух патронов. Но если ты большой оптимист, продолжай пить пиво и жди, когда сюда придут нехорошие ребята. Только я к тебе пришел не с советами, а с планами, как совместно выжить. Мы с тобой ягодицы одной и той же части тела, в которой одновременно и находимся.
− Ты знаешь, − сказал Виктор, − жизнь штука непредсказуемая. Может, не все так и сурово. Может, обойдется само собой. А мы сгоряча накуролесим чего и подставимся.
− Согласен, − кивнул Марк. – Вначале понаблюдаем за развитием ситуации. Но − со стороны.
− А как же работа, квартира…
− У меня есть деньги, − сказал Марк. – И я готов закрыть ими наши проблемы. И наши действия, если таковые потребуются.
− Какие действия? – приподнял ломаную, в шрамах, бровь Виктор.
− Нам надо устранить источник проблемы, − сказал Марк. – Мистера Уитни. Если все замкнуто на нем, есть шансы выжить.
− С ума сошел! Это только усугубит…
− Как раз нет. Он в гуще больших событий, а потому не так просто выявить причину… недоразумения. У него наверняка десятки врагов. Мы − в последних рядах подозреваемых. Но если по поводу известной нам темы существует коалиция, − да, наша борьба безнадежна. Будем бегать.
− До первого полицейского, − заметил Виктор.
− Почему? У меня найдутся комплекты подходящих документов. Да и у тебя тоже. Главное, − исключить прецеденты с отпечатками пальцев. То есть существовать законопослушно. И прилежно рассчитываться за покупки в супермаркетах.
− А жить где будем?
− У одной моей хорошей знакомой. Сегодня я тебя с ней сведу. Дама уже два месяца без мужского внимания. Ее приятель сидит за ограбления ювелирных лавок. Может, слышал? Там человек восемь по делу проходят… Дамочка нуждающаяся, раньше пела в ресторане на Брайтоне, сейчас списана с эстрады по возрасту. Но так, ничего еще… Денег за приют я ей подброшу. Легенда такая: у нас неприятности с ментами, надо на время запорошиться… Тема ей знакомая и понятная. Отношение к теме: привычно-уважительное. Но сразу предупреждаю: фактор материальный для нее не главное…
− Так. Вас понял, – вздохнул Виктор. – Ты ни при чем, а мне, значит, как проституту отдуваться?
− А как ты думал! Заодно отвлечешься от семейной драмы. Новые впечатления…. Это жизнь! Я уже напел ей про красавца из морской пехоты…
− А там не крокодил какой-нибудь? Как в песенке: глаза, как две смородины, а ротик, словно щель… Эх, мама моя, Родина, и где моя шинель?
− Ну, тридцать килограммов тому назад я посчитал бы ее подарком судьбы, − сказал Марк, − но и сейчас не испытываю к данной леди чувства брезгливости. На неделю тебя, судя по всему, хватит. А большего, возможно, и не потребуется.
− Почему на неделю?
− Если враг агрессивен, за неделю он себя проявит. И мы вступим в противоборство.
Длинным решительным глотком допив пиво из горлышка бутылки, Виктор принялся собирать вещи.
К ресторанной певице в отставке, Лиле Квасневской, они прибыли уже под вечер, кряхтя от тяжести увесистых пакетов с бутылками и снедью.
Откровенно изучающий взор Лили, еще в прихожей остановившийся на Викторе, говорил о вожделениях брюнетки, приблизившейся к полувековому возрастному рубежу, достаточно откровенно, и путей к отступлению с той или иной стороны не предполагал.
Застолье, призванное укрепить взаимные симпатии, было обильным и долгим. Горячо обсуждались разнообразные темы. Степень выпитого благотворно сказывалась на восприятии Виктором подувядшей эстрадной красотки. Взор его немигающих глаз прирожденного убийцы заметно теплел, останавливаясь на округлостях, призывно выпирающих из-под тугого декольте.
Со страданием в голосе Лиля поведала об утрате дружка, надолго обосновавшегося в казенных стенах узилища, даже всплакнула ненароком, но, утерев слезы, приподнято заметила, что жизнь, тем не менее, продолжается, да и вообще каждому свое…
Когда часы пробили полночь, нисколько не церемонясь, она буквально за шкирку повела уяснившего свою роль морпеха в спальню, а Марк последовал в отведенную ему комнату. Разделся и улегся в постель. Снисходительно хмыкнул, прислушавшись к характерной возне, охам и вскрикам, пробивающимся сквозь стены из соседнего помещения. Почувствуйте всю сущность междометий… В гамме доносившихся звуков ощущалась страсть и возвышенный апогей пламенной оратории.
После некоторого анализа Марк уяснил, что солирует все-таки чувственная хозяйка дома, похоже, старавшаяся и за себя, и за кавалера.
Утром следующего дня, выйдя на кухню, он обнаружил просто-таки семейную идиллию: Лиля в одной прозрачной ночнушке, едва прикрывавшей бедра, жарила яичницу, а мускулистый морпех, одетый в ситцевые трусы до колен, пил кефир, заедая его домашним пирожком.
Своим видом угасшая звезда местной эстрады ничуть не была смущена, как не был им смущен и ее новый сожитель. На мгновение смутился лишь Марк, но после припомнил, что спал с Лилькой не раз, в чем нет секрета ни для кого, а потому – чего уж тут лицемерить?
Позавтракав, Марк прилепил усы, окладистую бороду, нацепил на нос очки, укрепил на голове парик и натянул на него шерстяную вязаную шапочку. Расправил седые лохмы, свисающие на щеки. Надел тяжелые строительные башмаки и грязноватую бесформенную куртку, напоминающую просторный балахон. Сунул под мышку тяжелую трость.
Вновь появившись на кухне, вызвал своим импозантным видом оторопь у бесстыдно милующейся парочки.
− Напугал, сволочь! – взвизгнула Лиля, испуганно прикрывая ладонями тугие груди.
− Во, артист, − хмыкнул Виктор. − Натуральный предводитель бомжей.
− Иду на разведку, − сообщил Марк.
Он вышел из дома по черной лестнице через подвал, и побрел к океану, постепенно проникаясь ролью городского бродяги. В пляжной зоне Брайтон-бич и на его улочках подобных типажей встречалось немало, и публика лишь скользила по ним отчужденными взглядами, тут же отворачивая их. Вид чужого несчастья и обездоленности мало привлекателен, и каждый спешит обойти его стороной, как бы не замечая, со смесью сочувствия и эгоизма.
По пути Марку встретилась парочка знакомых, рассеянно посмотревших на него и тут же прибавивших ходу; с участливым презрением покосился на пожилого бездомного патрульный полицейский, захлопнул перед его носом дверь хозяин продуктовой лавчонки, куда он было сунулся за пивом… То есть, в образе, как понял Марк, он состоялся.
Хромыляя, тяжело опираясь на трость, он, сгорбившись словно под карой судьбы, продолжил свой путь в закоулки района, прошел мимо свалки запакованного в пластиковые мешки мусора, нырнул в тупик между гаражами и здесь, переведя дыхание, осмотрелся.
Из-за угла в сотне метров отсюда, виднелся его дом. Дверь и кованая металлическая решетка, прикрывающая ее, были закрыты. Ни малейших следов постороннего присутствия. Только глухой микроавтобус, припаркованный на противоположной стороне в ряду других машин внушал подозрения. В нем вполне могли находиться «наружники». Стоило возле автобуса пройтись, хотя вряд ли чего путного это бы дало. «Наружка» в России порой вычисляется по горке окурков, выброшенных из пепельницы автомобиля под бордюр тротуара, но здесь, в Америке, курящие менты становились редкостью.
