Сергей Соболев - Мясорубка
Он подвинул к себе хрустальную пепельницу, чиркнул зажигалкой, поджигая уголок записки. Артемов тем временем обрисовал для него ситуацию. Когда он закончил свой рассказ, лицо генерала было мрачнее тучи.
– Не нравится мне эта история. Подозреваю, что без Урванцева здесь не обошлось. Или тот же Мелентьев, к примеру, мог подсуетиться, это в его стиле. Варианты тут могут быть разные и все как один паршивые. Повяжут Вику в Грозном, а потом начнут условия разные выдвигать. Или попытаются через нее скомпрометировать отца. Черт, как же это он упустил из виду такую возможность?
Артемов попытался что-то объяснить, но генерал жестом остановил его.
– Да знаю, знаю я все… Леша, передашь Щербакову, что весточку своим людям в Грозный я пошлю непременно. Но людей у меня там раз-два и обчелся. Лианозов разве не в курсе, что это не моя территория? Во временном управлении ФСБ в Грозном сплошь сидят люди Урванцева. Могу, конечно, направить спецов из Ставрополя или Краснодара, но думаю, не стоит этого делать. Начнутся расспросы: зачем да почему?.. Ладно, что-нибудь придумаю. Где, ты говоришь, он предлагает нам встретиться? На Шереметьевской? Добро, буду там в девять вечера.
Поздним вечером, после разговора с Щербаковым, генерал Переверзев сделал несколько телефонных звонков. Подразделение АТЦ, вылетевшее ранним утром в Минводы, в настоящее время уже находилось на территории Дагестана. В полночь им предстояло приступать к выполнению поставленной задачи. В их распоряжении, кроме обычных средств, имелись два комплекта спутниковой связи. Генерал Переверзев уточнил по телефону, на какое время назначен очередной сеанс связи, и немедленно выехал в информационный центр ФСБ, с тем чтобы лично проинструктировать командира спецгруппы «Шторм» подполковника Щербакова.
ГЛАВА 27
Один из известнейших российских предпринимателей в своем недавнем интервью так отозвался о президенте РФ:
«Ельцин как «черный ящик» в кибернетике: видно то, что вводится в него, и то, что выходит, а что внутри – неизвестно».
Именно эти слова пришли на ум Юрию Буртину, когда он в компании с президентом прогуливался по дорожкам парка санатория в Барвихе. Косые лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь пышные кроны деревьев, дневная жара спала, дышалось легко и свободно. В окнах санатория зажигались огни, откуда-то издалека доносилась музыка, но разобрать мотив было трудно.
Президент был одет в светлые брюки свободного покроя, ворот рубашки расстегнут, сверху наброшена куртка от спортивного костюма.
– Что, так и сказал: «Даю вам двое суток на размышления»?
– Я воспроизвел реплику дословно, Борис Николаевич.
У президента был болезненный вид, лицо бледное и одутловатое, под глазами залегли темные тени. В голосе не хватало прежней твердости, казалось, что ему стоит большого труда составлять из отдельных слов целые фразы. Лечащий врач предупредил Буртина, чтобы он ни в коем случае не занимал его высокопоставленного пациента длинными разговорами и не бередил его душу плохими новостями. И без Буртина в последние три-четыре дня здесь побывало немало посетителей, и, надо полагать, отнюдь не с приятными вестями. Хороших новостей нынче не бывает.
– Вот стервец! Мне он об этом не рассказывал. Что, и деньги ему обещал?
– Да, Борис Николаевич, и немалые.
– И звание генерала армии?
– Да. Правда, только в следующем году.
– Ну а Щербаков что?
– Можете, говорит, оставить эти тридцать сребреников себе.
Президент неожиданно рассмеялся.
– Молодец Щербаков, вот это я понимаю, врезал! Давненько Рыжий так не получал.
Его лицо тут же приняло озабоченный вид.
– У меня тут половина правительства перебывала. Отношение у них резко негативное. Говорят, нельзя прецедент создавать. Опять же коммуняки, понимаешь, тут же голову поднимут… Что скажешь, Юрий Михалыч?
– Скажу, что разделяю их беспокойство. Это во-первых. А во-вторых, Борис Николаевич, посудите сами… Ни один арбитражный суд не возьмется за подобные дела. Юристы ведь тоже люди, им хочется пить, есть…
– Ты мне эти сказки оставь! – Президент погрозил ему пальцем. – У нас что, уже честных судей в стране не осталось?
– Нет, почему же, – пожал плечами Буртин. – Наверное, найдется еще несколько человек. Но стоит нам только начать пропускать через судебное разбирательство иски по приватизационным сделкам, как их тут же перекупят. Сами знаете, если чиновника нельзя купить за большие деньги…
– Знаю, – недовольным тоном сказал президент.
– А если кто и попадется принципиальный, из неберущих – убьют. Можете даже не сомневаться. А так что сказать…
Буртин удрученно развел руками.
– Менять состав суда бесполезно. Нет, Борис Николаевич, не пойдут эти дела через арбитражные суды, доказано практикой. Разве только если вы и Виктор Степанович скажете свое веское слово…
– Иными словами, требуется политическое решение, так прикажешь тебя понимать?
– Да, Борис Николаевич. И еще многое другое потребуется: информационная поддержка, контроль за исполнением, большие кадровые перестановки… Хлопот не оберешься.
– Пресса, конечно, шум поднимет?
– Еще какой, – криво улыбнулся Буртин. – Пресса и телевидение у них в кармане. Тут же начнут строчить заказные статейки: президент, мол, такой-сякой, его, видишь ли, деньгами ссудили, помогли переизбраться, а он демократию в стране душит… Точно вам говорю, Борис Николаевич, хлопотное это будет дело.
Президент тут же замедлил шаг.
– А деньги где взять? Посмотри, что вокруг творится?! Вы что думаете, я слепой и глухой? Шахтеры в голодные обмороки падают, энергетики бастуют, учителя обещают новый учебный год сорвать… Заперли меня здесь в Барвихе и думаете, что я ни хрена не знаю?! Это же уму непостижимо! Для того чтобы выплатить человеку пенсию, бюджет вынужден давать денег на три! Скажи, разве можно так воровать?!
Он сверху вниз посмотрел тяжелым взглядом на Буртина, словно тот был виноват во всех бедах. После того как он несколько поостыл, они вновь двинулись по дорожке.
– В России всегда воровали, это общеизвестный факт. Даже при Сталине умудрялись состояние сколотить, но чтобы так, понимаешь, воровать, как сейчас?! Ты же знаешь, Юрий Михалыч, я верных людей не обижаю. Государственный механизм нам достался старый, изношенный, трубы и системы там всякие прохудились, образовались свищи и протечки. Вот некоторые и пользуются тем, что я по натуре своей либерал… э-э-э, закрываю глаза на все эти махинации…
Он опять повернулся к Буртину.
– Юрий Михалыч, вот ты человек умный и, что немаловажно, осторожный. Скажи мне, где взять денег?
В душе Буртина против его воли поднялась мутная волна раздражения. Он еще спрашивает, где деньги! Для начала ему следовало бы задать этот вопрос самому себе, в другой, правда, редакции: «Куда подевались сырье, металл, лес, технологии, наличные? Почему закрыта половина предприятий, а те, что остались, либо скоро издохнут, либо работают на чужого дядю?! А десятимиллиардный кредит куда подевался?» Это газетчики могут гадать на кофейной гуще, а экс-помощник Буртин привык оперировать точными цифрами. Вернее, приближенными к истине, поскольку абсолютно точные данные в России получить невозможно. Президентские обещания, рекламная раскрутка по телевидению и в прессе и все эти пиршества обошлись казне в одиннадцать миллиардов долларов. Но это, как говорится, еще цветочки. Чечня обошлась казне от семидесяти до ста миллиардов долларов, точнее цифры пока трудно определить, да и война еще продолжается. А что касается приватизируемых предприятий и целых отраслей… Сам же раздавал направо и налево, да и бояре ближние времени даром не теряли. Буртин лично присутствовал при том, как на торжествах в Братске президент лично подмахнул разрешение братьям Черным на проведение толлинговой операции. Да, заводы нужно было спасать: и Братск, и Красноярск, и Челябинск… Но чтобы вот так, одним росчерком пера решить судьбу целой отрасли, десятков тысяч людей?! А теперь братья Черные – и что еще немаловажно, граждане не России, а Израиля – контролируют почти весь алюминиевый рынок страны. Сколько таких бумаг было подписано, Борис Николаевич, вы забыли? А сколько раз вместо подписи ставилось факсимиле, а самому вам недосуг было разбираться, подписывали ли вы эти бумаги, потому что не могли вспомнить себя в эти дни. Да тут никакой арбитраж не разберется, сам черт ногу сломит.
Буртин не стал озвучивать свои мысли, он пока еще не самоубийца. Вместо этого он во второй раз за последние пять минут растерянно развел руками.
– Да откуда же мне знать, Борис Николаевич? А премьер что говорит?
– А что он может сказать? – недовольным тоном произнес президент. – Так же, как и ты, разводит руками. Обещал исправить положение, но ничего конкретного не предлагает. Были здесь деятели из Минфина и Центробанка. Речи их мне знакомы: жесткая экономия, неукоснительное выполнение бюджета, усиление борьбы со злостными неплательщиками налогов, монетаризм и прочая лабуда. Вот я посажу их всех на хлеб и воду да продержу так месяц-другой, а потом пошлю под землю, уголек рубить… Посмотрим тогда, какие они песни запоют. Про свой чертов «монетаризм» напрочь забудут.
