Иван Черных - Тот, кому за державу обидно
– Может, на посошок, чтоб спалось лучше?
– Пожалуйста. Но мне достаточно.
Полковник налил себе и выпил.
– Я уберу… в холодильник.
– Не беспокойся, я уберу сам.
Золотарев, пожелав спокойной ночи, ушел. Николай Васильевич посидел еще какое-то время за столом, обдумывая разговор с начальником РОВД. Осторожный, предусмотрительный. Другого от него и трудно было ожидать: при нем сменилось три начальника УВД. И надолго ли задержится прибывший? А губернатора недавно переизбрали на второй срок – слуга народа. И такой слуга, от которого у народа, ставропольчан, мозоли на руках и спинах.
Дубровин хорошо знал своего земляка, сверстника, в какой-то мере даже соперника. Вместе росли в селе, вместе учились в одной школе, даже в одном классе. Вместе участвовали в школьной самодеятельности, выступали на клубной сцене. Оба претендовали на золотые медали и соперничали не только в учебе, но и в завоевании авторитета среди одноклассников. Особенно после начальной школы. В 7-м классе Николая Дубровина избрали секретарем комсомольской организации. Олег Чернобуров затаил обиду – почему не его, сына председателя колхоза, тоже отличника учебы, одетого всегда с иголочки и умеющего произносить в праздничные дни с трибуны торжественные речи? Почему? А в 8-м классе, когда в их школе появилась Маша Бабайцева, синеокая статная красавица, дочка отставного по ранению в Афганистане летчика, симпатия ее тоже стала клониться в сторону Дубровина. Вот тут-то Чернобуров решил не уступать.
У него были преимущества: одевался лучше, имел всегда в кармане шоколадку, мог пригласить не только в кино или на дискотеку, но и в кафе, подарить какую-нибудь безделушку. И это поначалу действовало: Маша ходила с ним в кино, на танцы, Олег провожал ее после школы до дома.
Николаю, как и многим ребятам, Маша тоже нравилась. Однако соперничать с Чернобуровым он не собирался, стесняясь своей довольно не модной поношенной одежки: хлопчатобумажной куртки, не всегда глаженных брюк. Правда, знал, что ростом, спортивной выправкой и довольно симпатичными чертами лица не уступает своему сверстнику.
Николай пока только приглядывался к однокласснице. Девчонки сразу ее невзлюбили: и за то, что приковала внимание самых видных мальчишек, и за то, что была красива, одевалась моднее, и за то, что учеба давалась ей легко.
На бойкот девчонок она не обращала внимания, вроде бы подружилась с Олегом, по кому сохла не одна восьмиклассница, и была тем довольна. Николай не раз видел Машу и Олега на катке, на лыжах.
Как-то перед Новым годом классный руководитель Анна Тимофеевна посоветовала Николаю провести комсомольское собрание с повесткой дня о выборе пути после окончания школы. Тема всплыла случайно: стало известно, что в школе появились наркоманы, о чем ранее и слыхом не слыхивали; а тут ученик 5-го класса сам до дури обкурился и товарища травкой угостил, которого потом отхаживали родители.
Николай подготовил речь. Надо было, чтобы комсомольцы тоже высказали свое мнение по этому поводу. Поговорил с Олегом.
Тот отделался шуткой:
– Я не пробовал марихуану и не могу судить, хорошо это или плохо. Если у тебя есть травка, дай попробовать.
– Иди, попроси у Эдика Свиридова, он тебе и расскажет о вкусе травки, – ответил Николай.
Их разговор слышала Маша. Подошла к Дубровину:
– Я могу рассказать о последствиях употребления наркотиков, – сказала она. – В полку, где папа служил, сын летчика умер от передозировки.
– Спасибо, – поблагодарил Николай.
С того дня, пожалуй, и началась их дружба. Маша не только интересно и убедительно выступила на собрании, но и потом стала помогать Николаю в оформлении стенной газеты. Она, оказалось, неплохо рисует и пишет стихи, Николай полностью доверил ей выпуск газеты, которая завоевала популярность во всей школе: около нее собирались ученики младших и старших классов.
Олег ревниво относился к дружбе Маши и Николая, он чувствовал, что девушка ускользает из-под его влияния и все больше увлекается Дубровиным; старался удержать ее приглашениями на всевозможные вечеринки, подарками, однако его настойчивость, нелестные отзывы о секретаре комсомольской организации, который, по его мнению, все делает для завоевания личного авторитета, еще больше отдаляли Машу. Окончательный разрыв между ними произошел на выпускном вечере.
Николай еще в прошлогодние каникулы, поработав в совхозе, накопил деньги и купил себе светло-серый, с голубой полоской костюм, который приберег специально к выпускному вечеру. Явился в нем на торжество, чем немало удивил своих сверстников, знавших, как бедствует семья Дубровиных: отец никак не мог оправиться от болезней; мать тоже не работала, ухаживая за больным мужем и тремя детьми. Николай и младший брат помогали матери, подрабатывали во время каникул, но деньги уходили на лекарства отцу. Многие это знали. И вдруг на Николае дорогой, не иначе импортный, костюм – он сидел на юноше будто влитой.
В зале, где собрались выпускники и учителя, играла музыка. Вечер еще не начался, школьники, наряженные и улыбающиеся, стояли группами, весело переговариваясь. На сцене у стола, накрытого красной скатертью, директор школы о чем-то оживленно беседовал с представителем районо, седовласым мужчиной, прибывшим специально по случаю завершения учебы.
Николай пришел, когда зал был уже заполнен. Окинул взглядом собравшихся и увидел в сторонке ото всех Машу и Олега. Она будто ждала его и подала знак рукой, чтобы шел к ним.
Николай подошел и протянул ей руку. Потом Олегу.
– Ух ты! – восхищенно воскликнул тот. – Какие мы сегодня нарядные! – И потрогал пальцами ткань костюма. – И где это мы отхватили такой? В Финляндию успели смотаться или в Италию?
– На поля совхоза, – тем же насмешливым тоном ответил Николай. – Так здорово там было. И поработали, и сил набрались, и вдохновенья.
– Везет, – еще скептичнее сказал Олег. – А мне довелось на Черном море пахать. Какая уж там сила и откуда вдохновению взяться, когда кругом одни женские тела.
– Так вот, оказывается, почему ты и на серебряную медаль не вытянул, – подколола его Маша.
– Ничего, цыплят, говорят, по осени считают. Посмотрим, кто куда поступит.
Напророчил…
Когда начались танцы, Маша сама увлекла в круг Николая. Олег лишь зло сверкнул им вслед глазами, ушел к компании девушек, пригласил Валентину Сорокину, симпатичную блондинку, с небезупречной репутацией, и больше к Маше и Николаю не подходил.
В тот вечер Николай провожал Машу домой и признался ей в любви. Она внимательно слушала его, но в ответ ничего не сказала. А когда он хотел поцеловать ее, отстранилась.
– Подожди, Коля, – сказала ласково. – Любовь, на мой взгляд, это такое чувство, о котором не говорят и которое проверяется временем. Мы с тобой слишком еще юны, чтобы разобраться в своих чувствах. Ты мне тоже нравишься, но… – она задумалась, – этого, по-моему, мало. Нам надо еще учиться. Кстати, куда ты намерен поступить?
– В иняз. А ты?
– Я… В голове сумбур. И врачом хочется стать, и педагогом. Вот и ломаю голову. Наверное, все-таки поступлю в педагогический. Поеду в Элисту, у нас там родня, мамина сестра. За квартиру не надо платить.
– Это правильно, – вздохнул Николай, вспомнив о больном отце.
Долго не мог уснуть Николай Васильевич, ворочаясь с боку на бок, и воспоминания прошлого так разбередили душу, что предстоящее вырисовывалось не в лучшем свете. Соперничество с Олегом – это мелочи, цветочки по сравнению с тем, что назревало далее, когда Чернобуров стал губернатором края, а Дубровин – заместителем начальника УВД.
Еще в школьные годы Николай Васильевич заметил за своим сверстником черты самомнения, превосходства над другими, зависть и непорядочность. Перед выпускными экзаменами Олег как-то сумел достать вопросник по литературе. Похвастался Николаю и пообещал, как только проштудирует, дать ему. Обещание свое сдержал. Дубровин переписал их и понес Маше, чтобы она не забивала голову другими вопросами.
– А у меня они уже есть, – поблагодарила Маша. – Это тебе Олег дал? – И стала просматривать их. – А почему в вопроснике Достоевского нет? И о Есенине очень мало. Это же прошлогодний вопросник! – воскликнула. Помолчала и неуверенно добавила: – Олег, наверное, перепутал.
Николай не возразил, хотя наверняка знал – не перепутал. Вспомнил, как он совсем недавно злорадствовал, когда Николай в стенной газете допустил две ошибки: пропустил в слове «следующий» букву «ю», пропустил машинально, и в одном предложении не поставил в нужном месте запятую. Олег нашел ошибки, жирно подчеркнул их красным карандашом и пошел к классному руководителю.
– Скажите, Анна Тимофеевна, можно вывешивать стенную газету на обозрение с ошибками?
