Юрий Рогоза - Америкен бой
«У моей мадонны глаза бездонны, у моей мадонны гибкий стан…»
Ник слышал с палубы его бубнение, но не двинулся сразу к двери, а пошел в другую сторону, обходя палубой яхту со стороны носовой части. Яхта казалась безлюдной. Ничто не предупреждало об опасности.
Ник вышел на солнечную сторону и стал, не слишком таясь, но и стараясь зря не шуметь, двигаться к открытой двери.
Погода стояла тихая, теплая. Река ласково плескалась о борт, противоположный берег уже вечерне темнел, а тут был еще день. С легким стрекотом на поручень села примитивная синенькая речная стрекоза и замерла.
В любой другой момент Ник отдался бы этому неброскому великолепию средней полосы, но сейчас он его просто не замечал. Он замечал только опасности и безопасности: стрекоза, к примеру, опасностью не была, и солнце было безопасностью, поскольку он теперь подходил к двери с его стороны, а значит сам он противника будет видеть как на ладони, а того солнце станет слепить. Обо всем этом он даже не думал, это как-то само собой подразумевалось, словно какая-то часть мозга моделировала необходимый план.
* * *
Конь увидел тень и от неожиданности отпрянул от стола, сжимая в каждой руке по тесаку. Кто-то стоял в дверях, причем не со стороны трапа, а с другой.
— Привет, — спокойно сказал Ник. — Слушай, я тут дачу ищу…
Ошибка, которую Ник допустил, была проста: Конь его действительно почти не видел, и самим появлением на яхте незнакомого человека, который неизвестно, как сюда попал — был напуган. Если бы Ник просунулся в другую дверь и позволил Коню себя рассмотреть, тот скорее всего не забеспокоился бы и неприятностей не доставил, но тут он чутьем уразумел подвох и на
дружелюбный тон, которым было Ник начал задавать невинный вопрос, не клюнул, а без всякого вступления совершил ножом выпад в сторону человека, темным пятном стоящего в двери.
Ник заметил выпад и без труда отклонился, попутно ногой сильно ударив Коня по вынесенной вперед руке с ножом, отчего
лезвие с искрами врезалось в металлическую переборку и, вырвавшись из пальцев, тесак полетел на пол.
— Ты чего, браток? — опять спокойно проговорил Ник, отступая однако на полшага назад. — А поговорить?
Но говорить Конь не собирался. Он молниеносно перехватил другой нож из левой руки в правую и опять двинулся на Ника, но на этот раз не выставляя его далеко вперед, а держа грамотно, на уровне пояса, чуть отведя лезвие в сторону.
Лезвие блистало на солнце нестерпимо и приковывало к себе взгляд. Но Ник точно знал, что за лезвием следить бессмысленно: следить надо было за глазами нападавшего. Именно они в нужный момент покажут, куда тот действительно целит. Лезвие будет делать обманные движения, а глаза точно укажут Нику цель, и он сможет отразить удар.
— Чего ты нервный такой? — продолжал говорить Ник, медленно отступая на палубу и выжидая удачного положения для удара. Он говорил не для себя и не для противника. Просто, как он знал, слова, совершенно любые, в поединке противника капельку отвлекают, он, сам того не желая, слушает их и понимает, а значит на бой уходят не все его силы. — Я всего-то про дачу спросить, заплутался я, народу никого, вот яхту с берега увидел, зашел по-соседски… Мне бы соли… Но если нет, то я пойду, если нет, то чего же нарываться… И прием такой нелюбезный. Я с вопросом, а на меня с ножиком… Где это ты ножик такой оторвал? Знатный ножик… Немецкий, наверное. Они сталь умеют…
В этот момент Конь стал вылезать следом за Ником на палубу и наступил удачный момент, но пока не для нападения. Просто сейчас Конь не мог по-настоящему нанести удар и Ник воспользовался секундной паузой, чтобы скинуть брезентовую курточку и одним движением намотать ее на левую руку, оставив болтаться часть полы, как тряпку.
Он успел как раз вовремя: Конь тут же сделал очередной выпад, но нож до Ника не достал. Тот выставил вперед обмотанную руку и попытался сделать так, чтобы лезвие пропороло болтающуюся полу. Тогда круговым движением можно было бы лезвие замотать и вырвать оружие, но Конь уловил замысел Ника и быстро отдернул руку.
«Может, его все-таки пристрелить да и дело с концом?» — без всякого интереса подумал Ник, видя как противник готовится к новой атаке.
Теперь они оба были на палубе, но со стороны реки, так что схватку с берега заметить не могли, и Ника это вполне устраивало.
Устраивало его также и то, что блатной вел себя тихо, не орал, на помощь не звал, видимо считая, что и сам справится. С одной стороны это было здорово: тихо. С другой стороны, Ника все-таки интересовало, есть ли кто-нибудь на яхте, а оттого, как противник будет звать, это стало бы совершенно ясно. Он бы извернул голову и кричал как бы в направлении берега, если бы обращался к ним. Но если бы кричал как бы под себя, значит ожидал бы подмоги с яхты. А на подмогу обычно зовут самого ближнего.
И тут как раз Конь, ничуть не обманутый хрупкостью фигурки Ника, начал набирать в грудь воздуха и разворачивать башку вверх и в сторону берега.
«Значит, на яхте больше никого нет», — моментально решил Ник и, чтобы не дать противнику заорать, сделал быстрый выпад: правая рука вперед и вверх, отчего лезвие доверчиво повернулось в ее сторону, моментальный разворот на левой ноге и правой пяткой в грудь.
Хорошо он его ударить с такого расстояния не мог, а ближе его пока не подпускал нож. Но Ник и не хотел сейчас наносить последнего удара и рисковать из-за, него. Ему важно было предотвратить крик.
Своей цели он достиг: Конь поперхнулся воздухом, сбил дыхание и запыхтел, покашливая. Глазки его, однако, спрятанные под нависшими надбровными дугами, зоркости не потеряли и в момент удара. Поэтому, когда Ник, снова развернувшись, попытался повторить фокус еще раз, Конь встретил его лезвием: оно скользнуло по икре и прорезало-таки кожу.
К этому моменту Ник уже перестал что-то говорить. Болтовня и самого его чуточку отвлекала. Он быстро глянул на часы: на яхте он уже четыре минуты и скоро должен был появиться толстый. А еще через некоторое время может появиться тот, первый, который куда-то ушел. И вообще в любой момент ему могли помешать.
А до встречи с толстым теперь придется бинтовать ногу. Ник страшно боялся заражений и к антисептическим средствам относился с невероятным почтением: они действительно не раз его выручали. А если этот уголовник ножом разделывал мясо, то получить
какое-нибудь заражение было проще простого.
Словом, по всему выходило, что дальше позиционную борьбу вести бессмысленно. Надо было быстренько доводить задуманное до исполнения и бежать бинтовать ногу.
Ник краем глаза заметил, что приближается к какому-то канату, который неаккуратной бухтой, был сложен у борта, продолжая отступать, чуточку изменил направление, чтобы споткнуться о него.
По глазам Коня он заметил, что тот тоже увидел канат и теперь пытался довести до него Ника с той же целью.
Ник сделал назад один шаг, второй, и, почувствовав под ногой змею каната, сделал вид, что оступается и даже приветливо отвел в бок правую руку, оставляя свои родные ребра без всякого прикрытия.
Конь не заставил ждать. Он прыгнул вперед, норовя воткнуть свой тесак в беззащитную плоть, но Ник ловко вывернулся и бросился, навстречу. Такого движения противник явно не ожидал и остановить свой выпад уже никак не мог.
Его рука с ножом оказалась за спиной Ника, зажатая между его боком и рукой. Ник в падении стал разворачивать корпус, выкручивая пойманную руку и попутно, пригибая Коня вниз нанес ему локтем левой руки страшный удар в точку чуть выше уха.
Когда они оба рухнули на палубу, Конь, обмяк и выпустил из сломанной, кажется, руки нож, а Ник проворно вскочил, готовый к продолжению приключений. Конь, однако, не шевелился и признаков жизни не подавал.
Этим он Ника удивил: ну, оглушить он его своим ударом мог, но убить — никак. Слаб был удар. Конь же лежал как совсем мертвый и чуть приоткрытые глаза его выглядели стеклянно.
Заинтригованный, Ник протянул руку, чтобы прощупать пульс на шее и тут получил совершенно грамотный удар под коленную чашечку, от которого свалился навзничь и, если бы не отработанная до полного автоматизма страховка, здорово повредил бы себе затылок.
Конь драться умел. Но делал он это без школы, без интереса, без искусства. Выученный уголовниками в колониях, а раньше подонками в подворотнях, он дрался вульгарно, но не без некоторого мастерства. Так человек грамотный не может отказать в точности некоторым вульгарным тропам или оборотам речи, ясно понимая, что говорящий из сложноподчиненного предложения явно не выпутается. Так же оценил и Ник своего противника. При некоторой подлости поступка, тот вел себя совершенно правильно, но фигуру запутал: ему бы ногу Ника придержать, не дать сгруппироваться и перепилить спокойно горло.
