Андрей Воронин - Ищи врагов среди друзей
– Труп – не проблема, – сказал Дорогин. – Не обижайся, доктор, но мне действительно очень нужно уйти, и я уйду, понимаешь? Если я не уйду, один хороший человек погибнет. Наверняка. Это очень дорогой мне человек, и я все равно уйду.
Доктор сразу посерьезнел.
– Зачем в таком случае ты валял ваньку перед следователем? Хотя о чем это я…
– Вот-вот, Дорогин стоял, удерживая двери лифта в открытом положении. Он уже собирался войти в лифт, но доктор снова удержал его.
– Подожди. У тебя в карманах была куча денег и ключ от гостиничного номера. Разве все это тебе не нужно?
– Ключ, наверное, нужен, а деньги можешь оставить себе.
– Нет уж, спасибо. Подожди здесь, только, ради бога, не исчезай.
Он скрылся в ординаторской. Дорогин стоял у открытой двери лифта, борясь с тошнотой и острым желанием смыться, пока не поздно. Доктор вернулся почти сразу, неся в руках два коричневых бумажных пакета.
– Вот. Здесь, – он протянул Дорогину один пакет, – твое имущество, можешь проверить. А здесь, – он протянул второй пакет, – кое-что из достижений мировой фармацевтики.
– Например, анальгин, – иронически сказал Дорогин.
– Посмотрите на него, он еще иронизирует, – восхитился врач. – Да, и анальгин в том числе. Жуй, не стесняйся. Помочь не поможет, но рехнуться от боли не даст. В пузырьке нашатырный спирт. Когда почувствуешь, что отключаешься, понюхай. Да, кстати, курить я тебе не советую – запросто можешь хлопнуться в обморок. Если что, звони в «скорую», примем как родного.
– Да знаю я, знаю… Может, все-таки возьмешь деньги?
Врач скривился, словно откусил кусок лимона.
– Вот дурак… Иди отсюда, пока я санитаров из психиатрии не вызвал. Деньги они возьмут, но и тебя заберут тоже.
Дорогин пожал ему руку и вошел в лифт. Спускаясь на первый этаж, он распихал содержимое пакетов по карманам, а пакеты выбросил в урну в вестибюле.
Проходя мимо большого, во всю стену, зеркала напротив окошка справок, он поймал в нем свое отражение и поспешно отвернулся. Зрелище было плачевное: голова обвязана, кровь на рукаве… И полные карманы таблеток в придачу. Он представил себе, как во время жестокой драки вдруг берет тайм-аут, чтобы глотнуть горсть таблеток и занюхать их нашатырем.
– Да, – пробормотал он, выйдя на залитое ярким солнцем крыльцо больницы, – хорош воин, нечего сказать…
Он остановился, соображая, что ему предпринять в первую очередь. Не придумав ничего особенного, он махнул рукой проезжавшему мимо такси и через десять минут уже был возле гостиницы «Волна». Здесь сердце его радостно дрогнуло: огромный двухэтажный автобус все еще стоял на стоянке под окнами гостиницы, хотя Дорогин был уверен, что того давно и след простыл. Он попросил таксиста высадить его за углом, расплатился и вышел на горячий асфальт.
Позади него синело море, усеянное белыми крапинками парусов, но Дорогин даже не посмотрел в ту сторону. В данный момент море его не интересовало.
Он двинулся к главному входу, чувствуя, что привлекает к себе всеобщее внимание. Впрочем, смотреть на него было некому: население гостиницы по большей части пребывало на пляже, равно как и горожане, – разумеется, кроме тех бедняг, которые маялись на своих рабочих местах. Забыв о совете доктора, Сергей нащупал в кармане сигареты, но тут же выпустил пачку из пальцев: при одной мысли о том, чтобы закурить, к горлу подкатила тошнота.
«Глядишь, так и брошу ненароком», – подумал он, прекрасно зная, что обманывает себя.
Автобус издалека выглядел пустым, закрытым наглухо и раскаленным до предела. Приблизившись, Дорогин убедился в том, что его первое впечатление верно. Еще раз оглядевшись, он вошел в гостиницу, стараясь ступать как можно увереннее.
Оказавшись в вестибюле, он направился к стойке администратора, на ходу придумывая, как бы ему половчее выведать, где в данный момент находится водитель автобуса. Положение осложнялось тем, что вид у него сейчас был подозрительный, а администраторы гостиниц, как и все остальные граждане, очень неохотно делятся информацией с подозрительными типами, у которых перебинтована голова и вся одежда забрызгана кровью. До стойки оставалось всего несколько шагов, когда он вдруг заметил выходящих из лифта Шурупа и Кравцова. Дружески беседуя, эта парочка пересекла вестибюль по диагонали, пройдя в двух шагах от притаившегося за колонной Дорогина, и скрылась в гостиничном ресторане.
Дорогин порылся в кармане, наугад вынул из него какую-то таблетку, бросил в рот, разжевал и проглотил, морщась от едкой горечи. Выйдя из своего укрытия, он с самым непринужденным видом направился в ресторан. Усатый швейцар, окинув его подозрительным взглядом, шагнул было наперерез, но пятидолларовая купюра погасила его служебное рвение, и он отступил в сторону, бормоча слова благодарности.
Толкнув стеклянную пластину двери, Дорогин вошел в ресторан.
Глава 12
Кравцов оставил «Жигули» на том же месте, с которого угнал их несколько часов назад. Бензина в баке оставалось на донышке, но, по мнению Кравцова, хозяину этого ржавого корыта не на что было жаловаться: пусть радуется, что вернули машину.
Шуруп, по обыкновению, ныл и матерился, все время повторяя, что он не лох, чтобы ходить пешком, но до гостиницы отсюда было каких-то два квартала, и даже Шуруп понимал, что брать такси для поездки на такое расстояние просто смешно. Поэтому они немного прогулялись пешком. Во время этой прогулки Шуруп донимал Кравцова расспросами о том, какова на ощупь та баба, которую они с Пузырем повязали в парке, и был очень огорчен, узнав, что Кравцову было не до удовольствий.
– Тяжелая, – ответил Кравцов на его приставания. – Как долбаное бревно. Нет, не как бревно, а как мешок с песком. Или, скажем, с фаршем.
– Сам ты мешок с фаршем, – презрительно сказал ему Шуруп. – И Пузырь такой же, только понту много. Держать в руках живую бабу и не попользоваться – ну кто вы после этого? Импотенты вонючие, вот вы кто. Или вы педики? А? У вас с Пузырем, случайно, ничего по дороге не вышло?
– А ты у него спроси, – посоветовал Кравцов, которому Шуруп безумно надоел.
Расспрашивать Пузыря о том, не голубой ли он, Шурупу почему-то не хотелось, и он отстал.
Рано утром зазвонил мобильник, подняв Шурупа с постели. Бормоча ругательства, Шуруп ответил на звонок и, убедившись, что звонит не Самарин, а его личный водитель Митька Самолет, покрыл его трехэтажным матом.
– Выспался, сучара? – сказал он напоследок. – А я вот не выспался! Полночи мотался туда-сюда, а ты трезвонишь ни свет ни заря. Какого хрена тебе надо?
– Ах ты, мой ласковый, – сказал ему Самолет, ничуть не смущенный Шуруповой руганью. – Мне ты на хрен не нужен, честное слово. А вот Владик велел разбудить тебя и этого вашего водилу.., как его…
Кравцова и к часу дня быть у него.
– Звонил он, как же! – проворчал Шуруп, заметно сбавляя тон.
Митька Самолет, как и все личные водители, подозревался в том, что понемногу стучит Владику на своих коллег. За руку его никто не поймал, но на всякий случай все старались при Самолете не говорить о Владике плохого слова. Говорить плохо о Владике вообще было чрезвычайно вредно для здоровья, и потому Шуруп оставил все, что он мог добавить по поводу сегодняшнего раннего подъема, при себе.
– Ладно, – буркнул он. – Который час?
– Половина одиннадцатого, – сообщил Самолет.
Шуруп недоверчиво покосился на часы.
– Да, – сказал он, – действительно. Вот черт, и правда, пора вставать. Ладно. Подъезжай сюда, в «Волну». Встретимся в кабаке, заодно и похаваем чего-нибудь. Я сейчас могу быка сожрать.
– Замазано, – сказал Самолет. – А этот где?
– Кравцов?
Да вон он, кемарит на соседней шконке.
Он распрощался с Самолетом, взял свою подушку и что было сил запустил ею в мирно спавшего Кравцова.
– Отделение, подъем! – заорал он дурным голосом. – Детки, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!
Не удержавшись, он загоготал над собственной шуткой. Слово «петушок» у него неизменно ассоциировалось вовсе не с домашней птицей, а с пассивным педерастом и столь же неизменно вызывало глупый смех.
Кравцов подскочил на кровати, обалдело вертя всклокоченной головой.
– Ну и чучело, – приветствовал его Шуруп. – В парикмахерскую тебя свести, что ли? Вставай быстрее! Пока ты тут дрыхнешь, я уже полгорода обежал.
– Оно и видно, – проворчал Кравцов, заспанными глазами глядя на сидевшего на краю кровати в одних цветастых трусах Шурупа.
– Давай-давай, – натягивая брюки, поторопил его Шуруп, – шевелись. В кабак пойдем, я жрать хочу. Заодно и хватанем по соточке. Больше нельзя.
Владик этого не любит.
– Сдурел, что ли? Какая соточка в одиннадцать утра?
– Расслабься, не за рулем. Поедем, как взрослые дяди, на заднем сиденье. Ну, ты уже продрал глаза?
Ворча и переругиваясь, они умылись, побрились и привели в порядок одежду. Благоухающий французской туалетной водой Шуруп вынул из-под матраса вороненый «ТТ», проверил обойму и вложил его в наплечную кобуру.
