Валерий Рощин - Марш обреченных
Поездку до Сухуми я конечно же не помню – в это время моя душа находилась в раздумье: остаться в теле или проститься с ним навсегда?..
Я не запомнил дикой тряски на той максимальной скорости, которую мог выжать из бэтээра механик-водитель. Не помню строгого голоса Ильи, требовавшего по радио задержать отход от берега большого десантного корабля. Не отложилась в уснувшей памяти гонка по пустынному городу с бешеной стрельбой из пулеметов при прорыве через территорию порта, уже занимаемую разрозненными подразделениями грузинской армии. Не осталось никакого следа и от отчаянного прыжка нашей бронированной машины с причала в морскую воду; от ее борьбы с волнами; от часового плавания и резвого подъема на борт БДК по опущенной аппарели; от негромкого ликования моих друзей, вопреки всему одержавших еще одну маленькую победу.
Очнулся я в севастопольском госпитале – в чистенькой и белой, как первый осенний снег, палате. Куцый лежал где-то по соседству с забинтованной ногой, но ходить ему пока не разрешали.
Через день ко мне допустили друзей: Илью и Палыча. Им повезло – осколки с пулями не достали. Они же и рассказали о подробностях финала нашей операции, о том, как на корабле нас благодарил спасенный генерал Горчаков, обещая похлопотать о присвоении очередных званий…
К слову, давно подписанный приказ о присвоении «подполковника» мне зачитали прямо в палате. А Супруну и Куценко генерал действительно помог получить майорские погоны.
Потом я часто вспоминал этот день, ставший, пожалуй, самым неудачным в моей военной биографии. Вспоминал погибших молодых ребят и конечно же Юрку Белого…
Глава первая
Азербайджан – Армения
9 августа
– Все – стоп! – опасаясь превысить дистанцию в тысячу метров, командует Илья.
За пределами района – на северо-запад от высотки и всего на сотню метров ниже простирается небольшая долинка. За ней, как раз в километре, взметнулась к небу соседняя высота. На нее-то мы и поднялись.
Я распределяю роли:
– Илья, действуй – нажимай свои кнопки. А вы, граждане, не маячьте столбами – расползайтесь по щелям. Палыч, понаблюдай в оптику за контейнером…
Супрун вынимает из кармана пульт, расправляет усик антенны, поворачивается лицом к соседней вершине и, помедлив секунду, нажимает красную клавишу.
Пару секунд мы ждем, не выдавая волнения.
– Ага, дымок вверх брызнул, – радостно извещает снайпер.
Инженер довольно улыбается:
– Значит, сработало.
Мы завороженно глядим на верхушку горы. Стоящего на камне контейнера с маячком, разумеется, не видим (далековато), но каждый знает: он там – возвышается этаким реперным знаком и ждет своих новых хозяев.
Проходит пять минут, десять, пятнадцать…
На противоположной сопке никакого движения. Странно.
«Неужели подвело чутье, и я ошибся? Неужели окончательно потерял нюх? – Опустив голову, беспокойно тереблю колючий подбородок. – Вот будет смех, если ничего не произойдет. Выходит, перестраховался. Неудобняк перед мужиками. Хорошо хоть об урановых фантазиях не рассказал!..»
– Оп-па! – вдруг изумленно восклицает Матвеев.
– Ни хрена себе! – вторит Борька.
Очнувшись, гляжу на соседнюю гору. Прямо из-за нее со стороны Ирана выскакивают два легких вертолета. На небольшой высоте они проходят над макушкой; один, отвалив в сторону, мостится неподалеку от контейнеров, второй снижается и выписывает круги вокруг возвышенности, осматривая ее склоны.
– Сдается, он кого-то ищет, – шепчет Илья.
Завороженно наблюдая за «вертушкой», невесело усмехаюсь: «Вот теперь все становится на свои места. В ящиках мы перли уран – это и дураку понятно. И останься мы около них – нашинковали бы нас на винегрет! Порвали бы как бумагу. Расстреляли бы из пулеметов и улетели… Ну, Барков! Ну, обмылок гребаный!!»
Тем временем Палыч, не опуская винтовки, докладывает о замеченных деталях:
– «Вертушки» без опознавательных знаков. Старенькие; кажись, американского производства. Из севшей машины выскочили двое; приволокли один контейнер, бегут за вторым… Другой нарезает круги. Спустился ниже и почти завис; медленно смещается вдоль глубокой складки…
«Иранцы. Как пить дать, иранцы, – утверждаюсь в своем предположении. – Стало быть, здесь не задержатся и искать нас до победного не станут – не резон им нарываться на международный скандал. Сейчас заберут ценный груз и смотаются через реку восвояси».
И пока друзья не просекли, откуда прилетели винтокрылые «птички» и куда улетят, командую:
– Пора, граждане. Сваливаем по северному склону…
* * *Налегке группа быстро спустилась с горы и через полчаса достигла лесистого склона длинного, уходящего далеко на север хребта. В лесу отдышались, перекурили…
Борька и Палыч молчат. Куценко всегда слыл пофигистом и очень легким человеком, не привыкшим долго и глубоко над чем-либо размышлять. Матвеев же – человек обстоятельный и разумный. Если за что-то берется, работу выполняет скрупулезно, вникая в каждую мелочь и тонкость. Однако за последние годы он сильно сдал – «утерял бодрость мыслей», как сам же выразился при встрече.
Потому-то неприятные вопросы я жду только от Ильи.
И, туша подошвой окурок, он действительно говорит о самом главном:
– Слушай, Аркадий… а ведь твой друг Барков обещал…
– Знаю, о чем ты хочешь спросить. Братцы, потерпите до большого привала на ночевку. Сядем у костерка и обо всем потолкуем – мне есть о чем вам рассказать. Тема серьезная и требует времени. Договорились?
Приятели встают и закидывают за спины похудевшие рюкзаки.
Спустя минуту небольшая группа бывших морских пехотинцев снова двигается за командиром, отчего-то повернувшим строго на запад – вслед за садившимся за холмами солнцем. Мы внаглую пересекаем нарезанный Барковым район – прямо у подножия самой высокой горы обозначенного им треугольника. Когда закончили восхождение на пограничный хребет, шедший последним снайпер предупреждает:
– Командир, вижу внизу людей!
Прячемся за камни, наблюдаем…
По дну неглубокого ущелья, который мы пересекли полчаса назад, топает отряд из тридцати хорошо вооруженных бойцов.
– А вот эти похожи на спецназ, – рассматривает их с помощью оптики снайпер.
– Дай-ка взглянуть…
Приятель прав: крепкие ребята в камуфляже, с ранцами на манер десантных, в касках, с разнообразным оружием и снаряжением, в приличном темпе шагают вниз по ущелью – туда, где пара иранских вертолетов нарушила азербайджанскую границу. Впереди – на удалении двухсот метров идет группа лидеров. За спинами у двоих замечаю антенны мощных радиостанций. Еще двое тащат на плечах ручные пулеметы.
– Да, похожи на натовских спецов, – возвращаю винтовку с оптикой. И немного выждав, тороплю: – Подъем, граждане, через час стемнеет. А нам нужно перевалить хребет, проскочить границу и разбить лагерь.
– Какую границу? – ловлю недоуменный взгляд Ильи.
– Для начала в Армению. Там найдем укромное местечко для ночлега и спокойно обсудим дальнейшие действия.
Такой вариант на данном этапе устраивает всех. Мы здорово выдохлись, таская на плечах неподъемный груз; да и нервишки пребывали на взводе от постоянного риска напороться на засаду или быть застигнутыми врасплох погоней…
* * *На небосклоне ни одной звезды – небо затянуто сплошной облачностью. Верно, поэтому ночь тепла и безветренна.
Оказавшись в Армении, мы слегка осмелели. Бедная страна – ни ресурсов, ни толковой армии, ни важного геополитического положения. Оттого, видать, и не чурается дружбой с Россией. К тому же операция закончена: все невзгоды, преследования и прочие непонятки остались в Азербайджане. Можно распалить костерок и, повременив с дозором, посидеть вокруг пляшущих красновато-желтых языков…
Глядя на «дышащие» угли костра, разведенного в приямке средь густого леса, я коротко рассказываю об электронном приборчике, снятом с запястья пожилого грузного мужика; о том, как тот вибрировал и высвечивал явно повышенные показания возле проклятых металлических ящиков. Делюсь предположениями относительно финала операции и прилетавших вертолетов…
Друзья слушают молча. И с тем же молчаливым недоумением избегают смотреть в глаза друг другу после окончания невеселого монолога.
А что им остается делать? Упрекать меня в том, что доверился малознакомому человеку и втянул в авантюру остальных? Но, во-первых, я и сам оказался в том же идиотском положении. А, во-вторых, авантюрой эта операция была с самого начала – все это понимали и согласились участвовать в ней отнюдь не от хорошей жизни. Что они, собственно, потеряли? Супрун так и сидел бы в зоне; Куценко продолжал бы спиваться; Палыч скрывался бы у родственницы и костерил бы бандитскую власть. Сам же я в поисках денег на операцию жены наверняка бы влип в какую-нибудь не менее скверную историю…
