Сергей Зверев - Король на именинах
– Его счастье, что нет. Я ж такой – если ничего, то и я ничего, а если на меня, то —… его мать. Обшманал… вот…
Шофер, плохо умевший облекать мысли в слова, развернул мятый носовой платок, блеснули бриллианты и золото.
– Я так думаю, не его они… Бабла немного при нем… – Тонкая пачка долларов легла поверх ножа.
Артист подцепил браслет пальцем, качнул его, любуясь переливом камней, игрой света. Солнечный луч то вспыхивал на золоте, то тускнел на платине. Олег дернулся, с хлюпаньем втянул воздух кровоточащим носом и открыл глаза. Водитель тут же предусмотрительно прибрал от греха подальше нож, зажав его в кулаке.
– Он пером махнул, сука. Отчаянный.
– Оклемался? – Артист презрительно скривил губы.
Олег смотрел и даже не сразу понял, кто перед ним, глаза то и дело застилала пелена, будто туман проплывал. Однако память возвращалась к нему, и взгляд вспыхнул злостью.
– Сдать меня решил? – Артист говорил спокойно. – Со мной такие штуки не проходят. Побрякушки украл?
– Пацанка сама отдала… – невнятно прохрипел Олег.
Артем Кузнецов бросил короткий взгляд на шофера, не просек ли суть, не понял ли, зачем сюда приезжали. Но водитель и не пытался вникнуть, его серо-стальные глаза пристально отслеживали малейшее шевеление Олега.
– Сука ты, сука. Я тебе счастливый билет купил, а ты на половине дороги сойти решил.
Олег сжал кулаки, он уже понял, что девчонка не заливала про Карла. И пусть только десятая доля сказанного ею была правдой… Все равно ему уже не жить. Если Артист попер на законного, хорошо это кончиться не может. Не выпустит он живым – иначе самому смерть. Воры ничего не забывают и ничего не прощают.
– А Валька – дурак, – пробормотал он, – еще надеется…
– Умри ты сегодня, а я завтра. Кажется, так на зоне говорят? Дружбан тебя и сдал.
Олег рванулся скрюченными пальцами к горлу Артиста, произошло это так быстро, что Артем Кузнецов даже не успел отшатнуться, но шофер был наготове. Казалось, он только махнул рукой, словно муху отгонял, – но рукоятка ножа, зажатого в кулаке, проломила височную кость. Олег рухнул лицом себе на колени.
– Верняк, – шофер глянул на босса, чтобы понять, доволен тот или, может, не собирался так быстро отправлять фраерка на тот свет.
– Вадик, ты все правильно сделал, – хлопнул его Артист по плечу, – только со жмуром я через город уже не поеду, такси возьму. Тебе сколько времени понадобится, чтобы его «оприходовать»?
– Если одному?.. – задумался водила.
– «Браткам» лучше не знать. Мне не надо его навечно… – если недельки через три всплывет подальше от этого места, то и хорошо.
– Тогда часа за три управлюсь, – прикинув в уме, пообещал шофер, – и салон помыть успею. Свежая кровь хорошо холодной водой отмывается, – водила стал словоохотлив.
«Неужели ему все это нравится: кровь, труп в машине? Я что, его любимую тему зацепил? Нет? Тогда чего он разболтался, – подумал Артист, – надо будет менять шофера. Водила – как собака, нельзя пса к человечине приучать».
– К шести чтобы на рынке у крыльца стоял, – сказал Артист, уже выйдя из машины, и положил в карман браслет с сережками.
– Не вопрос, будет сделано.
У старательной «шестерки» все предусмотрено, хоть и не известно заранее, что понадобится боссу – скороспелому вору в законе. Водила не утруждал себя мыслями, что служит не настоящему авторитету, а почти что самозванцу. Блатные таких еще «сухарями» называют. Раньше за «лавэ» только кавказцы законными становились, но и славяне скоро смекнули, что выгодно таким званием прикрыться. Деньги небольшие, если отыщешь двух сговорчивых авторитетов, готовых крестника в российского вора произвести. Водила знал, что может понадобиться Артисту.
Шофер в свободное время изучил большинство подмосковных карьеров, как действующих, так и заброшенных – позабытых колхозных ям для гашения извести. Он знал подъезды к ним и мог проехать туда проселками даже с выключенными фарами…
Перегружать труп в багажный отсек Вадик не стал. Зачем лишние хлопоты? Если менты остановят, то непременно попросят открыть и заднюю дверцу машины. Он всего лишь уложил покойника на бок и прикрыл одеялом. Кровь уже запеклась, однако пластиковый пакет шофер на голову мертвецу натянул. Машина новая, не стоит сиденье пачкать.
Действовал водитель Артиста сноровисто и умело. Не первый раз ему приходилось проводить «чистку» за боссом. «Гранд Чероки» послушно замирал перед светофорами, притормаживал, повинуясь знакам, хотя обычно Вадик ездил, не сильно задумываясь над правилами дорожного движения. Соблюдал лишь одно – неписаное: у кого тачка круче, тот и имеет преимущество. Дорогие машины с московскими номерами гибэдэдэшники стараются не останавливать, особенно если за рулем не кавказец, а славянин. Пусть даже мент сто раз прав, но откуда ему знать, кто сидит внутри: депутат, министр, сынок крутого папаши или криминальный авторитет? Стопорнешь, а потом и потеряешь хлебное место, на котором «зелень» на асфальте круглый год косить можно.
Вадик неторопливо проехал пост, на его лице не было и тени эмоций. За стеклом проплыли лица розовощекого офицера и сержанта, упакованного в бронежилет и каску. «АКМ» на плече, палец на спусковом крючке.
«А предохранитель не снят», – заприметил Вадик.
Офицер даже махнул жезлом, мол, проезжай скорее. Вскоре джип уже катил по узкой дорожке, на которой кое-где еще виднелись остатки асфальта, уложенного в советские времена. Раньше здешний дачный поселок считался престижным местом, далеко не каждый мог получить в нем участок. Ученых тогда уважали, не только водопровод, но и канализация были подведены к каждому дому.
В те времена хозяева не задумывались, куда деваются нечистоты – уходили в трубу, и дело с концом. Сегодня же за все надо платить, и у обедневших академиков, профессоров четвертый год подряд не находилось денег, чтобы нанять экскаватор, транспорт, оплатить вывоз и захоронение зловонного ила с полей фильтрации, куда сбрасывалась дачная канализация.
Поля фильтрации – шестиметровые валы, огораживающие площадку для стоков, поросли кустами, молодыми березками и сосенками, к ним дачники по ночам свозили на тачках мусор. Удушливый запах застилал лес на сотни метров вокруг. Даже самый отчаянный грибник-маньяк не решился бы срезать в здешнем лесу боровик – сквозь промоины в валах после дождей выливались потоки разжиженного ила. Они собирались в небольшие озерца, подернутые радужной нефтяной пленкой, даже трава не росла на них.
«Гранд Чероки» полз через мрачный еловый лесок, подминая под себя разросшиеся на дороге лебеду и чертополох. Широкие колеса все глубже проваливались в раскисшую жирную землю. В приоткрытое окно тек густой запах гнили. Водитель приоткрыл дверцу, глянул на измазанные грязью колеса, а затем на видневшиеся за деревьями валы полей фильтрации.
«Дальше лезть не стоит, не помогут и два ведущих моста. Даже на пониженной передаче не выеду».
Водитель Артиста, пятясь, тянул на одеяле труп.
«Почему это мертвый всегда тяжелее живого?»
Сопя от натуги, Вадик втянул мертвое тело на гребень вала, почти у самых ног подрагивала черная, как смола, жижа, густо усыпанная сухой хвоей. Водитель старался дышать ртом, но даже при этом ощущал отвратный запах.
«Подкинул ты мне грязную работу, фраерок», – без злости подумал Вадик.
Он выбрал из кучи строительного мусора большие обломки кирпичей и рассовал под одежду, подумав, прикрыл мертвецу веки.
Труп какое-то время держался на поверхности. Водитель глядел на него и неторопливо курил, не хотелось бежать за жердью. Наконец из глубины поднялись, забулькали, захлопали пузыри. Мертвец качнулся, первыми исчезли ноги. Грязь наплывала на белую, испачканную кровью рубашку, коснулась подбородка, залила лицо и сошлась над головой. Зеленоватые пузыри лопались один за другим.
Вадик выпустил из пальцев рдеющий окурок и сплюнул на него, погасил с первого раза.
«Десятый… он десятый», – морщил лоб водитель.
Никогда специально не считал, а тут припомнилось само собой. Вадик почти не помнил лиц тех, кого ему доводилось хоронить без гроба, без друзей и родственников, в память врезался только один – боец из их бригады, отказавшийся выполнить приказ Артиста; при «братках» Артист ему ничего не сказал, только внимательно посмотрел и улыбнулся. А поздним вечером привел Вадика в офис на рынке и открыл широкий платяной шкаф. Рядовой «пехотинец» из бригады, получавший у Артиста тысячу долларов в месяц, лежал, завернутый в прозрачную пленку, стянутую витой веревкой. Полиэтилен плотно прилегал к лицу, и Вадик навсегда запомнил неподвижно смотревшие на него мертвые глаза и кровавый след от удавки на шее.
Водитель мотнул головой, отгоняя преследовавшее его видение, и взглянул на часы – Артист любил точность, если сказал «в шесть», значит, мог и не смотреть в окно, машина стояла на месте.
