Вячеслав Денисов - Презумпция виновности
– Я вам расскажу, – пообещал советник, подставляя гостиничный стакан под чайник в руке Сидельникова. – Прочные материалы, встречающиеся на пути человека, подразделяются на две группы: естественного происхождения и созданные искусственным путем. Вольфрам, скажем, один из самых твердых неэластичных металлов. У него самая высокая точка плавления среди всех металлов, и, казалось бы, ему прямая дорога в космическую промышленность – что может быть лучше для изготовления сопла космического спутника!
Увы, мои необразованные коллеги. Вольфрам настолько тяжел, что для подъема спутника на орбиту пришлось бы выдумывать топливо, занимающее в десять раз меньше места в баках. Тришкин кафтан. И человеческий мозг, занятый получением заработной платы в учреждениях, находящихся в ведении космических ведомств, начинает создавать новый материал.
Материал, предполагаемый для последующего использования, должен быть чрезвычайно легким, необыкновенно твердым и с самой высокой точкой плавления. Он также не должен быть дорогим и трудоемким в изготовлении. И тогда ему прямая дорога в космическую промышленную отрасль страны, а его изобретателю… Я не забыл сказать, что автор нового материала становится лауреатом Государственной премии, иногда – лауреатом премии Нобелевской?.. Забыл. Каюсь. Материал регистрируется как изобретение, и с этого момента его создателю капают проценты за использование. Но иногда автору предлагают условия, от которых он просто не в силах отказаться. Вот вы, Георгиев, в своем техническом вузе не дошли до теории сопротивления материалов, а некоторые, выбирая второе высшее учебное заведение, не успев закончить первое, не доходят до основ российского уголовного законодательства.
Советник отхлебнул чая, осветленного лимоном.
– Так вот, выгодное это дело, мои дорогие неучи, железо ковать. Главное, твердо знать ответы на вопросы – для чего, за сколько и кому! Головацкий правильно ответил на первые два, – коротко пояснил «важняк». – На третьем он срубился.
Услышав это, Желябин округлил глаза. Поверить в то, что некогда бескорыстный профессор стал ловкачом, ему было трудно.
И что получается?.. Головацкий изобрел что-то, за что его?..
– Физик не может работать один, да еще и на дому. Нужна лаборатория, препараты, ингредиенты, опытные приборы, словом, то, что стоит сумасшедших денег, но всегда оправдывается результатом. Таков наш ученый люд. Ему что ни дай, он из него обязательно стратегическое сырье сделает. Головацкий имел лабораторию в Москве… – Заметив выражение лица местного представителя надзирающего органа, Кряжин пожевал губами. – Вам, Мацуков, знакомо это название – Москва? Вы ездите в командировки? Москва – это столица нашей родины, расположенная в Московской области, в центре улицы Тверской. Вы сидите, и у вас такой вид при этом, словно я рассказываю вам об античной драме. Между тем я пытаюсь донести до вас факт того, что уважаемый в Холмске, России и за ее пределами профессор Головацкий создал материал, за предъявление которого ему светила премия Альфреда Нобеля плюс прогрессивка на службе.
Окружение следователя Генпрокуратуры молчало, уже догадываясь о том, за что могут перерезать горло перспективному нобелевскому лауреату.
– Я, простите, в замешательстве… – выдавил Мацуков, отстраненный вид которого ничуть не мешал ему понимать сказанное. – Нобелевская премия, я слышал, больше миллиона долларов… Но я ни разу не слышал, чтобы за нобелевскими лауреатами так гонялись еще до получения ими оной… Я что-то… в замешательстве.
– Вы бы не находились в нем, – саркастически надавил советник, – если бы понимали то, о чем я говорил в самом начале! Вы сейчас сидите и рассуждаете следующим образом: зачем Головацкий, вместо того чтобы ехать в Стокгольм и получать полтора миллиона долларов, метнулся со своим изобретением в замшелый Холмск?
За «замшелый Холмск» никто из аборигенов не обиделся. Их действительно заинтересовала проблема Головацкого именно в том контексте, который представил им для обозрения советник.
– Тогда я объясняю! Некоторым профессорам не нужен миллион долларов! Как и полтора, кстати. Им не нужна слава в Стокгольме и демонстрация процесса награждения на Российском телевидении! Как не нужна перспектива быть востребованным после этого и возможность возглавить любой НИИ по своему усмотрению! Профессорам, подобным Головацкому, ничего этого не нужно!
– Как так? – выдохнул Георгиев. – А… что им нужно?
– Им нужно тридцать миллионов долларов, предлагаемых в качестве отступных за передаваемый изобретенный материал. Вообще, по мировым меркам, кусок этой железяки в качестве образца стоит на мировом рынке, учитывая свойства изобретения, сто миллионов. Ведь это не только кусок металла, это и право на его изобретение, и последующая лицензия. Но кто будет платить Головацкому сто миллионов долларов, если потом не будет навара?.. Быстрее соображайте! Навыков мышления в области теоретической физики нет, но как преступления-то совершаются… должны же быть в курсе!
– Головацкий хочет…
– Хотел он, хотел! – нетерпеливо перебил Желябина Кряжин. – Ему голову отрезали – чего он сейчас хотеть может!
– Он хотел сам продать свое изобретение за рубеж и получить не полтора миллиона, не тридцать… а все сто?
– Молодец, майор. Перспективы получить подполковника налицо. А кто мне теперь скажет, что за плохие парни гонялись за профессором и Пикулиным?
На этот раз вероятность получить капитана продемонстрировал Георгиев. Исходных данных для этого ему оказалось достаточно.
– Те, кто предложил ему тридцать миллионов, но профессор отказался, полагая, что обойдется без их помощи и в гораздо выгодном для себя свете.
– Так вот… – Кряжин подставил стакан под руку Сидельникова: – Наполовину… В алюминиевом тубусе, он же – контейнер, находится образец материала, полученного Головацким опытным путем. Человек на дереве, надеюсь, не показался вам старшим научным сотрудником? Это те, кто хочет продать железячку Головацкого так же, как хотел сам Головацкий.
– А зачем им Пикулин-то?! – взревел Георгиев, которому на этот раз исходных данных оказалось мало.
– Он вез профессора до дома. И это могли видеть. Не обнаружив, как и вы, контейнера, они могли предположить, что Пикулин стащил его вместе с вещами профессора.
– А зачем тогда убивали? – окончательно выдохся подчиненный Желябина. – Или, черт возьми, зачем уехали, не убив. Боюсь испортить о себе впечатление, но…
– Вы его уже испортили. Если получится так, что профессор рассказал Пикулину о содержимом контейнера… Вы, кстати, уверены в том, что они не знали друг друга ранее и между ними не было сговора? Я – нет! Так вот, если предположить, что контейнер у Пикулина, а Головацкий убит, и Пикулин знает, кто его убил и за что? Это я отсюда не уеду, пока не узнаю, что случилось с железякой Головацкого! А им-то зачем свидетеля оставлять?!
Сидельников дрогнул, посмотрел на следователя и так же быстро отвел взгляд. В глазах его светился неподдельный восторг. Разгляди его другие, они бы не поняли, что заставило капитана МУРа так восхититься… Есть в оперативной практике такое понятие – «оперативная заговорка». И… и капитан был просто восхищен ею.
– Или же контейнер Пикулин отдал, и блестящий цилиндр потерялся в лесу во время волчьего пира.
Мацуков вяло моргнул и выслушал еще одну ремарку:
– Или контейнер до сих пор у Пикулина.
И следователь районной прокуратуры окончательно опешил, когда до него донеслось:
– Или Головацкий его потерял.
Желябин же понял все.
– Нам нужен Пикулин.
– Живой или мертвый, – добавил Георгиев.
– Лучше живой, – помедлив, сказал советник, – потому что следствие по факту кражи контейнера из секретной лаборатории Вооруженных сил я веду уже два месяца, и мне нужно определяться: либо докладывать о готовности работать над обвинительным заключением, либо продлять сроки расследования. А начальные у меня уже вышли. – Дойдя до ванной, где намеревался побриться перед выходом на улицу, он обернулся: – Теперь, Желябин, ты не будешь мучить меня своим любопытством?
В ванной он склонил разгоряченное лицо под зеркало, заткнул пробкой отверстие в раковине и стал наполнять ее ледяной водой.
– Черта с два вы уехали бы без контейнера… Ни за что бы не уехали… Вы поехали менять машину и личный состав поиска… – Окунув лицо в обжигающую воду, он поднял его и снова зашевелил губами. С них капала вода, и слова выходили смачными, понятными даже при том условии, что он говорил почти неслышным шепотом. – Не рассчитали ребята… Хотели наскоком, а городок Холмск оказался крепким орешком… Просто так со ста миллионами долларов никто не расстается.
Когда он вышел, шла тихая, хотя и горячая дискуссия. Равнодушных после такого потока неожиданной информации не было. Молчал лишь Сидельников, попивающий свой чай с лимоном и разглядывающий на экране телевизора глубокий вырез на платье молоденькой дикторши, зачитывающей прогноз погоды. Кажется, она ему нравилась.
