Фридрих Незнанский - Тень Сохатого
Ремизов развел руками:
— Тайна, Александр Борисович, сущая тайна! Конечно, я слышал о том, что в последнее время у них с Риневичем появились какие-то конфликтные ситуации. Но это… как бы это попонятнее… простая утряска интересов. В наше время за такое не убивают. Тем более лучших друзей. И тем более публично. В конце концов, если бы Генрих захотел разобраться с Риневичем, он бы его просто «заказал». Недостатка в киллерах нынче нет.
— К сожалению, это так, — со вздохом подтвердил Турецкий. — А в личной жизни у них не было поводов для ссоры?
Ремизов отрицательно покачал головой:
— Что вы! Уверяю вас, более дружных людей вы днем с огнем не сыщете. Ну, конечно, я говорю о бизнес-сообществе. В бизнес-сообществе вообще не принято тесно дружить. Знаете такую поговорку: дружба дружбой, а денежки врозь? Ну вот, а эти двое некоторым образом нарушали это неписаное правило.
— И все-таки у Боровского появился повод выстрелить в Риневича, — напомнил Турецкий. — Несмотря на личную дружбу и совместный успешный бизнес.
— Это верно, — неохотно признал Ремизов.
Александр Борисович достал из пачки сигарету, но вместо того чтобы закурить, принялся задумчиво перекатывать ее в пальцах.
— А может, в этой связке был и кто-то третий? — все так же задумчиво предположил он.
— Что вы имеете в виду? — сощурил набрякшие веки Ремизов.
— Некто третий, кому было выгодно убрать Риневича и сделать это руками Боровского. Ведь он, таким образом, убил сразу двух зайцев.
— Гм… Оригинальная мысль. Впрочем, не лишенная здравого зерна. И кто же, по-вашему, этот таинственный третий?
Турецкий вставил в рот сигарету и усмехнулся:
— Я думал, вы мне это скажете.
— Вот как? Вы точно фантаст. — Ремизов задумчиво пососал сигару, затем сказал: — Если искать третьего, то прежде всего нужно тщательно проанализировать проекты, которые Боровский и Риневич собирались совместно реализовывать. Простите за громоздкую фразу.
— И кому же, по-вашему, было невыгодно объединение «Юпитера» и «Дальнефти»?
Ремизов вздохнул:
— Так сразу и не скажешь. Ну, в первую голову, это было не очень выгодно нашему горячо любимому… — Ремизов осекся, как будто внезапно вспомнил о чем-то важном.
— Кому? — нетерпеливо спросил Турецкий.
— Э-э… Александр Борисович, давайте-ка мы с вами выпьем по чашечке кофе, а? — Толстое лицо Ремизова залоснилось дружелюбием. — Так и беседовать приятнее. Не возражаете?
— А почему я должен возражать?
— Вот и славненько. Вам какой?
— Черный.
Ремизов снял телефонную трубку и сказал в нее:
— Элиночка, душа моя, принеси нам, пожалуйста, два черных кофе. — Затем положил трубку на рычаг, откинулся на спинку кресла, сложил руки на толстом животе и весело посмотрел на Турецкого.
Глава девятая
Не самые лучшие воспоминания
У Генриха Игоревича теперь было достаточно времени на воспоминания. Прежде его никогда не хватало. А теперь полились, словно из рога изобилия. И все далеко не самые приятные.
Да вот хоть и та журналистка…
Она была так юна и так свежа, что Боровский проникся к ней симпатией. По молодости лет она явно бравировала своей независимостью и смелостью и вела себя довольно вызывающе, поэтому Генрих Игоревич покровительственно ей улыбнулся и произнес менторским тоном:
— Леночка, вы должны быть тактичней, общаясь с людьми, подобными мне. Я считаю, что утверждения нашей прессы о решающем влиянии банкиров на власть являются сильно преувеличенными. Я уверен, что власть не должна обслуживать бизнес. Этого и не происходит.
— Вот как? — подняла брови журналистка и ответила Боровскому такой же холодновато-покровительственной улыбкой. (Боровский, усмотрев в этом издевку, нахмурился.) — Но ведь идея залоговых аукционов как раз и означает то, что правительство идет в услужение к нескольким крупным банкирам. И вы в их числе. В сущности, вы даете правительству кредит в обмен на акции лучших российских предприятий. Вы уже практически приобрели в свою собственность недавно созданный холдинг «Юпитер». Этак вы и весь сырьевой бизнес России приберете к рукам.
На этот раз Боровский решил не скрывать своего раздражения:
— Милая моя, вы сводите весь этот сложнейший процесс к простому разделу сфер влияния между крупнейшими российскими банками. А это неверно.
Но журналистка не сдавалась. Похоже, она тоже была крепким орешком.
— Генрих Игоревич, — спокойно и четко произнесла она, — но ведь то, что вы сейчас говорите, абсолютная неправда. В политической элите курсируют сведения о том, что вы оказывали давление на президента через его дочь. В свое время вы вместе с вашими друзьями-банкирами осыпали ее бесконечными подарками. Покупали ей драгоценности и автомобили. И тем самым добивались особого расположения президента. Разве это не так?
Журналистка явно зарвалась. Некоторое время Боровский молчал, затем ответил очень холодно, почти жестоко:
— Ну раз наш разговор перешел на уровень слухов и сплетен, я считаю, что пора его закончить.
— Да, но…
— Я же сказал: разговор окончен. — Боровский глянул на журналистку таким испепеляющим взглядом, что на ее красивых свежих щечках проступила бледность. — До свидания, — добавил он с металлом в голосе. — И мой вам совет: поменьше слушайте и распространяйте сплетни, иначе из-за вас могут пострадать невинные люди.
Журналистка вскочила со стула. Она тяжело дышала, губы ее слегка побелели. Девушка явно была взволнована. Когда она заговорила, голос у нее дрожал и срывался, но она не замолчала, пока не высказала Боровскому все, что думала:
— Мне кажется, из-за вас они уже пострадали! И еще настрадаются. Вы, бизнесмены и банкиры, губите и обкрадываете Россию. И вам еще придется за это ответить. Пусть не скоро, пусть через десять или пятнадцать лет, но ограбленный вами народ ответит вам тем же.
— Убирайтесь вон, — устало сказал ей Боровский.
Девушка развернулась и выскочила из кабинета.
«Офис Генриха Боровского расположен в старом особняке, в одном из самых мрачных переулков Москвы. По периметру постройка обнесена высоким забором с колючей проволокой. Во внутренним дворе — масса охранников в черном обмундировании или в дорогих темно-серых костюмах. Прямо как из фильмов про ФБР или ЦРУ…»
Боровский вспомнил, как оторвался от чтения статьи, взял с журнального столика бокал с коньяком, отпил глоток, поставил бокал на место и продолжил читать:
«Этот тридцатидвухлетний молодой человек, держащийся с подчеркнутой скромностью, входит в число самых богатых бизнесменов России и возглавляет настоящую империю. Холдинг Боровского включает в себя банки, заводы по производству титана и магния, пищевые комбинаты и т. д. и т. п. На какие деньги воздвигнута эта империя, спросите вы? Ответ прост. На наши с вами».
Если бы кто-то посторонний увидел лицо Боровского, бесстрастное, как у статуи, он бы просто поразился, как оно вдруг исказилось, словно у Генриха внезапно заболел зуб.
«Давайте проследим основные этапы карьерного роста этого нувориша российского розлива. Начав свою карьеру с работы в московском комсомоле, в 1987 году Боровский основал торговый кооператив на деньги, которые ему дала партия. А всего год спустя он создал собственный банк.
В начале девяностых Боровский работал в правительстве, он занимал пост экономического советника премьер-министра. Потом совершил очередное карьерное восхождение и стал уже заместителем министра топлива и энергетики России. Тем временем банк Боровского богател не по дням, а по часам. Он наживался на всем и продолжает наживаться. Обслуживает счета московского правительства и федеральных структур. Вместе с тем торговые компании, основанные Боровским, получают весомую прибыль от торговли нефтью, зерном и металлами.
На мой вопрос: «Кто вы, господин Боровский?» — Боровский ответил просто: «Я всего лишь менеджер. Менеджер, который делает все, чтобы холдинг, в котором он работает, добился успеха». Говоря это, г-н Боровский имел в виду холдинг «Юпитер» — вторую по величине нефтяную компанию России, полноправным владельцем которой он фактически является…»
Генрих Игоревич отложил газету.
— «Карьерное восхождение», — неприязненно проговорил он. Затем поморщился и добавил: — Какая чушь! Да и деньги на первые сделки мне дали цеховики, а не партия. И откуда она только это взяла?
Он взял бокал и одним глотком допил коньяк.
Дверь спальни распахнулась, и на пороге появилась жена. Она была одета в крикливо-красный халат с золотыми драконами и цветами. Влажные волосы жены были замотаны полотенцем. Ее лицо, на котором по причине позднего часа и принятия душа не было макияжа, показалось Генриху Игоревичу блеклым и невыразительным.
