Федор Зуев - Обреченные на месть
Местные же охотники из числа коренных американцев устраивали в окрестных лесах в это время охоту на оленей, покупая лицензии – браконьерство считалось здесь серьезным преступлением. А лицензии в охотничьих клубах стоили не так дорого – оленей было много, так как у них врагов здесь не было – кроме охотников и лихачей-автомобилистов. Не было в округе и крупных хищников. На оленей же охотились, главным образом, из-за шкур и голов с небольшими рогами, которыми впоследствии украшали стены своих домов местные жители.
Заядлый охотник монах Феодор Броди не мог устоять перед соблазном очередной большой охоты. Теперь, будучи монахом, он оправдывал свою страсть тем, что после охотничьих облав часто в лесу остаются подранки – олени. И он им просто помогает прекратить мучения. Здоровых и сильных животных он больше не бил, говоря при этом:
– Хай еще поживе и потопче эту землю!
1 января 2002 года.
На утренней зорьке мы с братом Феодором отправились в ближайший за монастырскими прудами лес.
…Где-то вдали уже слышались редкие выстрелы. Это загонщики направляли животных на засевших в засаде стрелков. За нами увязался монастырский дворняга – пес Чиф. Он радостно втягивал черным носом воздух и с уважением поглядывал на своего хозяина, забегая вперед и поджидая нас.
Белки, завидя его, прыгали повыше на деревья, но Чиф не обращал на них никакого внимания – он чувствовал важность момента и приближение настоящей серьезной охоты.
Волнительное, тревожное чувство влекло нас на дальние крики охотников. Вот мы, уже сойдя с проселочной дороги и сбавив шаг, пошли лесом. Вначале по узкой тропке, а позже по чьим-то редким следам, утопая по колено в снежных сугробах.
Брат Феодор предупредил, что если идти напрямик через лес, то сугробы будут по пояс. А кое-где и выше. Я шел за ним, а Чиф благоразумно семенил следом. Где-то впереди послышался хруст веток. Пес взлаял и рванул вперед. Треск сломанных сухих сучьев слышался вдали вместе с лаем собаки.
– Во, погнал кобель лося! – крякнул монах. – Этот бык задюжий буде, зверь не про нас. Нам в монастыре мясо исти не можно, – добавил он сокрушенно.
– А как же олени? – спросил я.
– Так они малэньки, его и спрятати зараз можно, – удивился моей глупости Феодор.
Большие глубокие следы сохатого уходили в чащу. Мы вышли на узенькую тропку.
– Скоро буде большое кукурузное поле – монастырские земли, – пояснил Феодор.
Частые ружейные выстрелы слышались уже с двух сторон. Мы изрядно взмокли, пока дошли до края леса. За редким, засыпанным снегом кустарником начиналось огромное голое поле, только кое-где на нем торчали толстые обломанные стебли собранной по осени кукурузы.
Было хорошо видно, как где-то вдали суетятся люди и изредка стреляют в сторону леса. За нами бежал Чиф, и по его высунутому языку и грустной морде можно было догадаться, что он недоволен.
– Будемо дожидаться здись, у кустов, в засаде. Може, какой ни то подранок выйде на поле, – сказал монах без всякой уверенности. – Вон видишь, на холме крест огромный православный? Так то мисто, где завершаются монастырски земли. Там когда-то молнией убило двух семинаристов. Вони сидилы под едним плащом…
Я повернул голову и приложил ладонь козырьком к глазам. И в этот миг что-то взвизгнуло, срезав ветку куста, и обожгло ладонь с тыльной стороны. Я пошатнулся и увидел, как из глубокой царапины на руке потекла кровь. В одном месте кожа была вспорота, но пуля ушла дальше…
– Сидай зараз, дурень, – заорал брат Феодор и первым плюхнулся в снег на колени.
Я тут же последовал его примеру, и в этот момент еще одну ветку срезало на уровне моей груди. Если бы я остался стоять, точно попало бы в сердце…
– О пьяные дурни, олухи царя Небесного, – взвыл монах. – Они же против солнца, по нам лупят, не видят! Идиеты! За дичь, Ироды, принялы нас!
В это время выскочивший из кустов Чиф начал лаять в совершенно противоположную сторону от дальних стрелков у леса. Его морда была направлена на вершину холма.
Я выглянул из-за заснеженного куста, присмотрелся. И мне показалось – на холме у креста кто-то переместился, потом подряд трижды выстрелил в нашем направлении. Чиф взвыл, перевернувшись через голову, крутанулся волчком вокруг себя и резко затих. Последняя пуля взметнула снег между мной и монахом, уже лежащим и пытающимся зарыться в сугроб за кустом.
– Да шо они робят, вурдалаки? – не выдержал Броди.
– Это не охотники! – Крикнул я. – Это наемные убийцы по мою душу…
– Быть того не може, – выдавил Феодор посеревшими губами.
– Може, може, – бросил я ему, пытаясь сложенным вчетверо носовым платком зажать глубокую царапину от пули.
В этот момент возобновились выстрелы с холма. Пули вспенивали снег совсем близко, срезая ветви укрывающего нас куста. Одна из них брызнула снегом рядом с лицом монаха.
– Ах вы, блудные бродяги! – взбеленился он окончательно и, вскочив в полный рост, стал выстрел за выстрелом посылать в сторону наемников, целясь не более секунды. После четвертого выстрела он выдохнул:
– Кажись, попал в когой-то!
В это время пуля, ударившая монаха в плечо, сбила его с ног. Винчестер Феодора упал в снег рядом со мной. Приподняв голову, я увидел, как, вскочив и пригнувшись, двое поспешили за холм.
Автоматически схватив оружие, я приник к прикладу и, поймав на мушку два силуэта слившихся на мгновение в одну большую мишень, успел сделать вслед убегающим единственный выстрел за секунду до того, как они скрылись за взгорком. Мне показалось, один из них упал, а второй нырнул за безопасный горб холма.
Выстрелов более не было. Подбежав к монаху, я увидел, что тот жив. Пуля попала в плечо и вышла из него навылет. Сбросив куртку и сорвав с себя блузу из плотного хлопка, я, как смог, замотал раненое плечо товарища. А затем, взвалив его на спину, согнувшись под тяжестью ноши, проваливаясь по колено в снег, двинулся в сторону видневшихся над лесом куполов монастыря.
Феодор просил:
– Братко, беги не так дробно.
Голос его был слаб, но я уже не бежал. Обе мои рубахи были насквозь мокрые, хоть выжимай. Пар валил от меня, будто я только что выскочил из бани.
Меня заметили с дороги и на траке рванули навстречу. Это были охотники, в их кузове лежали два убитых оленя и смотрели открытыми глазами на все происходившее.
Феодора положили на заднее сиденье.
– Что случилось? – спросил меня по-русски водитель. Я узнал в нем болгарина, жившего недалеко от монастыря в собственном доме.
– Случайная пуля, – ответил я и попросил: – Гоните в ближайшую больницу.
Водитель и его напарник-охотник начали о чем-то спорить. Я заорал:
– Везите скорее! Какого черта вы тут лаетесь?
– Мы нелегалы, можем довезти только до монастыря и сразу вызовем «Амбулет». Нам не нужны проблемы с полицией, к тому же у нас нет лицензии на охоту. А за них, – он кивнул на оленей, – нас могут арестовать.
– Да везите же вы его, мать вашу разэдак! – взревел я. – Или будете отвечать за непредумышленное убийство, если этот монах умрет.
Это подействовало, и мы помчались по неровной, тряской проселочной дороге.
– Мы его знаем, это брат Феодор, – подобострастно сообщили они. – Он делал хорошую водку и всегда бесплатно нас угощал. Иногда даже по две бутылки… Но ты не говори никому, что мы убили этих оленей.
– Хорошо, хорошо, только давайте быстрее, пожалуйста.
Один из них уже позвонил по сотовому, и к нашему приезду в монастырь уже влетела красно-синяя с желтой звездой в виде гигантской шестилепестковой снежинки «скорая помощь».
Медики быстро переложили раненого на каталку, затем вместе с нею водрузили в «Амбулет» и, взревя сиреной, помчались прочь от монастыря, как бес от ладана.
Обрадованные болгары предложили подвести меня до дома, благо было по пути. И когда я уже выходил из кабины, один их них протянул мне пол-литровую плоскую бутылку, на три четверти заполненную желтоватой жидкостью.
– Это ракия, сам делал, – сказал он. – Бери, ты хороший друг, а брат Феодор – живучий, вот увидишь, он поправится…
Поблагодарив их, я свинтил с фляжки пробку, определив, что раньше в ней была фабричная текила, и рванул не меньше пяти глотков. Вонючая отрава обожгла до слез. Самогон был не менее семидесяти градусов. Я закашлялся, довольные братушки-болгары разом захохотали и рванули с места. Они явно остались довольны сегодняшним днем, добытыми оленями. Теперь мяса хватит до Пасхи, если, конечно, его тайно не продавать соседям. Опять же – помогли монаху, и он теперь всегда будет их угощать своей водкой. А водка у него добрая…
Глава 15
Собачинос был в панике. Он еле дотащил до машины тяжело раненного Мингрела, тот дышал прерывисто и был без сознания. Пуля попала ему в бок, разорвала почку, пробила печень и запуталась в кишечнике. Алоиз не знал, что это была пуля типа жакан с насечками. Она раскрывала «лепестки» в теле жертвы и, крутясь, рвала плоть на части.
