Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи
Ведь именно милиции Щукину приходилось платить дань со своего, вообще-то, безобидного промысла.
И милиция не только не гнушалась брать кровно заработанные денежки, а наоборот, каждый раз требовала больше и больше.
Подберезский взглянул на Щукина, затем на Комбата.
— Да, будет лучше, если этот друг посидит у тебя, Иваныч. Или, если хочешь, я перевезу его к себе?
— Нет, пусть уж будет, как получилось, может, опознать кого придется.
— Я согласен, — сказал Щукин, — сидеть здесь мне нравится.
Глава 17
Так уж случается, что судьба временами склонна устраивать над друзьями эксперименты — займутся двое одним и тем же делом, вроде и возможности у них одинаковы, и осведомлены они подобающе, но одному везет, а другому нет. В такую полосу относительного везения и неуспеха попали Комбат с Андреем Подберезским.
Немного времени понадобилось Андрею Подберезскому, чтобы узнать, на кого зарегистрирована белая машина «фольксваген-гольф». Если бы лейтенант ГАИ не был его хорошим приятелем, не миновать бы Подберезскому неприятностей.
— Андрюха, а зачем тебе понадобилось разыскивать его хозяина, — прежде чем сообщить адрес, поинтересовался гаишник.
Перед Подберезским был нелегкий выбор, альтернатива — или соврать, или сказать правду. Секунд пятнадцать Андрей сидел молча, уставясь на приборную панель своего автомобиля. Лейтенант-гаишник пристроился рядом с ним, он не торопил, не пытался давить на Андрея. В руке он держал сложенный вчетверо листок бумаги, на котором, как понимал Андрей, был адрес с фамилией, выуженные из милицейского компьютера.
«Врать поздно, — подумал Подберезский, — раз уж я задумался, стал колебаться, он и без ответа понял».
— Не я первый этой машиной интересуюсь? — не отрывая глаз от приборной панели, спросил Подберезский и попытался носовым платком протереть чистый циферблат спидометра.
— Допустим.
«Нет, — тут же остановил себя в мыслях Андрей, — вряд ли милиции что-то известно об этой машине».
— Ладно, — махнул он рукой и принялся заталкивать носовой платок в карман брюк, он даже не удосужился сложить его, смял и не сумел затолкать до конца.
«Попался, — думал Андрей про себя, — ловко же он меня на удочку подцепил. А, собственно говоря, почему я боюсь рассказать ему правду? Была не была».
И Андрей в общих чертах обрисовал картину.
— На, — сказал гаишник, протягивая ему листок бумаги, — а в другой раз лучше сразу правду мне расскажи.
— Так интересовался ею кто-нибудь или пет?
— Ты первый.
— Вот же черт, — Подберезский вынул бумажник и на мгновение задумался, сколько же отстегнуть за информацию.
— Послушай, Андрюха, ты меня за человека не считаешь? Какие могут быть деньги, спрячь.
— Сейчас все денег стоит, — рука, прикоснувшаяся к пятидесятидолларовой банкноте, метнулась к сотенной, хотя в обычной ситуации, такая информация не стоила бы и двадцатки.
— Снова…
— Ты чего?
Гаишник скривился, покачал головой, забрал из рук бумажник и защелкнул кнопку, затем протянул владельцу.
— Запомни одно простое правило, если тебя не просят о деньгах, держи их при себе.
— Понял. Приезжай ко мне в тир, когда захочешь.
Я с тебя денег брать не стану.
— И снова ни черта ты не понял, — гаишник открыл дверцу и уже одной ногой ступил на асфальт, — мне взять эту распечатку и гроша ломаного не стоило, а ты патроны покупаешь, аренду платишь. Все. — Он козырнул и захлопнул дверцу.
Подберезский с нетерпением развернул листок.
Фамилия владельца ему ни о чем не говорила. Да и была она какой-то слишком стереотипной — Иванов Петр Сидорович пятьдесят седьмого года рождения, и адрес в микрорайоне, телефон отсутствовал.
Подберезский следовал уговору с Комбатом — каждый занимается своим направлением. Только, если возникнет нужда в помощи, тут же звонить.
Жил Иванов Петр Сидорович у черта на куличках, у самой кольцевой автомобильной дороги. Подберезский с трудом отыскал дом, расположившийся внутри квартала. Выгнутая полукольцом девятиэтажка, ни номеров подъездов, ни табличек с номерами квартир, расположенными в подъездах, не было. Все двери недавно аккуратно покрашены серой краской.
Маляры явно перестарались: закрасили и таблички с информацией.
«Двести восемьдесят девятая», — прикинул Подберезский, сунувшись в один из подъездов, где пахло влажной картошкой и пылью.
Его встретили ряды почтовых ящиков с погнутыми дверцами, некоторые были вообще распахнуты настежь.
«Наверное, их владельцы уже давно не выписывают никакой прессы».
На полу валялись рекламные извещения, в основном с предложениями застеклить балкон, установить металлическую дверь, выполнить ремонтные работы.
«Шесть рядов ящиков по шесть в каждом, значит, тридцать шесть квартир», — быстро подсчитал Андрей. — С тридцать седьмой по семьдесят вторую. Значит, надо идти в конец дома".
Он шагал по дворовой дорожке, отделенной от дома палисадниками, и отсчитывал подъезды. Зашел в последний, на ходу производя свои подсчеты. Он уже устал от цифр и прикинул, что это где-то на последнем этаже. Лифт вознес его на самый верх. Подберезский вышел на площадку.
Четыре квартирных двери. Он скользнул взглядом по номерам. Все выполнены одинаково — из алюминиевых цифр, прикрученных к дверям шурупами. Номера кончались двести восемьдесят восьмым…
«Что это я? Неужели еще один подъезд есть?»
Подберезский подошел к окну и выглянул на улицу. Дом шел полукругом, и поэтому он мог убедиться, что не ошибся подъездом, этот последний.
Андрей не мог поверить.
«Может, номер дома попутал, но нет».
Он тотчас же вспомнил цифры, выведенные чер-. ной краской на облицованной плиткой стене, ровные, сделанные под трафарет и уже кривую надпись — от руки — с названием улицы.
Просто так уходить не хотелось. Начиналась полнейшая фантасмагория, и хотелось получить подтверждение, так сказать, со стороны.
«Спросим».
Подберезский позвонил в двести восемьдесят восьмую квартиру. Открыл ему молодой парень в тренировочных брюках с голым торсом.
— Чего тебе? — не очень дружелюбно проговорил он, продолжая жевать.
Подберезский уточнил адрес.
— Точно, совпадает, квартира двести восемьдесят девятая, говоришь? Так тут такой нету, моя последняя. Еще вопросы будут?
— Нет.
— Тогда пока.
Дверь закрылась.
«Вот же сволочь!» — Подберезский ехал в трясущемся лифте, ему не верилось, что такой наглый обман может быть заложен в милицейском компьютере.
Уж там-то проверяют паспорта, прописку. И уже чисто из злорадства, оказавшись в машине, Андрей позвонил своему знакомому лейтенанту.
— Ты скажи своему начальству, чтобы эту машинку получше проверили.
— А в чем дело?
— Хозяин ее, оказывается, в пустоте живет.
— Как это?
— В доме двести восемьдесят восемь квартир, а он «живет» в двести восемьдесят девятой!
— — Не может быть.
— Только что сам оттуда.
— Не врешь?
— С какой стати!
— Бывает, может, напутали чего?
— Знаешь, если путают там, где я ищу, то делают это специально, ну да ладно, мне некогда, пока.
Подберезский отключил телефон, и не спеша, продолжая раздумывать, выехал на магистраль.
* * *Если для всех участников последних событий время либо летело стремительно, либо останавливалось вовсе, отсчитав последние минуты земной жизни, то Сиваков до сих пор находился в неопределенности.
Под глазами у него появились черные круги, лицо распухло. Воротник некогда белоснежной рубашки теперь покрывали копоть и грязь. Он никак не мог понять, чего тянет Курт. Ведь был дорог каждый день, поставщики в Казахстане могли забеспокоиться. Известий от него не поступало уже несколько дней. Но Курт оставался верен своей модели поведения.
Лишь только Сиваков успел проспаться от выпитой водки и достучаться до охранника, как тот открывал дверь и вновь заставлял его пить, ссылаясь на распоряжение Курта, вкрадчиво и вежливо называя Сивакова по имени, отчеству. Вскоре Илья Данилович и сам не мог сказать сколько же времени прошло с момента его похищения. Что сталось с его женой, он не знал, день или ночь стоят на дворе, он тоже не догадывался.
В подвале, где он сидел, всегда царил полумрак.
И вот однажды он почувствовал надежду. Очнувшись после спячки, он не спешил подойти к двери, зная, что его заставят снова пить гнусную дешевую водку, и он снова провалится в небытие.
И тут Илья Данилович услышал шаги в коридоре, шаги уверенные, так ходит только хозяин. Лязгнул засов, и в комнатушке вспыхнул яркий свет лампочки ватт в двести с огромной, как графин, колбой. Курт стоял на пороге, облаченный в темные джинсы и черный облегающий свитер.
— Илья Данилович, — слегка одним уголком губ улыбнулся похититель, — кажется мне, что время заточения подошло к концу. И настает время действовать.
