Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи
— Да? — не поверил Сиваков.
Ему казалось, что все забыли о нем, и выйти отсюда не удастся никогда, жив он до сих пор лишь по какому то недоразумению.
— Вот вам ключи от машины, ее заправили, можно хоть сейчас ехать. Вы-то в форме?
— В форме, — промямлил Сиваков, хотя сам ощущал как от него несет перегаром, и голова раскалывается от боли.
— Ну и отлично, в Москву вам надо ехать по делам.
Еще не осознав, что его ждет близкая свобода, Илья Данилович шагнул к выходу. Курт заботливо поддержал его под руку и повел по коридору. Дневной "вет резал Сивакову глаза, хотя оказалось, что сейчас вечер и солнце клонилось к закату, облив здание складов золотистым светом.
Стресс картинно сдернул брезент с его «вольво» и только сейчас Сиваков вспомнил, что попал он в руки к Курту не один, а вместе с женой. От постоянного приема алкоголя у него появились провалы в памяти.
— А-а, жена… Ее позовите… — растерянно пробормотал он.
Курт ухмыльнулся.
— А разве я говорил, что она уезжает?
Сиваков бросился к нему. Но Стресс заломил ему руки.
— Она остается, — спокойно произнес Курт, — Да ты, смотрю, назад захотел. Стресс отведи его в подвал.
Воспрявший было духом Илья Данилович сразу обмяк, взгляд его потух.
— Не так уж она тебе безразлична, хотя мне не нравится эта баба вовсе, не в моем вкусе, бедра узковаты. Езжай, Панкратов тебя ждет, не дождется. И не вздумай делать глупости.
Мир закачался перед глазами Сивакова. Выпущенный Стрессом, он чуть не упал и, лишь схватившись за крышу автомобиля, устоял на ногах. Еще никогда до этого он не чувствовал себя таким беспомощным, таким униженным.
«И кем, собственно говоря! Кто он такой, этот Курт? Бандит, возникший почти из ниоткуда!»
Он, Сиваков, по кирпичику выкладывал постамент собственного благополучия, женился по расчету, пускал в оборот деньги тестя, заводил нужные знакомства, стлался ковром перед людьми из власти. Он знал ради чего это делает — ради собственного возвышения.
И вот теперь он унижен для того, чтобы вознесся выскочка, головорез, человек, играющий не по правилам.
И что Сиваков мог сделать со всеми своими связями? С деньгами? Компаньоны сдали его.
«Ничего, — подумал Илья Данилович, вставляя ключ в дверцу автомобиля, — я улучу момент и разберусь с тобою, Курт. Я не врал тебе, когда говорил, будто мне до фени, что случится с моей женой, но я не доставлю тебе удовольствия издеваться над ней. Вот погоди, придет партия из Казахстана, и когда дойдет дело до дележа, ты отпустишь ее, ты на коленях еще приползешь вымаливать прощение. Я прощу тебя на словах, но найду способ прикончить, размазать тебя».
Сиваков боком завалился на сиденье, в машине стоял запах такой же, какой стоит в заброшенной квартире. Но двигатель запустился сразу и «вольво» поехал к воротам.
Стресс открыл створки и помахал на прощание рукой.
— Не переборщи, — напомнил ему Курт и, развернувшись на месте, направился в склад.
Его мягкие шаги почти не нарушали тишины, царившей в прохладном коридоре. Своим ключом он открыл дверь в одно из помещений. Тут стоял полумрак, слабая двадцатипятиваттная лампочка освещала лишь один край комнаты, в другом, если присмотреться, виднелось дверное полотно, поставленное на четыре столбика, сложенные из силикатных кирпичей, а поверх него лежал сбитый ватный матрас и, как бы показалось непосвященному, куча тряпья.
Вдруг эта куча зашевелилась. Софья отбросила одеяло и села, спустив ноги, одернула подол платья. Она исподлобья смотрела на Курта, не зная, какой «сюрприз» он ей готовит.
— Когда нас отпустят? — наконец, не выдержала она.
Курт пожал плечами.
— Это не у меня спрашивать надо.
— У кого?
— Муж-то твой уехал.
— Уехал? — как эхо переспросила Софья.
— Понимаешь, даже не вспомнил о тебе. Я его отпустил, а он от радости…
— Врешь! — не выдержала женщина.
— Не вру, — Курт пожал плечами, — если бы вспомнил, я бы тебя тоже отпустил. А так… Придется ждать, пока сам Илья Данилович не вспомнит о существовании своей женушки. Может, с полдороги одумается.
— Не может быть.
— Может.
Для человека в нормальной ситуации такое допущение было бы невозможным, но, просидев несколько дней в сыром темном подвале, можно поверить во что угодно.
Курт присел рядом с Софьей, положил ей руку на плечо. Женщина неуверенно сбросила его ладонь.
— Вот еще.
Курт мягко повторил этот жест, на этот раз не встретив сопротивления.
— Жалко мне тебя, но разве можно ехать с мужчиной, который о тебе забывает через несколько дней.
Он, наверное, вообще, от тебя избавиться хочет, а? Денежки твоего отца давно получил, теперь случись что с тобой, квартиру, дачу, все к рукам приберет.
— Что же делать? — вырвалось помимо желания из груди у Софьи.
А Курту только это и надо было. На это он и рассчитывал — найти маленькую брешь в обороне пленницы, через нее добраться до ее души.
— Что-что? — пожал он плечами, сделавшись еще более мягким в общении, но только внешне, внутри он оставался в напряжении.
Его забавляло то, как идет игра с женщиной. Так кошка играет, поймав мышь, и не спешит ее съесть, придавит лапкой к полу, потом отпустит. Очумевшая мышь пытается убежать, но лишь отдалится на расстояние вытянутой лапы, как вновь ее резко припечатывают к полу, когти впиваются в шкурку.
Курт легонько пальцами сжал плечо женщины. Он врал Сивакову, когда говорил, что она не в его вкусе и был бы не прочь поразвлечься с ней, но не применяя насилия в классическом понимании, то есть, физического. Он хотел сломить ее морально и, вообще-то, добился этого.
Теперь Софья не знала, когда она сможет выбраться из плена, раньше ей было все понятно. Ее держат в подвале потому что тут сидит ее муж, выпустят его — выйдет на волю и она, или погибнут вместе.
— Я бы такого не простил, — прошептал ей на ухо Курт и легонько зубами сжал мочку уха, словно, пробовал на зуб золото крупной сережки с бриллиантом, — не простил бы, — повторил он, запуская палец под отворот платья.
— Что это? Зачем? — забеспокоилась Софья, уперевшись ладонью в грудь Курту.
А тот и не настаивал, ждал.
— Он тебя не любит, он даже не вспомнил о тебе, бросил, — медленно наваливаясь на Софью, Курт уложил ее на сбитый матрас.
Теперь он действовал более настойчиво и уверенно. Женщина почти не сопротивлялась, смотрела на него, не понимая, зачем это все ему. Ей и раньше приходилось изменять мужу, мстить ему таким образом за его измены, но никогда не доводилось иметь дело с людьми, подобными Курту.
Она всегда знала, из-за чего сходится с мужчиной, что именно ему надо: ее тело, деньги, насолить Илье Даниловичу или просто развеять скуку.
Курт и так мог позволить себе сделать с ней что угодно. Мог убить, мог выпустить на свободу… Безумная мысль появилась у Софьи.
«Уж не влюбился ли он в меня?»
Но, как трезвомыслящая женщина, она тут же отбросила ее.
«Нет, возраст не тот, он же моложе меня. Да и цену своим прелестям я знаю».
Скользкое шелковое платье легко снялось через голову. Курт, подцепив зубами край лифчика, стащил его с груди женщины и, приподнявшись на руках, рассматривал белое незагорелое тело.
— Зачем? — вновь спросила Софья.
— Ты не хочешь?
Женщина задержалась с ответом.
— Раз сомневаешься, значит, тебе хочется.
Курт принялся за дело, дверь подвального помещения оставалась открытой. Курт сопел, его больше не интересовала реакция Софьи и то, что происходит с ней. Он стремился сам получить удовлетворение.
И тут жена Сивакова вспомнила странную присказку своего мужа, которой он иногда ошарашивал ее, лишь принималась она жаловаться на жизненные неудачи.
«Если тебя насилуют, и ты понимаешь, что ничего не можешь сделать, то лучше всего расслабься, чтобы получить удовольствие».
Возразить против этого Софья не могла. Расслабиться она расслабилась, но получить удовольствия не успела. Курт неровно выдохнул, и даже, не прилегши на секунду, слез с Софьи, больно придавив ей коленом бедро.
Она лежала возбужденная, но возбуждение быстро перерождалось в страх.
Курт заправил джинсовую рубаху в брюки, затянул ремень.
— Видишь, — проговорил он, — после тебя на одну дырку больше затягиваю пояс.
— А теперь что? — в растерянности сказала Софья, прикрываясь скомканным платьем.
— Ждать! — И Курт громко захохотал. — Жди, когда о тебе муж вспомнит. А я может, завтра приду, если настроение появится. Только поактивнее будь.
Он знал наперед, что Софья ничего не расскажет мужу, оказавшись на свободе. Пусть даже она станет уверять его, что Курт ее изнасиловал, это только охладит Сивакова к ней.
Дверь с грохотом закрылась, заскрежетал засов. Софья сидела на импровизированном ложе, с омерзением глядя на свое обнаженное тело. Ни душа тут, чтобы помыться, ни даже лосьона нет. Она чувствовала, что пахнет мужчиной, и это приводило ее в ужас.
