Скотт Стоун - Песня волка
— А собственным глазам?
— То есть, ты хочешь сказать, чтб война продолжится еще года два-три?
— Или дольше.
— И все это время ты будешь воевать?
— Нет. Через месяц или чуть меньше я уезжаю.
— Что?
— Послушай меня: американцам не выиграть эту войну, потому что они совершают точно такие же ошибки, что и французы до них. Ночи и вся деревенская местность принадлежат Вьетконгу. Дни и города — американцам. И я не знаю, что пугает местное население больше, и не могу сказать, кто кого пересидит в этом краю.
— И ты уезжаешь, потому что это бессмысленно? Безнадежно?
— Нет, потому, что я в это не верю.
— Господи, господи, да ты никак переметнулся к антивоенным демонстрантам.
— Да нет же. Ты просто не можешь понять. Или не хочешь.
— Так ты популярненько объясни.
— Я не считаю, что приход американцев сюда был злом. Соединенные Штаты ввалились во Вьетнам с лучшими намерениями. Но не верны ни стратегия войны, ни ее тактика, и ее не выиграть, если только не произойдут какие-нибудь коренные изменения, а я думаю, что они не произойдут. Поэтому я собираю всех своих людей и выхожу из игры, Я уже говорил тебе: мы воюем не только из-за денег, а тогда, когда верим в то, что делаем. И я не могу выполнять дурацкие приказы тех, кто считает, что поступает верно.
— Ты только послушай. Мы с тобой лежим в огромном номере отеля «Раффлз» в Сингапуре, над нами тихо кружится вентилятор, шипит холодное шампанское в бокалах — и никакой бомбежки, артобстрелов. А мы только и говорим, что о войне. И в этом прежде всего моя вина. Видишь, как со мной трудно. Я не могу забыть…
— Нгуен.
— Да. Просто я должна вернуться — и все. Вернуться, забрать Нгуен и убежать.
— А затем?
— Я вернусь. Оставлю ее на Гавайях и вернусь, пока не пойму, что сделала все от меня зависящее! Все, что могла! И только после этого уеду совсем.
— Понятно, Сара. Тебе не кажется, что мы только что завернули за угол?
— Не понимаю.
— Ну, ты с большим трудом понимаешь то, что делаю я, а теперь и у меня с этим твоим делом возникли проблемы. Может быть, когда-нибудь в будущем…
— Прости, Дэйн.
— Нет, все в порядке. Я узнаю, когда ближайший самолет. Поедем ближе к вечеру, хорошо?
— Черт, наверное. Ты, что разозлился? Я тебя обидела?
— Ничего, выживу.
Кордон военной полиции загородил вход на улицу, где жила Сара. За заслонами и кучкующимися полицейскими можно было видеть лежащий в руинах квартал.
Машина, в которой они ехали, остановилась. В мгновение ока Сара выскочила из нее и понеслась к баррикадам. Дэйн очутился за ее спиной, когда воен-полы увидели мчащуюся женщину и взяли винтовки наизготовку. Дэйн кинулся вперед, обогнал Сару и прокричал:
— Я — полковник Дэйн, пропустите сейчас же!
Полицейские отошли, и Дэйн услышал полустон, полувсхлип Сары, подбежавшей к громоздящимся обломкам, которые когда-то были ее квартирой. К тому времени, как Дэйн подбежал к ней, она стояла совершенно тихо с белым, словно мел, лицом, разглядывая искореженный бетон. Дэйн оставил Сару возле руин, а сам подошел к ближайшему полицейскому.
— Что случилось?
ВП оказался высоким подтянутым негром.
— Вьетконговский минометный огонь, полковник. И терроризм тоже. Какой-то человек, живший в этом вот доме, — он указал на дом, в котором жила Сара, — убил всю семью, а затем подложил мины. Когда они взорвались, коммунисты принялись лупить по этому кварталу из минометов. Смели все подчистую.
Дэйн почувствовал, что в груди у него похолодело.
— Где можно ознакомиться с рапортом по этому Делу?
— Расследование проводила вьетнамская полиция, но мы, со своей стороны, тоже не зевали. Наше следствие, по-моему, удалось лучше. Можете поговорить с полковником Вандермеером — думаю, что вам он известен.
— Да, — ответил Дэйн медленно, — я знаю кто он.
— Все произошло вчера вечером, — солдат развернулся и осмотрел улицу. — Эта дама, что жила в этом доме?
— Да.
— Так это ее старался разыскать полковник Вандермеер. Отвезете ее сами или позвать кого-нибудь?
— Вызовите «джип». Я отвезу ее.
Он повернулся и увидел бегущую, к нему Сару.
— Дэйн…
— Сара, пока что ничего не известно. Поехали, я отвезу тебя в штаб и посмотрим, что сможем выяснить. Не делай скоропалительных выводов, прошу тебя.
— Она мертва. Я знаю.
— Нам еще ничего не известно. Давай, забирайся в «джип».
Через несколько кварталов Дэйн увидел низкое бетонное здание, двор которого был забит военными полицейскими. Полковник Вандермеер — плотный, делового вида мужчина — сразу же отметил их прибытие.
— Прошу простить за неразбериху, — сказал он. — Могу я предложить вам кофе?
Сара была пепельного цвета.
— Что произошло?
Вандермеер взглянул на лежащий на столе рапорт.
— Мне кажется, мисс Сандерленд, вам лучше присесть, — сказал он спокойно.
Сара вскрикнула и повалилась назад. Дэйн подхватил ее и посадил на стул. Она прижала к глазам руки и, словно обезумев, смотрела сквозь пальцы. Потом начала всхлипывать.
Вандермеер прочистил горло и взглянул на стоящего за стулом, на котором сидела Сара, Дэйна.
— У семейства Фан был слуга…
— Лаосский раб, — проговорила Сара прерывающимся голосом.
— Оказался террористом. Перестрелял всю семью…
— Боже мой, Боже… — Сара спрятала лицо в ладонях.
— …а затем расставил вокруг дома мины. Похоже, что Фаны были политически ориентированы против коммунистов и Вьетконг поставил их в список подлежащих уничтожению. Лаосец взорвал здание, что и стало сигналом для начала минометной атаки. Для него это было суицидальное задание. А Вьетконг терроризировал город, так что для них это была психологическая победа.
— Полковник, — кошмарным шепотом поинтересовалась Сара, — а кто именно погиб в семье Фана?
— Все погибли, — ответил Вандермеер. — Дед, совсем старик. Родители. Сестра жены. Трое детей — два мальчика и девочка — Лет тринадцати-четырнадцати. И совсем крошечная малютка — девочка лет трех-четырех.
Сара потеряла сознание.
Дэйн перетащил ее на кушетку и расстегнул верх-ми с пуговицы платья. Положил мокрое, полотенце ей на лоб. Через несколько минут веки ее затрепетали, дернулись, и на Дэйна уставились совершенно холодные, как льдинки, глаза.
— Она мертва.
— Да, Сара. Похоже, что так оно и есть. Мне очень — поверь — очень-очень жаль…
Сара оперлась о локоть, скинула ноги с кушетки и села. Лицо ее все еще было бледным, и Дэйну показалось, что она сейчас снова отключится, но послышавшийся голос показался ему выкованным из железа.
— Нельзя было ее оставлять. Нельзя было уезжать.
— Сара, ты не должна себя винить. И меня тоже. Этого невозможно было бы избежать или предотвратить. Если бы ты осталась, это бы все равно произошло.
— Я бы смогла ее защитить. Она была бы жива, если бы мы не отправились в Сингапур.
— Ты не можешь этого знать. Чушь городишь.
— Ты… до чего тебе вообще есть дело? Ты ко всему привык. Берешь свою гребаную плату и убиваешь людей.
— Сара, прекрати.
— Мы за это ответственны. Этого я никогда не забуду. И никогда мне не избавиться…
— Ерунда. Мы не могли бы предотвратить трагедию. Ты осталась в живых — не забывай.
Сара тяжело смотрела не него;
— Я не хочу тебя больше видеть. Я постараюсь больше никогда о тебе не думать.
— Прекрати, пойдем, поищем тебе место для ночевки. Вандермееру захочется потом поговорить с тобой. Остановишься в «Каравелле»… и пойми, что завтра ты ко всему будешь относиться иначе. Поверь, я знаю, что сейчас с тобой творится. Но ты справишься.
— Не прикасайся ко мне, — сказала Сара холодно. — Оставь меня в покое.
— Сара…
— Изыди из моей жизни. Я жалею, что когда-то с тобой познакомилась. — Внезапно она вскочила на ноги и заорала: — Убирайся, убирайся, ублюдок бессердечный, чертов наемник! — И она истерически разрыдалась.
Дэйн смазал ее по лицу. Она моментально застыла, словно где-то внутри у псе захлопнулась какая-то дверь.
Дэйн развернулся и вышел, зная, что больше они никогда не встретятся.
За полчаса до отплытия Дэйн созвал последнее совещание. На него он пригласил Донована и шулукских командиров — шестерых наиболее ответственных и самых высокооплачиваемых офицеров в лагере. Встретились в хижине у Дэйна — все мокрые от плещущего дождя, превратившего лагерь в болото. Погодка была самой что ни на есть кошмарной, и Дэйну она очень нравилась.
В полумраке хижины он зажег керосиновую лампу и оглядел сидящих перед ним. Донован казался взволнованным, но бесстрашным: с каждым днем он набирался ума и опыта, и Дэйн считал его ответственным человеком, на которого можно положиться. У него возникали сомнения насчет пары шулукских командиров, но остальные были вполне готовы к тому, чтобы выйти в ночь и выполнить задание.
