Михаил Серегин - Алмазы Якутии
– Пей, не держи посуду-то, – прикрикнул он на сына, который все еще не мог опрокинуть в себя самогон, – это лекарство, а лекарство сладким не бывает. Зато потом будешь целый день как вот этот огурец. Учи вас, молодежь! Не держи, я сказал!
Пашка, стараясь не вдыхать запах самогона, с большим усилием сделал несколько глотков и хотел опустить стакан, но отец не позволил ему.
– До конца, я сказал.
Пашка снова наклонил стакан, и самогон потек у него из уголков рта.
– Теперь выдыхай, Паша, и закусывай. В нем градусов семьдесят будет, так что закусить просто необходимо, а то слизистую сожжешь.
Почти бросив стакан на стол, Пашка поднял банку и принялся пить огуречный рассол.
– Можно и так, – кивнул Вилен Михайлович и поднялся, чтобы поставить на плиту чайник.
Больше пить не стали. Вилен Михайлович сразу ожил, как будто выпил живой воды. Стал прибираться на столе, заваривать чай, резать сало. Да и Пашке полегчало.
После завтрака отец начал выгребать из шкафов вещи, что-то выбирать и откладывать в сторону, что-то складывать обратно. Из дальнего угла он достал аккуратно завернутый в тряпку «зауэр», купленный по случаю у одного спившегося охотника. Вилен Михайлович развернул двустволку, разломил пополам, посмотрел стволы на свет.
– Отличная машина, – он защелкнул ружье и прикинул его на руке, – и патрончики имеются.
Он достал несколько коробок с разноцветными патронами. Сын непонимающе глядел на него, сидя на диване.
– Ну, чего расселся? – повернулся к нему Вилен Михайлович.
– А чего? – Самогон слегка ударил Пашке в голову.
– Собирайся.
– Может, это… – неуверенно произнес Пашка, – завтра поедем?
– А чего тянуть? – бодро продолжал разбирать вещи отец. – Раньше сядешь, раньше выйдешь. Давай, давай, не спи. Поедем к Мирному, найдем тот улус, где Кюкюр жил.
– И чего мы там будем делать?
– Скажем, на охоту приехали. Может, и вправду пока поохотимся. Ружьишко опробуем. Походим, посмотрим, послушаем. Я так думаю, полярник туда не скоро доберется. Дороги наверняка все перекрыли, так что будет сам добираться…
– Пешком, что ли? – недоверчиво спросил Павел.
– Может, и пешком.
– Так это ж больше тыщи километров.
– Ничего, Паша, люди и не такие расстояния проходили. Тем более есть за что страдать. Знаешь, сколько там алмазов?! А, ну я уж тебе говорил.
* * *
Выехали под вечер. Вилен Михайлович хлебнул подсолнечного масла, чтобы не несло перегаром, и выбрался из дома. Бодро добрался до гаража, стоявшего в том же дворе. Он прихватил с собой пару ведер кипятка, чтобы не мучиться с двигателем. Отпер дверь гаража, оставив ведра снаружи, потом, забравшись в промерзший салон, открыл капот.
Протащив ведра с кипятком вдоль стены, начал лить на патрубок. Пар поднимался к потолку, заволакивая все пространство.
Вылив ведро, принялся за второе. Когда вода кончилась и во втором ведре, Яковенко отставил его и сел за руль. Провернувшись пару раз с натягом, стартер крутанул двигатель со всей мочи. Вилен Михайлович не выводил машину из гаража почти два года. То, что она завелась с пол-оборота, приятно взбудоражило его.
Подождав, пока прогреется двигатель, Яковенко вывел машину и запер гараж. Подогнал машину к подъезду. Загрузить собранные вещи не составило большого труда. Пашка сел рядом на переднее сиденье. Особого вдохновения он не испытывал. Но противоречить отцу не стал.
– Поехали, сын. – Яковенко-старший был бодр как никогда.
– Поехали, – отозвался Пашка.
Миновали КП. На небе загорелись первые звезды. «Зауэр» покоился в чехле на заднем сиденье. Сотню километров проехали молча. Пашке говорить не хотелось, Вилен Михайлович тоже молчал, думая о своем. Перед его глазами, словно звезды в якутском небе, ясно и чисто горели алмазы.
Вдруг Яковенко нажал на тормоза.
– Ты чего? – Пашка повернулся к отцу.
– Слышишь? – Вилен Михайлович опустил стекло и почти полностью высунул наружу голову.
– Чего слышать-то? – Пашка почти дремал, укачавшись на переднем сиденье.
– Неужели не слышишь?
– Не-а, – покачал головой Пашка.
– Вертолет, – Вилен Михайлович снова нырнул в машину.
– Мало ли здесь вертолетов летает, – пробубнил Пашка.
– Дурак ты, Пашка, – без злобы ответил отец.
Он сидел без шапки, позволяя морозу врываться через опущенное окно автомобиля.
Гул вертолета стал на некоторое время явственней, после чего на фоне сумеречного неба стало возможно разглядеть винтокрылую машину. Сделав круг над определенной точкой тайги, вертолет пошел на посадку.
– Твою мать, – выругался Вилен Михайлович.
– Батя, ты чего? – не понял Пашка.
– Какого хрена! – огрызнулся Вилен Михайлович, вглядываясь в темнеющую высь. – Не видишь, что ли?
Павел пригнулся, пытаясь рассмотреть вертолет. Вскоре он увидел эту стрекозу, которая повертевшись над тайгой, опустилась между деревьев.
– Поехали, что ли, – Пашка устало зевнул.
– Куда ехать, дурак? – Вилен Михайлович даже не пошевельнулся. – Надо ждать.
Пашка недовольно пожал плечами и откинулся на спинку сиденья. Ему было наплевать. Папаша вытащил его на ночь глядя, а теперь мудрит, услышав какой-то вертолет, который здесь – чуть ли не единственное транспортное средство.
Вилен Михайлович рассуждал по-другому. Вертолет, садящийся на ночь глядя посреди тайги, наталкивал его на определенные мысли. Он почему-то явственно представил себе путника, пробирающегося среди леса, которого обложили охотники. Конечно, он не мог даже представить себе, что произошло в тайге за эти несколько дней, но почему-то не сомневался, что посадка вертолета как-то связана с Егором Родионовым. Ему не хотелось верить, что тот попал в другие руки, но в том, что произошло нечто из ряда вон выходящее, Яковенко-старший не сомневался. Ехать дальше не имело смысла. Они стояли еще около часа, до тех пор, пока вертолет не поднялся в воздух. Было уже почти совсем темно. Если его «протеже» схватили, то какого черта ехать дальше? Если схватили… Необходимо было это выяснить.
– Ну чего, батяня? – Пашка каким-то шестым чувством угадал напряжение отца. – Едем, что ли?
– Едем, – Вилен Михайлович врубил скорость и, резко развернувшись, погнал «Ниву» в сторону города. Туда, где в серой пелене пропадали звуки удалявшегося геликоптера.
– Ничего не понимаю, – Пашка незадачливо покачал головой.
– Подрастешь – поймешь, – усмехнулся Яковенко-старший.
* * *
В город прибыли далеко заполночь. Пашка дремал на сиденье, склонив голову набок. Вооружившись двадцатикратным биноклем, Вилен Михайлович принялся за знакомое дело. Он наблюдал. После почти сорока лет еще несколько дней не имели почти никакого значения. Просто где-то в сердцевине свербило, подсказывая, что эти дни являются самыми важными. Он, естественно, не успел за вертолетом, но встретил на полпути джип Шепелева, возвращавшийся с аэродрома. Врубив скорость, он двинул следом. Внимательнейшим образом рассматривал объект сквозь окуляры бинокля, боясь и надеясь… Родионова среди выходивших из джипа не было.
– Пашка, – толкнул он кулаком задремавшего сына, – все в наших руках.
– Чего ты, батя? – очнувшись, не понял тот.
– Родионов ушел, – радостно сообщил ему отец.
* * *
Три здоровенных снегохода едва втиснули в вертолетное нутро. Потратили на это много сил. Вспотели как негры на плантации. Карагодин наблюдал за погрузкой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Ему не хотелось даже вспоминать о разговоре с Шепелевым. Он был весь как на иголках. Предчувствовал удачный день. Сегодня они возьмут этого беглого полярника. Ему просто некуда уйти. Не семи же он пядей во лбу. Обыкновенный мужик, приспособившийся к северным условиям. Баки снегоходов были до предела залиты бензином. Успели приготовить и очки, чтобы защищать от холодного ветра глаза.
Лопасти вертолета начали медленно вращаться, превратившись в сверкающее призрачное колесо.
– Садимся, – показал он и первым двинулся к дрожавшей в нетерпении машине.
Но, опередив его, к вертолету первым подошел Захаров. Длинный как веретено, он неуклюже поднялся по трапу и забрался в вертолетное брюхо. Сегодня их снова было шестеро. Илья Александрович Захаров выполнял обязанности облеченного верховной властью соглядатая в этом их рейде. Карагодин клял себя за уступчивость, что не смог устоять против указаний Шепелева, приказавшего взять Захарова с собой. В качестве кого? Черт его знает. По должности он выше Карагодина, но в этой экспедиции Карагодин чувствовал себя вожаком и ни перед кем не хотел приседать.
Владик с Эдиком, Белый, майор забрались следом за Захаровым. Николай Павлович поднялся по трапу последним. Как и вчера, еще не рассвело. Солнце лишь осторожно нащупывало краски на утренней палитре. Горизонт стыдливо подернулся химерическим золотом и розоватой пылью.
