Михаил Серегин - Алмазы Якутии
– Палыч, – Егор вышел на поляну, держа «узи» так, чтобы он был хорошо виден Карагодину, – положил бы ящик. Нехорошо трогать чужое.
– Это мое, мое. – Карагодин прижал ящик к себе обеими руками и попятился, лихорадочно прикидывая, как бы половчее достать свой «тэтэшник».
– Положь на место, – приказал Родионов, щелкнув затвором.
– Нет, нет, – Карагодин качал головой, продолжая отступать, – давай поделимся. Здесь много, на всех хватит.
Он миновал раздвоенный кедр и вдруг, выйдя из круга, куда падал свет костра, развернулся и бросился бежать.
– Стой, – заорал Егор и выстрелил в воздух.
Он побежал следом, понимая, что с такой ношей Карагодин далеко не уйдет. Егору пришлось на какое-то время остановиться, давая глазам привыкнуть к темноте. Карагодина он увидел уже в самом низу. Тот бежал, смешно расставляя ноги, так как бежать нормально мешал ящик.
– Стоять! – Егор выпустил в воздух еще одну короткую очередь.
Ноги Карагодина, освещаемого полной луной, замелькали еще быстрее. Вдруг произошло нечто, чего Егор никак не мог предвидеть.
Николай Павлович по колено провалился в снег, тогда как в округе снега было едва по щиколотку.
Карагодин угодил в болото. В то самое болото, на противоположном берегу которого высилась сосна, отмеченная на плане Кюкюра.
Даже провалившись в холодную жижу, Николай Павлович не сразу понял, что попал в болото. Он едва не упал, но сумел сохранить равновесие и продолжил идти вперед. Ему показалось, что он нащупал твердую почву, но, сделав еще несколько шагов, провалился по пояс.
Карагодин бешено заработал ногами, пытаясь на что-нибудь опереться, но опоры не было. Ни растительности, чтобы он мог зацепиться за нее руками, ни кочки, торчащей на поверхности. Ящик же он выпускать из рук не хотел.
Болото быстро затягивало Карагодина в свои гнилые недра. Он погружался, изо всех сил прижимая ящик с алмазами к груди, впавший в какой-то транс. Лицо его окаменело, глаза смотрели в одну точку.
Когда Карагодин погрузился в ледяную жижу по горло, он открыл рот и заорал голосом кастрата:
– Помогите, помоги…
Он захлебнулся, и дальше было слышно одно только бульканье. Через несколько секунд на поверхности болота появился большой пузырь, который лопнул с противным хлюпающим звуком.
Егор замер на месте. Потом, когда смысл произошедшего дошел до него, он вдруг почувствовал страшную слабость. Присел на корточки. Сердце бешено стучало.
Прислушиваясь к его гулким ударам, он начал приходить в себя.
Оставаться здесь не имело смысла. Он встал, оглянулся. Швырнул автомат в болото. Он ушел под воду почти беззвучно.
Егор вдруг вспомнил о Яковенко. Вспомнил, как тот заталкивал алмазы в карманы.
Он вернулся к костру, который почти уже прогорел, но в одном месте еще полыхала большая ветка. Преодолевая брезгливость, Егор выгреб камни из карманов Вилена Михайловича. Алмазы обжигали пальцы. Егор лихорадочно, стараясь не смотреть на Яковенко, собрал рассыпавшиеся алмазы.
Сунул их в карманы куртки. Это было целое состояние. Если ему удастся реализовать их, а он в этом почему-то не сомневался, можно будет на всю оставшуюся жизнь забыть о житейских заботах.
Он знал, что в Свердловске жить не останется. Городская жизнь его не привлекала. Ощутив в карманах драгоценную тяжесть камней, Егор не испытал эйфории. Лишь подобие облегчения – слишком дорогой ценой дались ему эти алмазы.
Их холодные грани согревали его мысли только на расстоянии. Теперь же другие мечты овладели его сознанием. Он шел сквозь тайгу, а видел себя в доме с Куырсэн, видел себя на охоте, у костра, танцующим на празднике ысыах.
Он отблагодарит Митрича, купит карабин водителям тягача, построит дом для Куырсэн, потом вернется в улус, потому что городская рутина – не для него. Люди в городах утратили очарование жизни, свежесть ощущений, богатство фантазии.
Егор шел и казался себе гером «Олонхо«, уцелевшим в неравной схватке с духами тьмы.
