Большая игра - Сапожников Борис Владимирович

– Армас, Вахтанг, не дайте никому занять наши места, – на ходу принялся я раздавать команды, будто на арене. – Корень, за мной!

Мы как можно быстрее протолкались через вагон, в котором пассажиры занимали места и ругались, обнаруживая на своих прежних других людей. Временами доходило до потасовок. Однако мы, решительно работая локтями, упорно двигались к своей цели. Миновав два тамбура, оказались в нашем вагоне. Армас с Князем поспешили к купе, в котором мы сидели прежде, и тут же принялись чуть ли не силой освобождать наши места. Правда, спорить с ними ни у кого желания не возникало – слишком уж опасными ребятами выглядели оба. Мы же с Корнем двинулись к тамбуру, где Дорчжи противостоял типам в дешевых костюмах.

– Нож нужен? – на ходу тихо спросил у меня Корень.

– Давай, – кивнул я, протягивая снизу руку так, чтобы это не было слишком заметно, и тут же в ладонь мою ткнулась изогнутая костяная рукоять – Корень, конечно же, знал ответ на свой вопрос раньше, чем задал его.

Я не стал совать нож за пояс – все равно мне его очень скоро придется пустить в ход.

Мы распахнули двери тамбура – и взглядам нашим предстала такая картина. Дорчжи загнали в угол, на лице парня начали наливаться багрянцем будущие синяки, он явно оказывал врагам сопротивление. И весьма умелое. Нападавших было больше троих. К типчикам в дешевых костюмах присоединились несколько фальшивых крестьян. Сейчас пара здоровых парней, что оттирала нас на перроне, держала крепко Дорчжи, прижимая его спиной к стенке тамбура. Двое из трех типов в дешевых костюмах валялись на полу. Один без сознания, второй стонал, держась обеими руками за сломанную ногу. Штанина его стремительно пропитывалась кровью. Третий же шарил по груди Дорчжи, стараясь найти золотую пластинку. Еще один из фальшивых крестьян стоял у двери тамбура, чтобы распахнуть ее в нужный момент. А вот караульных бандиты не выставили, что было большой ошибкой с их стороны.

Ни я, ни Корень ничего говорить не стали – зачем слова, когда собираешься вступить в драку. Это только книжные герои произносят монологи, стоя лицом к лицу с врагом. Как будто это время нельзя потратить с куда большей пользой. Например, всадить нож в спину одному из держащих Дорчжи фальшивых крестьян.

Корень ловко отработанным ударом перерезал горло бандиту. Я же ударил второго «крестьянина» – не столь эффектно, зато надежно. Длинное кривое лезвие пробило легкое, заставив грабителя надсадно кашлянуть кровью. Он отпустил Дорчжи и начал оседать на пол. Убитый Корнем бандит повалился мешком, без толку зажимая страшную рану на горле. Меж пальцев его ручьями струилась кровь.

– Бери того, что у двери, – кивнул я Корню на последнего оставшегося фальшивого крестьянина.

Дорчжи тоже не растерялся. Он врезал локтем в лицо типчику в костюме, который только что шарил у него за пазухой. Я тут же перехватил типа за воротник пиджака и сильно приложил спиной на противоположную стенку тамбура.

– Слушать сюда, – рыкнул я ему прямо в лицо. – Хочешь жить?

Тип в дешевом костюме преувеличенно активно принялся кивать головой, став похожим на китайского болванчика.

– Передай другим поездным ворам, чтобы оставили нас в покое, – произнес я спокойным тоном. – Следующих уже никто щадить не будет.

Я обернулся к Корню, стоявшему ближе всех к двери тамбура, кивнул ему. Слов не понадобилось – запорожец быстро справился с простеньким замком на ней и распахнул настежь. Поезд ехал достаточно быстро, и в тамбур ворвался поток горячего воздуха.

– Выбрасывайте эту падаль по одному, – велел я Корню и Дорчжи, и те споро принялись за дело.

Один за другим полетели на насыпь трупы фальшивых крестьян, за ними – двое типчиков в дешевых костюмах. Тот, что был без сознания, так и не очнулся и молча отправился на насыпь, а вот второй орал, словно его резали. Конечно, Корень и Дорчжи не особенно с ним церемонились, стараясь только в крови не испачкаться.

– Сам прыгать будешь или выкинуть? – участливо спросил я у последнего бандита.

– Сам, – снова закивал китайским болванчиком тот.

Мне пришлось его лишь слегка подтолкнуть в нужном направлении. Перекрестившись перед прыжком, жулик ухнул с поезда – только его и видели.

– Теперь понял, чем чревата может быть твоя неосторожность в следующий раз? – высказал я Дорчжи, но этим и ограничился. Незачем и дальше пилить парня, точно сварливая жена.

Дорчжи кивнул и ничего отвечать не стал. Да и что тут скажешь? Он осознавал, что виноват, и понимал, что все могло обернуться для него куда хуже, не поспей мы вовремя.

Дорчжи быстро привел в порядок одежду, однако с лицом, на котором уже наливались будущие синяки, ничего не поделать. Но раз ничего не исправишь, то лучше смириться и вернуться в вагон в максимально приличном виде. Что мы и сделали. Благо в крови никто сильно не испачкался и даже в лужи, натекшие от жулика со сломанной ногой и трупов фальшивых крестьян, не наступил.

Купе наше занимали Армас и Вахтанг. Они едва скрывали свое беспокойство. Еще немного – и оба ринулись бы в тамбур, выяснять, что же там произошло.

– Не было проблем с нашими местами? – как можно непринужденней спросил я у Армаса.

– Никаких, – ответил тот.

– Те, кто занимали их, только увидели мою рожу и тут же сбежали, – усмехнулся Вахтанг.

– Решили не связываться с витязем в тигровой шкуре, – поддержал шутку Корень, преспокойно усаживаясь на свое место.

Я бросил взгляд на Дорчжи – парень держался молодцом, и не скажешь, что только что на его глазах прикончили несколько человек. Он и сам имел прямое отношение по крайней мере к одному серьезному увечью. И трупы выкидывал с отменным равнодушием. Однако, как долго оно продлится, я сказать не мог. Бывало, что и опытных бойцов накрывало, что уж говорить о парне, вряд ли прежде участвовавшем в чем-то подобном сегодняшней потасовке в тамбуре. С другой стороны, это даже полезно для него – неплохой урок перед грядущими боями на арене в Бухаре. Уж там-то крови будет предостаточно, а о жестокости и говорить не приходится.

Несмотря на мои опасения, Дорчжи вел себя вполне спокойно, он даже задремал, когда солнце скрылось за горизонтом и дневная жара немного спала. Сон постепенно сморил и остальных, и вскоре вагон привычно наполнился храпом и посапыванием. Я сложил руки на груди и прикрыл глаза, казалось, лишь на секунду, чтобы открыть их снова среди крымской пыли и жары.

Наверное, этот сон мне навеяла жуткая духота, стоявшая в поезде. Скорее всего, именно так чувствовал себя Конрад фон Эрлихсхаузен – тот самый Готский рыцарь, которого я спровоцировал перед атакой на Арабат. Он искренне и яростно ненавидел меня, точно так же искренне и яростно, как и всех славян. Он считал нас низшей расой, Untermensch, которых следует уничтожить, а тех, кто пригоден для простейшей работы, обратить в рабов. Тем более что многие из крестьян, трудящихся на полях России, и не поймут разницы – ведь они рабы своих господ и лишь сменят одного хозяина на другого.

Вот с таким настроем шел в бой благородный рыцарь Конрад фон Эрлихсхаузен. Он облачился в полный тяжелый доспех, изготовленный лучшими оружейниками Нюрнберга. Конь его был закован в латы ничуть не легче и потому галопом мог проскакать не больше полусотни метров. Как раз столько, сколько нужно, чтобы набрать силу для таранного удара, перед которым не устоит ничто. Щита Конрад не носил. Его заменял утолщенный левый наплечник, из-за которого левой рукой рыцарь мог только держать поводья. Ну да больше и не надо. На поясе его висели ножны с длинным мечом, однако это больше дань традиции и рыцарственности. В бою Конрад больше полагался на тяжелую булаву и длинное копье со стальным наконечником.

Взобравшись с помощью оруженосцев на коня, Конрад захлопнул забрало и привычно вдохнул запах металла, разогревшегося на жаре. Он любил его, потому что всегда напоминал о Крестовых походах против богопротивных сарацин. Конечно, Конрад не участвовал в них, но любил воображать себя одним из бесстрашных крестоносцев, несущих истинную веру в те земли, от которых отвернул Господь свой лик.