Большая игра - Сапожников Борис Владимирович
– Дорчжи, – постаравшись не слишком исковеркать имя парня, обратился к нему Корень, – идем с нами. Командир, сколько выделишь на… эту, как ее… – Он прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить, что я ему говорил в свое время.
– Культурную программу, – усмехнулся я, отсыпав в подставленные ковшиком ладони запорожца рубля три серебром и медью – сдачу с империала, которым я заплатил за наш проезд до Астрахани. – Вполне хватит обоим, – кивнул я, убирая кошелек.
– Ну не особо разгуляешься на эти-то деньжищи, – быстро пересчитал монеты Корень.
– Вот и правильно, – осадил его вечно недовольный этими самыми «разгулами» Корня и Ломидзе Армас. – Нечего деньги просаживать на кабаки и женщин.
– А для чего тогда вообще драться на арене? – задал риторический вопрос философским тоном Ломидзе, приняв при этом вид совершенно романтический и разрушая обычный свой образ недалекого кавказского человека. – Зачем проливать свою кровь, если не тратить заработанное на вино и женщин?
Мишин отвернулся от них, всем видом стараясь показать, что ничего общего иметь с этой парочкой не желает.
– В этот раз без тебя, командир? – спросил Корень, хотя ответ ему был заранее известен.
Он и не стал дожидаться его, а обернулся к Дорчжи:
– Так что ты решил, парень? Ты с нами или в гостиницу коротать вечер с командиром и Армасом?
Дорчжи глянул на меня, будто прося разрешения, и я посчитал, что сейчас лучший момент, чтобы напомнить, как изменилось его положение.
– Запомни, Дорчжи, – сказал ему я, – ты больше не ученик. Ты человек свободный и имеешь право распоряжаться своей жизнью так, как тебе угодно. Я капитан твоей команды, но это не значит, что ты должен передо мною в чем-то оправдываться или просить разрешения. Теперь твоя жизнь только в твоих руках, понятно?
– Да, – неуверенно произнес Дорчжи и обернулся к Корню с Вахтангом: – Да, я с вами.
– Наш человек, – хлопнул его по спине Князь, и вместе они направились вверх по деревянному настилу прочь с пристани.
– Где встречаемся, командир? – спросил у меня Корень, прежде чем последовать за ними.
– Вон, – махнул рукой я на ближайшее здание, возвышавшееся над пристанью, – в том доходном доме. Думаю, там будет пара нумеров. Я сниму. Ключ оставлю у управляющего, так что не сильно шумите, когда будете возвращаться.
– На выезд с цыганами ты нам денег не дал, – пожал плечами Корень.
– Вы и сами не хуже цыганского табора шорох наводить умеете, – усмехнулся я.
Управляющий домом, оказавшийся к тому же его хозяином, нормально отнесся к моей идее оставить у него ключ для загулявших товарищей.
– Это нынче у нас затишье, – произнес он с какими-то мечтательными нотками в голосе, – а вот придет время ярмарки, тогда всем тесно станет. А у меня бессонница от возраста развилась давно уже, – добавил он, – так что пускай приходят хоть в полночь-заполночь. Главное, чтобы других жильцов не будили.
За это я поручиться не мог, однако уверил хозяина небольшого доходного дома в том, что мои товарищи будут вести себя исключительно тихо. Он не поверил мне, но виду не подал.
– Послушай, Армас, – сказал я Мишину, повернувшись к нему, вставать и даже садиться никакого желания не было, – а что ты делаешь со своей частью выручки за победы? Корень с Вахтангом все, что не прогуливают, держат у меня и на эти деньги покупают какое-нибудь понравившееся им оружие. Думаю, в Бухаре оба обзаведутся какими-нибудь новыми игрушками. Гладкий, царствие ему небесное, отправлял большую часть семье, куда-то в Таврическую губернию. Он мне как-то говорил даже название своего села, но я позабыл. Ему оттуда письма слали постоянно – вся деревня на него молилась буквально. Родственники дома новые справляли, свадьбы играли остальным на зависть, скотину заводили новую – богатели, в общем. Я им отправил всю его долю за Лондиниумские игры и то, что после было. А вот, что ты со своими деньгами делаешь, я ума не приложу. Сколько раз задавался этим вопросом, но ответа на него у меня нет.
– Я с тобой уже почти два года, командир, – усмехнулся в усы Мишин, – а ты только сейчас решил меня об этом спросить.
В тоне его не было ни капли осуждения – только удивление. Я в ответ лишь плечами пожал. А что мне еще оставалось? Он был прав на все сто.
– В банк я деньги кладу, – сказал Мишин. – У меня длительные вклады под небольшой процент в нескольких банках. И в наших, и в заграничных. Когда придет время закончить карьеру, я возьму эти деньги и куплю на них хутор в родных местах. Свиней заведу и кур, женюсь на вдовушке, если Бог даст, еще и детей приживу.
Я был обескуражен его словами. Да что там – у меня просто слов не было. Конечно, Армас человек приземленный, и мечты у него вроде бы самые что ни на есть простые, но какие-то совсем уж стандартные, будто штампованные с одного клише. Свой хутор, свиньи, куры и теплая вдовушка под боком – что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?
– Послушай, – наконец, произнес я, – но ведь скопленного, даже под низкий процент, уже хватит и на хутор, и на свиней, и на сватовство к достойной женщине, ведь так?
– Но мне все еще интересно драться на арене, – с совершенно серьезным видом ответил Армас, и я так и не понял до конца, подшучивает он надо мной или нет.
С людьми вроде него этого никогда не поймешь до конца, они всегда просто убийственно серьезны.
Ушедшие в загул Корень, Ломидзе и Дорчжи вернулись уже глубоко за полночь. Без цыган, зато с гитарой. Они грохотали по деревянному полу каблуками, а по коридору разливались трели струнных переливов. Наигрывал, конечно, картлиец, вряд ли Дорчжи умел так хорошо, а уж Корень был напрочь лишен музыкального слуха, и если затягивал распевную казацкую песню, то фальшивил настолько самозабвенно, что хотелось прикончить его на месте.
– Не для меня придет весна, – как по заказу запел Корень, отчаянно фальшивя. – Не для меня Днепр разойдется, и сердце радостно забьется в восторге чувств не для меня!
Однако продолжать не стал. Хлопнула дверь снятого мною для них нумера, отрезав все звуки. Успокоенный тем, что загулявшие бойцы вернулись и теперь нормально переночуют, я повернулся на бок, замотался как следует в одеяло – ибо ночью уже было весьма свежо – и заснул.
Все мои крымские сны можно в той или иной мере назвать кошмарами, однако этот был даже среди них чем-то из ряда вон. Я плохо запомнил его – сон разбился на череду мелких эпизодов. Первым оставшимся в памяти была моя последняя встреча с Дереком Лэйрдом. Он сидел верхом на отличном коне рядом с другими британскими офицерами, одетый в красный мундир с белой перевязью.
– Я думал, вы отправились домой сразу после нашего поединка, – заявил я, глядя на него снизу вверх.
Офицеры прибыли для последних переговоров перед атакой на Арабат. Условия они выдвигали те же самые, что и перед атакой Готских рыцарей, соглашаться на них я, конечно же, не собирался.
– Временный патент, будь он неладен, – буркнул Лэйрд, – теперь я обязан отработать весь его срок.
– Надо было внимательней читать контракт, – усмехнулся я, шутливо отдавая ему честь, – особенно когда имеешь дело с англичанами.
– Если вы окончили пикировку, – ледяным тоном бросил капитан Чэдлер, откинувший всю свою показную симпатию по отношению ко мне, – то мы откланяемся и атакуем вас ровно через четверть часа.
Британцы славились своей пунктуальностью – не подвели и на этот раз. Стоило мне захлопнуть крышку карманных часов и выглянуть из-за невысокого бруствера, как увидел первые шеренги наступающих. Точно в назначенное время. В первых рядах шагали ландскнехты, нанятые тем же принцем Альбертом для поддержки Готских рыцарей. Во время атаки всадников они то ли не успели, то ли не пожелали поддержать их, но теперь уверенно наступали впереди британских шеренг. Закованные в броню, лишь немногим уступающую рыцарской, с двуручными мечами на плечах и широкими тесаками за поясом, одетые богато и пестро, они демонстрировали нам свою силу, желая одним только видом сломить. За ними поднимался в небо целый лес пик и алебардных лезвий – это уже британская пехота. Солдаты ее шагали ровными рядами, будто на параде, стучат башмаки, и мне кажется, что я слышу поскрипывание кожи и позвякивание легких доспехов. Офицеры спешились, не желая получить шальную стрелу или болт. Выкатывают на позиции баллисты и скорпионы люди лейтенанта Коупленда, минута – и в сторону Арабата летят первые снаряды.
