Николай Чергинец - Русское братство
Степаненко впитывал каждое слово Губермана, словно губка воду.
— Поймите, не патриотизм приводит этих людей сюда, а самый обычный собственный шкурный интерес. И это так просто понять… И Союз они развалили не потому, что завидовали нам… Нет. Наш советский, все нараставший хаос угрожал их пусть себе и мещанскому, комфортабельному благополучию. Вот в чем вопрос. Нет, надо быть умным, надо учиться… А за комфорт в настоящем, и обеспечение такого же комфорта в будущем американец готов напечатать и выложить любую сумму баксов.
— То-то и оно, что напечатать! — сокрушился Степаненко.
— Вот именно, напечатать, — сказал Губерман. — МВФ откуда деньги берет? Из кармана американского налогоплательщика, да? Это мировая эмиссия! Ладно, давайте о наших баранах. Вас устроит, скажем, миллион?
— Миллион? — поразился Степаненко.
— Да, миллион. В американской валюте, — Губерман смотрел серьезно.
«Миллион меня точно устроит, — подумал Степаненко. — Вернее, Иру и ее детей. Только Борис Исаакович, похоже, считает меня соловьем, которого можно кормить баснями».
Он чуть склонил голову, повернув к стене и вдруг увидел в окне, как на тротуаре появились две пары чьих-то ног. Впрочем, прохожие то и дело проходили мимо, и в этом мелькании ног ничего удивительного не было. Но ноги, одна пара в грязных кроссовках, другая в каких-то кожаных штиблетах с кисточками, остановились. Окно было расположено по отношению к тротуару таким образом, что ноги можно было видеть до колен, то есть можно было определить, в каких брюках были прохожие. Оба остановившихся напротив окна прохожих были одеты в камуфляжные армейские брюки.
Несколько секунд Степаненко, слушая монотонный голос Губермана, пуская густой сигарный дым, наблюдал за этими ногами.
— Поймите, иностранцы «положили» глаз на будущее России. Они заплатят любые деньги, чтобы суперсовременный процессор — «Эльбрус», быстродействие которого на несколько порядков выше зарубежных аналогов, либо остался что называется под сукном, или же оказался там, у них, в Силиконовой долине…
Степаненко не сводил глаз с показавшихся ему подозрительных ног. Он не совсем понимал, что сейчас ему говорит Губерман.
— Уже сейчас акции фирм, представители которых контактировали с разработчиками «Эльбруса», довольно ощутимо пошли вверх. Идет натуральная перекачка средств в эти фирмы, обещающие многомиллиардные прибыли. Я согласен, что кое-что в моем бизнесе незаконно. Но кто сейчас может достойным образом продавать то, что по праву принадлежит России. Я лавирую в сложнейшем переплетении интересов — МВД, ФСБ… И все подконтрольно Президенту. Я не говорю о вас. Но ваши коллеги готовы лишь выслужиться, неважно, что открытие не состоится.
Каждый тянет одеяло на себя. Одни ученые уезжают… другие зажали свои открытия до лучших времен. А тут еще бандиты, эта так называемая братва вмешивается… Нет, один честный майор ФСБ, Максим Степаненко, сам по себе ничего не сделает.
— Откуда вы знаете мою настоящую фамилию?! — воскликнул Максим, не сводя глаз с ног, которые по-прежнему топтались перед окном. И вдруг ему в голову тюкнуло, что это сочетание кроссовок, штиблет и камуфляжа не просто подозрительно, но и смертельно опасно.
Не успел он справиться при помощи анализа с этим «тюком» в голову, как человек, обладатель кроссовок, опустился на одно колено. Степаненко не увидел лица человека, только его руки. И в этих руках он увидел нечто более существенное, чем лицо, — он увидел укороченный автомат Калашникова с длинным черным цилиндром глушителя.
В следующее мгновение Степаненко отпрянул в сторону, вырывая на лету из подплечной кобуры свое собственное оружие, и сразу же вслед за этим автоматная очередь прошила стекла окна, роллеты и наполнила помещение сизоватым пороховым дымом. Пули с глухим долбающим звуком ушли в противоположную от окна стенку.
Стрелявший не видел Губермана: тот сидел у самого окна, прислонившись спиной к стене. Стрелявшему была видна, и то с трудом, его шевелюра над краем подоконника. Но стрелок целился в Максима, тоже коренастого, и тоже в белой тенниске.
Стеклянные брызги накрыли хозяина кабинета. Он охватил голову руками и сполз под стол. Следующая очередь с характерным сталистым звоном вконец размолола роллеты и изрешетила противоположную стену. Степаненко давно лежал на полу. Он прополз в маленькую прихожую. Он не сомневался, что убийцы наверняка пройдут в кабинет, чтобы убедиться в результатах своей работы. Ведь это так просто — обойти угол здания, толкнуть дверь и заглянуть внутрь. На это им потребуется не более десятка секунд. Тягаться со своим пистолетом против автомата Степаненко не намеревался. Он взглянул вверх, на потолок, где был открыт люк. Он мог вспрыгнуть на стол, подтянуться на руках и оказаться на первом этаже здания. На это уйдет две-три секунды. На первом этаже окна распахнуты — можно уйти через любое.
Но ведь не за ним же охотились убийцы?! Им нужен был Губерман! А он был еще жив! Охотники перепутали его, майора ФСБ Максима Степаненко, с Губерманом. Теперь они постараются убрать обоих. Степаненко — ненужный свидетель.
Губерман успел столько рассказать! А сколько еще знает?! Его нужно было во что бы то ни стало спасти! Действовать нужно молниеносно!
Степаненко метнулся к столу, нагнулся, взял Губермана за шиворот и рванул вверх, пистолетом указывая путь вверх, в люк.
— Быстро! Вверх.
Губерман успел немного прийти в себя, засуетился, схватил органайзер, стал срывать пиджак со спинки кресла.
Уже скрипнула первая, наружная дверь, затем кто-то ударом ноги распахнул ее. Степаненко не раздумывая три раза подряд выстрелил в предбанничек. Послышалось матерное ругательство. Степаненко еще выстрелил несколько раз подряд, подталкивая Губермана пистолетом, чтобы тот взбирался на стол. Но тот все еще возился со своим пиджаком. Не теряя ни секунды, Степаненко прыгнул на стол, на ходу оттолкнулся прыжковой ногой, вцепился в край люка, быстро поджался на руках и взметнул тело наверх. Через секунду он был уже на свежекрашеном полу первого этажа.
Вслед за ним наверх вылетела папка под крокодиловую кожу с молнией из желтого металла. Черт побери! Знакомая вещь! Да ведь это папка Колешко.
Степаненко свесился в люк и протянул руку уже стоявшему на столе Губерману. Тот, к его удивлению, протянул вначале пиджак. Степаненко схватил пиджак и в сердцах швырнул его обратно, вцепился в руки Губермана и стал тащить его наверх. В любую секунду убийцы могли открыть огонь из предбанничка или же просто швырнуть в помещение гранату через разбитое выстрелами окно.
Но Губерман, по-звериному осклабившись, вырвался из рук Максима, нагнулся, схватил пиджак, что-то вытащил из внутреннего кармана и только тогда протянул руки вверх. Степаненко немного позже понял, почему бизнесмен возился с пиджаком. Он достал из него небольшую, толстенькую замызганную от частого и длительного уже употребления записную книжечку, которую и держал в руках, когда Степаненко стал тащить его вверх.
Ну до чего же грузен был Губерман! Будь он полегче, Степаненко запросто выхватил бы его из люка. Но пока он тянул его, раздалась шипящая, словно плюющаяся автоматная очередь. Ноги, таз, даже живот Губермана, все еще остающиеся в полуподвальном помещении, были прошиты пулями.
Степаненко почувствовал: по телу Бориса Исааковича пробежала ужасная конвульсия. Он стал почему-то в три раза тяжелее, но Степаненко все же втянул несчастного бизнесмена наверх. Тот судорожно вцепился в него, широко раскрыв рот от боли и удивления.
Степаненко быстро оценил ситуацию. Ясное дело, они станут добивать Губермана, чтобы быть уверенными в его смерти. Кроме того, им не нужен свидетель, то есть он, Степаненко. В любой момент кто-либо из бандитов мог показаться или в окне, или войти на первый этаж через известную им дверь. Ведь это они совсем недавно ходили по первому этажу!
Надо уходить, уходить через окна, выходящие в заросший внутренний двор: высокая крапива и лебеда заглядывали внутрь оконных проемов.
Степаненко, не выпуская пистолет, ухватил Губермана под обе руки и потащил его к окну. Но дотащить не успел. В окне, расположенном с торца здания, как раз над входом в полуподвальное помещение, мелькнула тень, и в следующее мгновение раздался уже знакомый сталистый, харкающий звук.
Губерман дернулся в его руках, прошитый еще одной очередью, а Степаненко, бухнув наугад из пистолета в сторону окна, инстинктивно залег за обмякшее тело бизнесмена, прикрываясь им как своего рода защитным барьером.
Это было нехорошее движение, эгоистическое — прятаться за другим, но в тот момент Степаненко не был способен ни размышлять, ни давать моральные оценки собственным поступкам.
Жуткий, мертвящий страх овладел им, когда раздалась автоматная очередь и он мгновенно понял, а скорее позвоночником почувствовал: в пустой гулкой комнате, на голом, скользком, недавно выкрашенном, с еще не совсем высохшей краской полу перед шестью или восемью настежь распахнутыми окнами он отличная мишень. Тем более мишень, что в руках пистолет с пустой обоймой — при последнем выстреле затвор с клацающим звуком отошел в заднее крайнее положение.
