Джек Хиггинс - За час до полуночи
И что-то в нем надломилось. Браунинг в его руке дрогнул. Он отступил на шаг назад, потом еще. Не знаю, что на него так подействовало. Возможно, все вместе: мое неумолимое приближение, презрение к смерти, непреклонное выражение лица – психологически сломило его. Во всяком случае, он не выдержал – и не смог нажать на курок.
– Не подходи ко мне! Не подходи!
Он быстро отступил на три шага назад, оступился, задев за низкий парапет, и полетел вниз с отчаянным криком.
Я остановился, покачнулся и выронил «лупару».Роза уже была рядом и обнимала меня. Ее лицо в слезах уткнулось мне в плечо. Я отрешенно погладил ее по голове, шатаясь, подошел к парапету и заглянул за него. Бёрк лежал, раскинувшись на ступенях террасы, в шестнадцати футах внизу.
Когда я обернулся, рядом уже стояли мой дед. Марко и еще три сурового вида джентльмена, решительно сжимавшие пистолеты-автоматы в руках и готовые немедленно пустить их в дело.
– Слишком поздно, – еле выговорил я. – Все кончено.
Барбаччиа подошел ко мне.
– С тобой все в порядке?
– Со мной? Со мной в порядке. Только Бёрк и его друг мертвы и пара людей Хоффера слегка пощипаны. Как думаешь, сколько мне дадут? Десять лет? Пятнадцать? Рим не любит такие истории последнее время. Отпугивают туристов.
Он положил руку мне на плечо.
– Стаси, послушай меня. Все это ерунда. Бёрк и его приятель уйдут так глубоко под землю, что их никто никогда не найдет. С остальными я все улажу. Они знают, что нельзя идти против мафии.
– Вот и прекрасно, – воскликнул я. – Говоря по правде, я по горло сыт тюрьмой и у меня другие планы, например покинуть Сицилию первым же самолетом завтра утром.
Деда так ошарашило мое заявление, что он в растерянности произнес:
– Стаси, ты не понимаешь, что говоришь. Ты должен остаться со мной.
– Должен? – Я громко расхохотался. – И пальцем ради тебя не пошевелю. У меня есть новости. Нынче ночью я узнал, кто убил мою мать. Ты!
Я сказал ему самые жестокие слова, какие только могли сорваться с моих губ в гневе, но они были правдой. Он поник, сразу обмяк и постарел на глазах. Я повернулся и; растолкав его бравых ребят, пошел к выходу, неожиданно почувствовав себя очень уставшим.
У меня поплыло перед глазами, когда подошел к лестнице, и тут же чья-то рука не дала мне упасть. Меня поддержала Роза. Она уже не плакала, и я почувствовал, что она гордится мною.
– Я пойду с тобой, Стаси.
– А ты умеешь готовить?
– Ты никогда не пробовал такой пиццы.
– Тогда ты мне подходишь. Но только с одним условием. Мы поженимся завтра же. Я сыт по горло кочевой жизнью.
Из глаз у нее опять полились слезы, и мы стали спускаться по лестнице. На втором этаже я остановился.
– Мои вещи, наверное, все еще в этой комнате. Сложи их в сумку и собери все, что тебе нужно самой. Не забудь паспорт. Я жду тебя внизу. И дай мне мой бумажник.
Она протянула его мне и пошла собираться. Дождь пошел снова. Когда я спустился на террасу перед входом на виллу, он уже лил как из ведра.
Лежа на спине, Бёрк выглядел вполне безмятежно, хотя его поза говорила о том, что у него сломан позвоночник и проломлен затылок.
Множество мыслей пронеслось у меня в голове, когда я склонился над телом. Вспомнил нашу первую встречу в «Огнях Лиссабона». Если бы только можно было остановить мгновение, если бы только мы не менялись! Но суть жизни в переменах.
Я чувствовал смертельную усталость. Все, о чем мечтал, – это найти какое-нибудь убежище от темноты и дождя. А поскольку мне везло больше, чем может везти человеку, я знал, что Роза обязательно его найдет. Роза и листок бумаги стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, спрятанный за подкладку в моем бумажнике, – вот все, что мне сейчас нужно. Я криво усмехнулся, вспомнив, как он торжественно запечатывал вощеный конверт с пустым расходным ордером, когда я подменил настоящий чек во время нашего похода в банк.
Бедный Шон! Бедный Шон Бёрк! Я достал «смит-и-вессон», бросил ему на грудь и так оставил их лежать под дождем. Незавидный обмен, для него – точно, но не для меня.
