Джек Хиггинс - За час до полуночи
Чиккио отступил в холл, а я повернул ее лицом к свету, который проникал из коридора. Синяков и кровоподтеков у нее на лице было больше, чем мне показалось сначала, и жгучая боль пронзила меня.
– Он насиловал тебя?
Она не стала отрицать, гордо вскинула голову и заявила:
– Я тоже оставила не нем свои отметины.
При виде моего лица Чиккио начал поспешно пятиться, все еще пытаясь зажать свою кровоточащую руку.
– Пожалуйста, синьор. – Он изобразил улыбку заговорщика. – Эта женщина – шлюха с задворок Палермо. Всем известно, откуда синьор Хоффер вытащил ее.
Он опять заискивающе улыбнулся, стоя спиной к лестнице, и ярость закипела во мне.
– Тебе смешно? Ты любишь шутки? Попробуй вот эту.
Я ударил его ногой в пах изо всех сил. Он взвыл и согнулся пополам. Правым коленом в лицо я отбросил его назад и отправил вниз по лестнице. Он дважды перевернулся через голову и грохнулся на площадку. Мгновение лежал неподвижно, потом, к моему удивлению, поднялся и, шатаясь, заковылял прочь, поддерживая болтавшуюся как плеть руку.
Я повернулся к Розе:
– Если тебе когда-нибудь станет стыдно своего прошлого, скажи мне об этом. Я тебе предложу на выбор несколько случаев из своей жизни, и ты почувствуешь, что чиста, как весталка. А сейчас мне надо идти. Бёрк ждет меня наверху, в саду на крыше.
– Нет, Стаси, их там двое. Они убьют тебя.
– Не думаю. Хотя, с другой стороны, все возможно в нашей жизни. – Я достал бумажник из кармана и отдал ей. – Если что-нибудь случится со мной, здесь ты найдешь то, что тебе поможет. А сейчас одевайся и жди меня в одной из машин внизу.
Я уже уходил, но она остановила меня и, не целуя, молча прижалась ко мне всем телом. Лицо ее выразило все. Нежно отстранив ее, я пошел к лестнице. Роза проводила меня взглядом, полным отчаяния.
Глава 18
На площадке третьего этажа дверь оказалась открытой. В саду вновь включили свет; таинственно мерцая мокрой листвой, он благоухал после дождя.
Прежде чем пересечь холл, я задержался на секунду, обдумывая тактику. Откуда он ждет меня– вот главное.
Несколько шагов – и я оказался в темном кабинете. Неизменные стеклянные двери, заменявшие наружную стену, были открыты. Неожиданно на меня нахлынули безразличие и усталость. Какой-то фатализм овладел мною, и я вдруг осознал, что уже ничто не имеет значения. Бёрк и я достигли предопределенной точки. Случится то, что должно случиться.
Я миновал кабинет тремя огромными прыжками и очутился в саду.
Его голос прозвучал внятно:
– Я здесь, Стаси. И знаю, что ты рядом.
– Ты и я, Шон? – откликнулся я. – Больше никого?
– Как всегда, парень! – Чем, круче был его ирландский акцент, тем меньше я ему доверял. – Пьета здесь нет. Он пошел на взлетно-посадочную полосу с нашим багажом. Мы улетаем сегодня ночью.
Он искренне врал. Конечно, врал, потому что, сколько бы Хоффер им ни заплатил, оставался еще чек на предъявителя на пятьдесят тысяч долларов в банковском сейфе в Палермо. Сегодня, в воскресенье, он не мог получить по нему деньги. И уж ни за что не бросил бы их.
Но, подчиняясь какому-то странному фатализму, я все же решил принять его игру и вышел из тени папоротников в узкий проход, увитый виноградом. Бёрк стоял в тени за кованым чугунным столиком с руками за спиной.
– Что ты там прячешь, Шон? – крикнул я.
– Ничего, Стаси. Ты что, мне не веришь?
– После гор, после Каммарата?
Он вытянул вперед пустые руки.
– Сожалею, что так вышло, но я знал, что ты никогда не согласишься убить девушку. – Он покачал головой и сказал с восхищением: – Но ты, Стаси, неуязвим. Господи, я думал, тебя разнесло на куски.
– Теряешь форму, Шон. Стареешь, – усмехнулся я. – Если хочешь знать, ты и с девушкой промахнулся. С ней уже все в порядке. А вот Хоффер пострадал от тебя больше всех. Наверное, сейчас держит ответ перед дьяволом. – Смысл моих слов дошел до него, и улыбка исчезла с лица. – Ты поганая тварь, Шон. И всегда был таким, только я этого не замечал, – с презрением произнес я. – Тебе нет прощения за то, что ты сотворил в горах. Вы с Хоффером славно споетесь, когда встретитесь снова.
– Ты не сможешь хладнокровно убить меня, Стаси, после всего, через что мы прошли вместе.
Он встал, широко раскинув руки.
– Смогу. Так и сделаю.
Но тут за моей спиной раздался крик Розы.
Я отскочил и упал лицом в землю. При этом страшная боль пронзила мое плечо. В тот же момент примерно в восьми футах от меня из зарослей выскочил Пьет Джейгер.
По какой-то странной случайности у него в руках оказалась «лупара», вероятно принадлежавшая кому-нибудь из людей Хоффера. Неплохое оружие для убийства с близкого расстояния.
Я выстрелил в него трижды, послав две пули в сердце, а третью – в горло, когда он уже с грохотом падал, и вскочил, держа наготове «смит-и-вессон». Но на меня уже смотрел ствол браунинга в руке Бёрка.
– Он у меня всегда сзади за поясом, – улыбнувшись, объяснил Шон. – Так кто из нас промахнулся?
– Даже не прольешь слезу по своему любовнику? – спросил я.
Его лицо окаменело.
– Так знай, ты, ублюдок, я давно мечтал тебя прикончить.
– Но я был тебе нужен, не так ли? Жаль, что до меня это дошло только сегодня ночью. Поэтому ты приказал вынести меня, раненого, в той операции в Лагоне. Без меня ты ничто. – Я зло засмеялся. – Великий Шон Бёрк – пустышка. Все твои гениальные решения, все твои планы рождались в моей голове. Без меня ты ноль, пустое место. А я, идиот, считал тебя чуть ли не Богом. Без меня ты вообще не попал бы в Каммарата и не подошел бы ближе, чем на десять миль, к Серафино и его людям.
– Жалкий дурачок! – Он театрально закатил глаза. – Решил, что я не обойдусь без тебя в Каммарата? И вытащил из Египта, вместо того чтобы оставить там гнить?
– Ты можешь представить другое объяснение?
– А как тебе понравится это? – Теперь он смаковал каждое слово. – Голова Вито Барбаччиа – вот ставка Хоффера. Но добраться до него он не мог, пока не нанял меня. А я вспомнил о своем старом друге Стаси, гниющем в «яме» в Фуаде. Нам пришлось решать проблему, как попасть на виллу Барбаччиа, – машины посетителей за ворота не пропускали. Но коснется ли этот запрет внука Барбаччиа? Стоило попробовать. – Я уставился на него, и он громко расхохотался, впервые с тех пор, как я его знал. – Двое убийц той ночью прибыли на виллу в багажнике нашей машины. Вот как они туда проникли. Моя идея, Стаси. Ну, что скажешь? Напоминает троянского коня. Ради нее стоило вытащить тебя из Фуада.
Не знаю, какая доля правды была в его рассказе, но едва ли только ради этого меня освободили из Фуада. Нет, как бы ни пытался он отрицать, без меня они не могли обойтись в операции в горах Каммарата. Но, с другой стороны, я действительно когда-то говорил ему о своем деде, и имя, которое, в сущности, тогда ничего для него не значило, могло приобрести новое звучание, когда он услышал его от Хоффера.
Итак, этот подонок использовал меня еще раз. Ирония заключалась в том, что тогда все сорвалось из-за меня. Только теперь я понял, почему он так старался убить мальчишку с «лупарой» в саду той ночью – хотел сохранить все в тайне.
Я припал на колено и вскинул револьвер, но он остановил меня:
– Не теряй зря времени. Я же считал. Одна в саду, одна в доме, три в Пьета. Всего пять, как всегда, у тебя в барабане. Если, конечно, ты не перезарядил револьвер по дороге на крышу.
Это была игра– чудовищная игра, в которой каждый из нас исполнял свою роль.
–Нет. Ты прав, он пуст. – Я опустил «смит-и-вессон» в карман.
– Ну, вот и все, Стаси, – подытожил Шон. – Много воды утекло со времен «Огней Лиссабона».
Я поднял «лупару».
– Знаешь, что это такое?
– Конечно. Хоффер показывал мне. Мафия любит их – традиционное оружие вендетты.Бесполезна дальше шести футов. Тебе придется подойти ближе, Стаси.
– И подойду. – Я выпрямился и взвел курок. – Посмотрим, на что годен один, без меня за спиной.
Конечно, он был прав. Обрез охотничьего ружья не давал мне ни малейшего шанса попасть в него с того расстояния, на каком он сейчас от меня находился.
Я медленно пошел навстречу своей смерти. Сзади опять пронзительно закричала Роза. Где-то поблизости послышался шум мотора, потом еще одного, захлопали дверцы автомашин и раздались голоса. Приехала мафия, но слишком поздно.
Только дождь, я и Бёрк – вот в каком треугольнике сошелся клином белый свет. Он стоял в конце темного прохода, сверля меня взглядом. На его неподвижном лице заострилась каждая черта. Нас обоих словно загипнотизировали.
И что-то в нем надломилось. Браунинг в его руке дрогнул. Он отступил на шаг назад, потом еще. Не знаю, что на него так подействовало. Возможно, все вместе: мое неумолимое приближение, презрение к смерти, непреклонное выражение лица – психологически сломило его. Во всяком случае, он не выдержал – и не смог нажать на курок.
